Александр Генис: Триумф фильма “Лунный свет”, получившего главного Оскара, был совершенно неожиданным. Объясняя внезапный успех, одни упирают на политическую корректность, другие - на тонкую эстетическую материю фильма. Об этом рассуждает ведущий нашего Кинообозрения Андрей Загданский.
Андрей Загданский: «Лунный свет» - фильм черной Америки. Я подчеркну слово «черный», я знаю, что оно звучит на русском языке противоречиво, но я настаиваю на этом буквальном переводе с английского, потому что боюсь заблудиться в политкорректной терминологии двух языков. «Черный» по-английски вежливо, «черный» правильно и точно. Когда мы говорим «черная Америка», мы здесь в Америке более-менее точно представляем, что речь идет о континенте внутри континента. «Черная Америка» - это не только восхитительная музыка, блестящие спортсмены, я нарочито говорю о культурных стереотипах.
Александр Генис: Тогда уж добавьте сюда кулинарию глубокого Юга, то, что называется «соул-фуд», «душевная пища».
Андрей Загданский: Тоже верно. Но это и внутреннее гетто, безработица, торговля наркотиками и тюрьмы. Шансы оказаться в тюрьме для черного мужского населения Америки составляют 32%, а для белого американца только 5%. В этом году три документальных фильма, которые были номинированы на «Оскар», именно об этой черной Америке: «13», «Не твой нигер» и «О`Джей Симпсон».
Игровой фильм Барри Дженкинса вроде бы об этом и снят полностью в черной Америке, в фильме нет ни одного белого персонажа. Но каким-то удивительным образом фильм не только об этом. О чем? Я продолжаю искать ответ уже не первый день после просмотра фильма.
Главный герой картины Широн проживает три главы, три этапа жизни: мальчик с унизительной кличкой «мелкий», который в самом начале прячется, убегает от своих ровесников, которые хотят его поколотить. Широну не более 10 лет, Широн молчалив, Широн боится говорить, Широн напуган. Где-то в глубине страшного для него самого Я, совершенно неведомого ему собственного Я созревает странное тревожное гомосексуальное влечение, и оно пугает мальчика. «Я пидор?», - спрашивает Широн у своего неожиданного покровителя наркодилера. «Нет, никто не должен и не смеет тебя так называть. Ты вырастешь и может быть будешь гомосексуалом, но никто не должен называть тебя пидором». Широна замечательно играет черный мальчик с огромными, почти плачущими глазами. Ему страшно. Его пугает не только мир ровесников, школьных драчунов, не только мир одинокой матери, которая курит крэк, ему страшен мир как таковой, а другого он не знает. И это поистине экзистенциальная тревога, тревога бытия, которая выходит за пределы быта и несчастий. Это качество делает фильм особым, поэтическим.
В фильме есть один эпизод, когда Широн приходит домой, наливает в ванну воды, потом греет кастрюлю воды на плите, большая такая кастрюля, «выварка» называли ее в моем детстве, тащит эту «выварку» в ванну, предварительно обложив ее полотенцем. Эпизод — маленький киношедевр. Ты ждешь несчастья, ждешь, когда ребенок опрокинет «выварку» и обольется кипятком. Ничего подобного, Широн выливает воду в ванну, мы видим эту ванную комнату, которая, конечно же, говорит нам очень много об этой семье, о его матери, и потом Широн просто сидит в ванной, сидит в горячей воде. Это бегство от ужасов жизни. Так герой Олега Янковского складывался в позе зародыша в финале фильма Романа Балаяна «Полеты во сне и наяву». Широн даже не складывается, он просто сидит в горячей воде, но смысл действия тот же: бегство от ужаса бытия. Все три новеллы Широна объединены этой тревогой, отчаянием одного человека.
Александр Генис: Которого играют три актера.
Андрей Загданский: И все три замечательно. Эти три состояния — детство, отрочество, юность - сливаются совершенно безупречно в картине. Это тоже особое достижение режиссуры, это мастерство.
Есть в фильме диалог, который подсказывает ключ к пониманию и названия, и самого фильма. Хуан, продавец наркотиков, который испытывает симпатию к Широну и как-то хочет покровительствовать мальчику, ведет его на океан, чтобы научить плавать. Это, вероятно, первое истинно счастливое мгновение в жизни мальчишки. Потом они сидят на пляже и говорят. Хуан, которого играет Махершала Али, актер потрясающей загадочной внешности, рассказывает Широну о своем столкновении с белой пожилой женщиной на пляже. «В лунном свете, - говорит она, - черные мальчики кажутся синими». «Ты синий, я буду называть тебя синий». «Блу», как мы знаем, по-английски «грустный». И кажется, что этот лунный грустный свет покрывает не только черное тело нашего героя, но и всех черных персонажей в фильме, окрашивая их ежедневное существование в синий печальный тон.
