Поздно вечером 17 января появилось открытое письмо Кайла Поупа в Сolumbia Journalism Review, русский перевод здесь, написанное как бы от имени американской прессы избранному президенту Дональду Трампу, у которого довольно сложно складываются отношения с прессой, как известно. А у прессы – с ним. В этом танце пока оба партнера наступают друг другу на ноги, что вызывает взаимное раздражение.

В письме Поуп объясняет, по каким правилам теперь будут (или должны) строиться отношения между средствами массовой информации и новым президентом страны. Он пишет, что американская конституция защищает свободу прессы, но не диктует правила поведения президента в отношении прессы, так что Трамп волен устанавливать свои правила. Но и пресса вольна устанавливать свои. Они будут, по мнению автора, такими:

• Доступ журналистов к новой администрации нового президента предпочтителен, но не критичен, журналисты все равно добудут свою информацию.
• Журналисты решают, кому из администрации и в каком объеме давать доступ к своим эфирам и изданиям, когда говорить с чиновниками для печати и офф-рекорд.
• Журналисты будут работать во всех структурах правительства, поэтому фильтровать информацию из офиса президента не удастся.
• Пресса признает свои ошибки в ходе выборной кампании и вернет доверие аудитории, в том числе установив для себя строгие этические нормы.
• Пресса не даст себя "развести" и будет работать сообща, что не отменяет споров, дискуссий и критики внутри сообщества, но это будут "наши" споры.
• Пресса "играет вдолгую" и переживет Трампа, потому что он на своей работе максимум на восемь лет, а журналисты своей занимаются столько, сколько существует государство, и свою роль и значимость подтверждали не раз.

Я бы подписалась под каждой строчкой этого письма, от первой до последней, которая звучит так: "Вы (избранный президент Трамп) заставили нас вновь подумать о самых фундаментальных вопросах: кто мы такие и зачем мы здесь. За это мы вас благодарим".

Поуп написал своего рода манифест, который не стоит игнорировать ни американской прессе, ни администрации будущего президента. В России это письмо вызвало немалый интерес – видимо, потому что мы в свое время не опубликовали такого манифеста, не сформулировали правил взаимоотношений с новой президентской администрацией, даже когда стало совершенно понятно, как именно будут строиться ее контакты с журналистами и сколь сильно новые правила игры отличаются от установившихся, например, при администрации Бориса Ельцина.

Администрация Путина, безусловно, в свое время заставила нас задуматься о том, кто мы такие и зачем мы здесь, но не нашлось человека, который сказал бы, обращаясь к администрации и к прессе: "А, вы, значит, теперь будете с нами, журналистами, общаться (не общаться, выборочно общаться) так!.. Ну, хорошо, спасибо, что вовремя предупредили. Тогда мы вам расскажем, как будем общаться с вами".

Конечно, мы могли это сделать. Например, когда брутальный сторонник Путина на протяжении всей президентской кампании Сергей Доренко вдруг обрушился на президента с критикой и показал репортаж из Видяева с женами и матерями погибших моряков "Курска", пресса должна была его поддержать, а не потирать руки по поводу увольнения журналиста в сентябре 2000 года. Это наши дела, цеховые, он "наш сукин сын", мы могли его критиковать внутри сообщества, не соглашаться с ним и разбираться с этикой, но не отдавать Доренко на съедение Кремлю за то, что он сказал правду. И Константин Эрнст не должен был Доренко увольнять.

Главные редакторы боялись потерять возможность доступа к телу, они выстраивали и налаживали отношения с новой администрацией любой ценой. Они так и не смогли выйти из предвыборного цикла, когда основные федеральные средства массовой информации "работали" на Путина. Не смогли установить дистанцию. Не провернули фарш назад. Не сделали того, что сделал тогда ненавидимый всеми коллегами Доренко.

Вы скажете: но СМИ так же работали и до Путина – на Ельцина. Это правда, многие наиболее влиятельные журналисты так же работали в 1996-м на Ельцина, как сейчас американские "работали" на Хиллари Клинтон. Но не было в нашей стране другого такого критикуемого, битого прессой президента, как Ельцин. Ельцин доказал, что свобода слова для него – не пустой звук, и журналисты отлично это знали. Все эти дивные цветы демократии в виде телеканалов и газет-журналов, защищавших диаметрально противоположные интересы, в том числе своих владельцев, цвели, тем не менее, всей палитрой мнений, доступ к администрации был прямым и открытым, в Ельцина ежедневно вонзали иглы критики, как в куклу вуду. Так было до выборов, так было и после выборов. И все же Ельцин не трогал прессу – возможно, испытывая к ней раздражение и даже отвращение.

