Михаил Булгаков пишет в "Белой гвардии", что еще в начале семнадцатого года в Киеве, "в садах самого прекрасного города нашей Родины" жило "беспечальное, юное поколение", уверенное, что "вся жизнь пройдет в белом цвете, тихо, спокойно, зори, закаты, Днепр, Крещатик, солнечные улицы". Все-де обрушилось, когда пришло известие о падении самодержавия, в первых числах марта 1917-го.

Тебя, читателя, бьет током: а не 28 июля 1914 года, когда началась Первая мировая война?! Верить, что юное поколение киевлян оставалось беспечальным в продолжение двух с половиной лет мировой войны?! Не ведало о гибнущих земляках, не встречало безногих, безруких, слепых на солнечных улицах своего прекрасного города? Как с этим быть? Кто знает...

Наиболее известные действующие лица того года в Украине – националистическая молодежь левых взглядов. Они желали социализма, каждый – своего. Отнять и поделить, землю – прежде всего. Это привлекло к ним село. Впрочем, оно и без них принялось бы за черный передел. "Если Украина не будет социалистической, нам не нужно никакой". Это было сказано виднейшим из них, тем самым, кому приписывают изречение, что российская демократия заканчивается там, где начинается украинский вопрос, – писателем Владимиром Винниченко. Украинский же вопрос встал сразу, как только до Киева – русского Киева с вкраплением украинства – дошло известие об отречении царя. Откуда что взялось! Вдруг объявились люди, и много людей, молодых, которые решили сделаться здесь властью – не частью общегосударственной, той, что в Петрограде, а отдельной, украинской, более или менее самостоятельной, с центром в Киеве и охватывающей 9, а если повезет, то и больше из 51 губерний империи. При этом они и не подумали согласовать свое намерение с новым (Временным, демократическим, законнейшим!) правительством России – просто поставили его в известность.

Эти люди представляли общественные организации: партии, союзы, кружки, о которых мало кто знал, но спустя месяц поддержать созданную ими Центральную Раду в Киев по их зову приехало полторы тысячи таких же общественников из провинции. В конце концов было образовано правительство под названием Генеральный секретариат. Возглавил его упомянутый Винниченко. Правительство, пусть неизвестно откуда взявшееся, немыслимо без чиновничества, но о нем он отзывался совсем не так добродушно-укоризненно, как Гоголь. Эту коросту на теле нации немедленно соскрести, новых должностных лиц, понятно, избирать, сверху донизу. Лучшее в украинской поэзии стихотворение о том времени и начинается не с чего-нибудь, а с выборности:

На майдані коло церкви
революція іде.
— Хай чабан! — усі гукнули, —
за отамана буде.

Дерзость этих самозванцев кажется сверхъестественной. Все учреждения украинизировать, все, и желательно сразу. Армия? Какая армия при социализме? У нас будет народная милиция! До того, как быть разогнанными, они провозгласили "Украинскую народную республику", да, сорока двумя голосами Малой Рады из сорока семи явившихся ее членов, а всего их насчитывалось сотня с чем-то. Малая Рада была создана для текущей работы между сессиями Центральной… Их порицали – и продолжают – за то, то они меньше всего думали о соблюдении демократических норм и приличий. Как будто им больше не о чем было думать! Достаточно того, что они безостановочно говорили об этих спасительных штуках, правда – в высшем смысле. Богачей изведем, всех уравняем. Общей целью сделалась безотлагательная Справедливость с большой буквы, во всем и невзирая ни на что. На вопрос, почему же все пошло наперекосяк, сам собою напрашивается ответ: именно потому.

Над молодежью возвышался старец – 50-летний Михаил Грушевский. У него давно было готово для них учение, без которого они были бы как без рук. Украинский народ, мол, имеется в наличии, потому что имелся всегда. Это – раз, и это главное. Не суть важно, что он сегодня не знает, на каком языке говорит. Народ, далее по Грушевскому, – это простой, преимущественно сельский люд, а не его начальники и обиратели. Когда-то у него была государственность, которую силой и обманом отняла Россия. Возродить народ (возродить то, что всегда было и есть?) можно и нужно подъемом национального сознания. Это значит продвигать в толщу украинский язык, осознав огромное значение школы, печати, литературы. И так вот двигаться со всем человечеством к счастью, что и составляет-де смысл истории.

Вообще, лозунги, речи, воззвания, резолюции того времени представляли собой такой набор слов, от которого у нескольких оставшихся здравомыслящими людей отвисали челюсти. Надо же – выдумать нечто неслыханное: народ, состоящий только из бедноты физического труда! В одной из резолюций Центральной Рады, составленной все тем же профессором, можно было прочитать, что право "украинского народа" на автономию отвечает его "трудовым и национальным интересам". Национальным – ладно, хотя осознание этих интересов населением девяти губерний России никем установлено не было. А что значит, черт возьми, "трудовым"?! Ни у самой Центральной Рады, ни тем более у ее актива подобных вопросов не возникало. Это было время национально-революционной фразы – громкой, бессмысленной, но всем понятной, ибо услаждала слух. Потом горевали, что с этими же фразами на устах большевики ставили их к стенке.

19 мая в Киев из Петрограда прибыл военный и морской министр Временного правительства Керенский. Он стал втолковывать вождям Рады азы демократической законности, ради которой, собственно, и прогнали царя, а иначе зачем бы? Еще в этом году, говорил он, призывая их к терпению, состоится Учредительное собрание. Оно и решит, какой быть России, у кого сколько будет в ней прав, какой у кого будет статус. Ответ украинцев его ошеломил. Ему сказали, что автономия Украины – дело уже решенное. "В каком это смысле?! – вскричал Керенский. – Вы хотите поставить Собрание перед фактом?" – "Мы просто хотим восстановления нас в старых правах, – невозмутимо отвечал ему, а в его лице всему тогдашнему Русскому миру, Грушевский. – Решать судьбу Украины будет не Петроград, не Учредительное собрание, а она сама: здесь, в Киеве и в губерниях, населенных нами".

Керенский не знал, что и думать. Грушевский – профессор-историк. У него, как ему и положено, есть своя теория. У других историков – другие теории. Дело обычное. У каждого – своя. Но не каждый же так рьяно, с толпой учеников за спиной, требует повернуть ход событий в угодном ему направлении! Права, о которых он толкует, – дела давно минувших дней. С Переяславской Рады прошло 263 года. Никакой Украины тогда не было. Было Запорожское казачье войско. Поинтересуйтесь у тех, кого вы называете трудящимися, какого они племени. Большинство из них не знают слова "украинец". А вы, их не спросясь, но от их имени хотите учредить автономию Украины и тем самым развалить Россию, ибо легка беда начало. Развалить Россию, которая, прогнав царя, только-только встала на демократический путь! Покинул Керенский Киев в большом недоумении и тревоге.

Сегодня уже школьникам показывают на многих примерах, что нация может не только возникнуть, а и быть выдуманной, изобретенной, сконструированной – и ничего, существуют такие артефакты не менее явственно, чем родившиеся, так сказать, естественным путем. Может, и нам думать о фантазерах и самозванцах украинского 1917-го без хмурого недоумения, а с доброжелательной пытливостью? Да, они делали вид, что существует такая общность, как украинский народ, и что составляют его бедные крестьяне и городские рабочие из крестьян же, а остальные неизвестно что. Да, они делали вид, что самое малое в девяти юго-западных губерниях России чуть ли не испокон веков наблюдается украинское национально-освободительное ну, если не движение, то настроение уж точно. Да, делали вид, что они не только по зову каждый своего сердца, а и по народному благословению возглавляют это движение, выражают это настроение. Более того, они не замедлили сделать вид, что это движение-настроение одержало победу, каковую победу они, Центральная Рада, закрепляют образованием украинского самостоятельного государства, становясь его правителями.

Выдумали всё, самих себя – в первую очередь. Но в сумме и в итоге это оказалась прелюбопытная выдумка. Она продолжала свою отдельную от них жизнь при всех дальнейших извивах – и может быть, как раз потому, что выдумка. Ее обаяние оказалось неотразимым. Ее не выбросили на помойку истории. За нее, за власть над нею стали бороться. Кто только не боролся, а с особой яростью, жестокостью, хитростью – большевики. Они, правда, сделали маленькое уточнение. О'кей, сказали они, мы согласны. Раз вам так хочется, пусть она всегда была, ваша/наша украинская нация. Пусть когда-то имелось в наличии и оно, ваше/наше украинское государство. Пусть оно и восстанет из имперского пепла во всем своем величии, но только отряхнете ее от этого пепла не вы. Это сделаем мы: самая прогрессивная сила из всех, какие были на Земле. И она приведет ее, Украинскую Советскую Социалистическую Республику, к коммунизму. Многое им удалось. В ООН они ее, во всяком случае, привели. С распадом СССР давнее изобретение оживилось, заиграло новыми красками. И никого не колышет, что Грушевский – Винниченко – Петлюра и кто там еще фантазировали в русле социализма (с человеческим, понятно, лицом). Из этого русла Нэньку увели почти играючи, а из ООН-то – не!

При составлении этой заметки автор, кроме общеизвестных источников, пользовался книгой украинского историка-публициста Д. Яневского "Проект "Украина". Грушевский, Скоропадский, Петлюра" (2012). Из нее взята и ссылка на Булгакова. Некоторые считают эту работу скандальной. С высоты демократического правосознания автор разоблачает Центральную Раду. Она для него просто собрание "ни на что в продуктивном, творческом смысле не способных украинских "интеллигентов" – писателей, учителей, студентов-недоучек" да "необразованных селян, составлявших там абсолютное арифметическое большинство". Он жестоко отзывается о Всеукраинском военном съезде, состоявшемся, вопреки запрету Временного правительства России, в июне 1917-го. Воодушевленный речами Винниченко и Грушевского, этот съезд выразил решимость добиться украинской автономии "любой ценой". В заключение играл престарелый бандурист, две с половиной тысячи человек пели "Завещание" Шевченко, многие стояли на коленях.

"Любую цену" заявленного там дела Яневский выводит такую: "Кровопролитная гражданская война, несколько голодоморов, катастрофические последствия Второй мировой войны, семидесятилетнее господство людоедского коммунистического режима". Ну, а Владимира Винниченко называет "талантливейшим политическим мошенником", с чем тот согласился задолго до рождения автора. Высказался он, как и подобает писателю, образно: уподобил себя и своих подельников демиургам, творившим новую действительность из ничего. И, чтобы совсем облегчить задачу будущих судей, поставил такую точку: "Будем честны с собой и другими: мы воспользовались несознательностью масс. Не они нас выбирали, а мы им навязали себя". Правда, позволить себе такую прямоту ему было не так уж трудно. Какая-никакая почва под их нахальством и выдумками все же была: почва под названием украинский чернозем.