Говорят, что истинные голубые всадники были еще до Кандинского — это были туареги, потому что у туарегов была только одна краска индиго и все было окрашено в синий тон. Так режиссер и оператор фильма добиваются этого голубого ночного лунного тона на лицах своих героев. Неслучайно оператор-постановщик был номинирован на «Оскар» за лучшую кинематографическую работу.
Помните, лет пять назад мы обсуждали с вами другой фильм черной Америки «Драгоценная»?
Александр Генис: Я сразу подумал об этой картине.
Андрей Загданский: Почему?
Александр Генис: Потому что и та, и другая картина рассказывает о чернокожих американцах как о жертвах. И это вызвало протест у афроамериканской интеллигенции, которые обижаются на то, что их не не показывают как других американцев. Почему если всегда нищие и обиженные? В «Драгоценной» речь шла о девушке, которая была толстой, беременной, и которую никто не любил. Здесь мы видим несчастного мальчика, который живет в гетто. Это стереотип, с которым именно афроамериканская интеллигенция и борется. В общем на самом деле это довольно печально, это подтверждает, я бы сказал, слова Трампа, который говорил “афроамериканской общине не может быть хуже, чем при Обаме, поэтому, что бы я ни сделал, будет только лучше”. Это оскорбительная фраза задела очень многих. Но эти фильмы некоторым образом подтверждают этот архетип.
Андрей Загданский: Нет, я бы разделил эти фильмы. Потому что «Драгоценная» - это другой фильм. «Драгоценная» действительно эксплуатирует стереотипы, но “Лунный свет” не пользуется стереотипами, он работает внутри архетипа, и это с принципиально разные вещи. Кроме того этот фильм обладает магией соединения с героями. Я смотрю на экране жизнь людей, о которых я ничего не знаю, и вдруг чувствую мощный могучий импульс эмпатии, я понимаю то, чего не знаю. Это удивляет.
Александр Генис: Фильм снимался в Майями. Афро-американское гетто в Майями — одно из самых бедных мест в Америке. Сами съемки были приключением, потому что велись в опасном, криминальном районе. Но когда там узнали, что режиссер фильма сам происходит из этого района, то дальше труппу носили на руках.
Я думал: ну как нам понять, что такое жизнь в гетто? И вспомнил свое детство. Рига ведь благополучный город, европейский город. Когда я жил в Советском Союзе, меня часто спрашивали: а какие у вас деньги в Риге, такие же рубли или какие-то другие? И тем не менее, когда я был школьником, у нас в Риге был такой район, назывался “Маскачка”, на самом деле это был “Московский форштадт”, все в городе знали, что детям туда на велосипеде ездить нельзя — отнимут велосипед. Это был бандитский район даже в Риге. В русских городах много таких районов, к несчастью. Вот это вечное ощущение страха в гетто, где всегда грозит опасность, где ты всегда можешь быть жертвой бандитов, жертвой хулиганов, жертвой насилия, это не только афроамериканская проблема, просто она наиболее ярко выражена в этом фильме. Поэтому в картине есть общечеловеческие черты, которые поднимают фильм над сугубо афро-американской тематикой.
Андрей Загданский: Конечно, я с этого, собственно говоря, и начал рассказ об этой картине. Вроде бы по всем формальным признакам это «черный» фильм, фильм о черной Америке, но есть качества, выходящие к общечеловеческим смыслам. Когда я вижу на экране мальчишку, который сидит в ванной и отмокает от ужаса мира — то эта сцена не имеет отношения к цвету кожи.
Александр Генис: Фильм получил еще до «Оскара» 159 наград и 244 номинации. По-моему, это рекорд.
Андрей Загданский: Слишком много.
Александр Генис: Как вы считаете, это оправданно?
Андрей Загданский: Нет. Я отношусь к картине с большой симпатией, но это не оправданно. Это еще одно проявление политической корректности. Это неизбежно так, мы не можем отделить одно от другого. Если хотите, в этом есть искупление определенной вины и желание загладить страшные ошибки прошлого. Нет, не заслужил этот фильм так много наград. Но это рафинированный, умный фильм, сделанный талантливой доброй рукой.