В Кремль пришел другой. Совсем другой, привел своих ребят. Начали отжимать несервильных журналистов из кремлевского пула, создавая комфортную обстановку для работы президента. И даже лучшие из главных редакторов в итоге прогибались и меняли нормальных журналистов на приемлемых для Кремля, потому что как же крупной газете или телеканалу без пула-то! Главному редактору "Коммерсанта" Андрею Васильеву нельзя было убирать Лену Трегубову под нажимом Кремля. Всем главным редакторам нельзя было предоставлять возможность администрации выбирать себе журналистов.

Российские СМИ сдавали Путину сначала миллиметры, потом сантиметры, потом метры и километры своей свободы, трансформировавшись в итоге в лояльный, уродливый суррогат. За 17 лет правления Путина мы в корчах пересчитали "звенья гребаной цепи" и теперь пытаемся ценой невероятных усилий и порой унизительных компромиссов сохранить остатки независимых, изрядно потрепанных политическим климатом оазисов в этой пустыне. Чудом выжившие и оставшиеся в абсолютном меньшинстве реально профессиональные, не обремененное "про" и "контра", а просто делающие свою работу медиа кажутся редкими жар-птицами под постоянным прицелом. И иногда их сбивают на лету.

Конечно, российской журналистике было гораздо сложнее избежать ошибок, чем американской, – хотя бы потому, что за ее спиной не было исторического опыта работы в демократическом государстве, накопленного потенциала влияния, культуры отношений "власть – пресса", первой поправки, регламентированных отношений между СМИ и их владельцами, независимых судов и музея прессы со всей ее славой в столице под окнами Белого дома и Капитолия. Но, с другой стороны, у нас был чужой опыт "как надо". Хотя, как выяснилось, и такой опыт не является гарантией от ошибок той же американской прессы.

Не Путин прогнул российскую журналистику. Не он нас победил. Она прогнулась под него. Довольно быстро поняв, что будет дальше, насколько новому президенту с его известным бэкграундом претит критика и работа под постоянным прицелом прессы, мы не сделали того, что пытается сделать в США Кайл Поуп, – не сформулировали свои правила, не разобрались в своих ошибках, не поставили интересы своих читателей и зрителей выше всего, не создали сообщества, не застраховали свою профессию, свои права и свои обязанности.

Поэтому это письмо редактора и издателя профессионального журнала школы журналистики Колумбийского университета так отзывается в России. Пара американских журналистов, которым я позвонила, вообще о нем не знали. Подписались бы, спрашиваю? Да, если бы к ним обратились с таким предложением.

Наш поезд уже ушел. До следующего президента мы ничего исправить не можем. Вопрос, учтем ли свой печальный опыт в будущем. Американским коллегам еще не поздно.

Когда Трамп на пресс-конференции не дает возможности задать вопрос корреспонденту CNN, получивший за ним слово журналист должен предложить избранному президенту ответить на вопрос коллеги. И об этом в том числе текст Поупа. Это нельзя откладывать на следующий раз, на завтра или послезавтра, на через месяц или сто дней Трампа. Это надо делать сегодня. Я это знаю, и многие мои коллеги в России это знают. Мои коллеги, вынужденные уехать и работать за границей, это знают. Не власть нам разрешает или не разрешает. Мы себе разрешаем или нет. Между журналистами и властью всегда должен стоять читатель, зритель, слушатель – это ответственность, и это гарантия, и это граница. Американские коллеги ее нарушили в неожиданной и новой для них ситуации. Они, надеюсь, смогут ее восстановить. Редактор Сolumbia Journalism Review пишет: "В конце концов, эфирное время и дюймы колонок, на которые вы хотите повлиять, принадлежат нам. Мы, а не вы, решаем, как лучше работать для наших читателей, слушателей и зрителей". Именно!

Наталья Геворкян – журналист

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции