Пишет Татьяна Бобылева из Одессы: «Меркель и Олланд, демократы, которые так "переживали" за сирийцев в Алеппо, что за то, что жителей этого многострадального города освободила Россия, они нам... санкции выставили за Сирию!!! Так кто болен злобой, жестокостью, безжалостностью? Россия -единственная страна в мире, которая снимает с себя последнюю рубашку, чтобы отдать тому, кому тяжелее. Россия - самая толерантная страна в мире! Народ её (в отличие от американского, западного) намного душевнее, добрее, жалостливее. Напишу только о последнем примере. Сирия. Кто, кроме России, помог освободить эту страну от бандитов, которых Америка так трепетно взращивала?».

​Можно, конечно, сообщить этой доброй женщине, что Сирия не освобождена от тех, кого она называет бандитами, отнюдь, что религиозно-гражданская война там продолжается, но в ответ услышим, что мы врем, что мы злонамеренно, в угоду темным силам, принижаем успехи русского оружия и духа. Можно ей также сообщить, что даже русское телевидение, даже Путин не объявляли о завершении освобождения Сирии для Асада… Многое ей можно сказать. Но психологи точно знают, что самые, казалось бы, железные факты, которыми вы хотите поколебать людей вроде госпожи Бобылевой, производят обратное действие. Эти люди только крепче держатся за свое. Чем железнее факты, тем яростнее их отвергает тот, кому они не нравятся.

«Спрашиваю, - пишет Евгения Ханина, - вы советскому телевидению верили? Ответ: нет, конечно. Вопрос: а почему сейчас верите? Ответ: ну, ты сравнила! (Не вру, честное слово)». Да, Евгения. А знаете, в чем тут дело? Советское телевидение было именно советское, а русское – именно русское. Советское призывало любить коммунизм, а русское призывает любить Россию. Вот так все просто. Эту простоту лет пятьдесят с лишним назад предвидел один американец. Он сказал: если что и погубит советскую власть, так это русский национализм. Как в воду глядел умный янки. Не исключено, что та же судьба ждет и путинизм. Если что и погубит его, так это русский национализм.

Пишет Олег Пшеничный: "К зданию, в котором располагается ансамбль Александрова, приехал глава департамента культуры правительства Москвы Александр Кибовский. «Их называли поющим оружием Кремля. Так и было», - сказал Кибовский".

Все войны, которые были, есть и будут, - гибридные, хотя это слово вошло в наш обиход только сейчас. «Я хочу, чтобы к штыку приравняли перо», - заявлял Маяковский. Перо, которое приравнено к штыку, а хорошее перо, такое, какое было у него, оно стоит многих штыков, иногда – целых дивизий… Война, в которой самое малое на равных действуют и штык, и перо, бомба и песня, ракета и телевизионная картинка - это и есть гибридная война. Своим красным словцом господин Кибовский поставил в затруднительное положение людей, которые оплакивают погибших артистов как жертв… Жертв даже не войны, а несчастного случая. Ведь если это оружие, пусть и поющее, то потеря его есть не что иное, как военная потеря. Так ведь? Россия ведет гибридную войну против Украины и не только против Украины. Россия понесла известные потери – потери в живой силе и технике. Как прикажете украинцам к этому относиться? Скорбеть, говорят многие во всех отношениях прекрасные русские люди. Многие украинцы, тоже прекрасные во всех отношениях люди, так и делают: скорбят, соболезнуют России, осуждают тех своих соотечественников, которые не с ними в этом русском горе. Это и есть особая, отдельная трагедия. Одно из сражений на фронте гибридной войны России против Украины.

Беру следующее письмо: «Уважаемый Анатолий Иванович! Господин Самсонов на своей фейсбучной странице показывает такой подход к одному нашему бытовому явлению, что я в очередной раз снимаю шляпу перед еврейским умом и опять и опять сожалею, что ни сама не еврейка, ни мужа-еврея мне не дал Господь. Самсонов Павел, как я уразумела, еврей, несмотря на то, что он и Павел, и Самсонов. Живет он в Израиле, хотя еврейский ум остается еврейским где угодно. Из того, что написал Самсонов, огласите место, касающееся юридической стороны дела о массовой гибели сибиряков, отравившихся чем-то, явно не предназначенным для вливания внутрь даже сибирского организма», - пишет госпожа Мещерякова из Выборга. Она имеет в виду следующее замечание Павла Самсонова. Читаю: «В России пишут, что одиннадцать человек арестованы по обвинению "в производстве, хранении, сбыте продукции, не отвечающей требованиям безопасности, повлекшим по неосторожности смерть двух и более лиц". Помилуйте! Даже если это был контрафактный гель, то обвинять можно только в подделке товара с вытекающей экономической выгодой для производителя и продавца. При чём здесь убийство по неосторожности? Завтра массово начнут пить столярный клей, причём, самый что ни на есть аутентичный, но с не менее печальными последствиями для потребителей внутрь, и опять будут виноваты производитель и продавец?», - пишет господин Самсонов, перед чьим еврейским умом снимает шляпу госпожа Мещерякова. Ну, как, дорогие слушатели Радио Свобода? Ту статью подобрали сибирские прокуроры или не ту? Мы знаем, что среди жидкостей, которыми в России давно принято сводить счеты с жизнью, заметное место занимает уксусная эссенция. Будем теперь ожидать, когда после очередного такого самоубийства возбудят дело против изготовителей и продавцов этого продукта? Да ведь и посредством обычной водки, бывает, достигают того же исхода. Кто-то вспомнил частушку сороковых годов: "Девушки-бутончик пьют одеколончик, а мальчишки сдуру хлещут политуру!" И что касается еврейского ума, уже столько веков самого сильного на планете… Переоценить его, конечно, невозможно, но мне кажется, что в данном случае может справиться и убогий ум антисемита – то есть, оценить решение сибирских прокуроров как не лезущее ни в какие ворота, юридические, во всяком случае.

Пишет Александр Нетай: «Расскажу вам про семью школьного друзяки. Итак, мама была директором кафе, папа таксистом. Мама городская, папа из села. Советская классика. Удивительная смесь архаики и модерна.
Зайдя к ним домой в канун нового года, наблюдал следующее: по квартире ходит живой гусь, в ванной стоит сорокалитровый молочный бидон с брагой, на балконе живут две утки, на другом - продуктовый склад из тушки кабанчика, огромных кастрюль с квашеной капустой, мешков с картошкой, банок с салом, трехлитровая банка черной икры, развешенные палки сырокопченой колбасы. Про холодильник молчу. Вы можете представить себе новогодний пир, но не тут-то было! Его родители строго соблюдали Рождественский пост. Для них новогодние праздники были как сейчас рождественские распродажи. У мамы банкеты, папа бомбит по десятикратным тарифам. Затем наступали праздники. Недельное пиршество, от Рождества до Нового года по старому стилю.
Спросите, а где же модерн? Так вот, его родители никогда не отдыхали вместе. В Сочи и Ялту они всегда ездили в счастливом одиночестве. При этом папа привозил из отпуска еще денег, поскольку катал в деберц», - пишет Нетай. Деберц, кто не знает, это карточная игра, азартная игра. Различают два деберца: московский и харьковский. Думаю, деловитая супруга этого азартного человека потому и отпускала его одного, что знала совершенно точно, чем он будет заниматься без нее.

Пишет Виктор Грицюк: «Когда я объявил на похоронах своей мамы, что поминального обеда не будет (только для самых близких), желающих проводить ее как-то заметно убавилось. А эти самые «обеды», должен вам сказать, делаются у нас с размахом, человек на сто, а то и поболее, в зависимости от личности покойника. Поп со всей своей церковной челядью, гробокопатели, водитель катафалка, профессиональные плакальщицы и провожатые и просто любители даже такой «халявы». Шептаний и пересудов в селе было множество, но мне было плевать. Потому что я знал, что уже тех «шептунов» их дети похоронят по-другому. Я это к тому, что не нужно цепляться за традиции, особенно когда они так дремучи», - пишет господин Грицюк, уверенный, как мы слышали, что его пример победит традицию. Пример одного человека может ничего не значить для окружающих, а может чуть ли не перевернуть их жизнь или, по крайней мере, что-то заметно изменить в ней. Борис Ельцин демонстративно вышел из КПСС, когда членство в ней было своеобразной традицией. В соответствии с нею, с этой традицией, для одних - обременительной, гадкой, для других – доброй, возвышенной, всякий, кто хотел сделать карьеру и вообще - чувствовать себя более уверенно в жизни, должен был вступить в партию – единственную и правящую. Правила-то не она, правил ее бюрократический аппарат, но членство в ней многое давало, кому-то - все. Ельцин входил в число наиболее высокопоставленных членов партии и вышел из нее, когда большинство считало, что она вечна, как и СССР. Я, кстати, тоже. Но сначала десятки человек, потом - сотни, потом - тысячи последовали примеру одного – и вскоре от партии ничего не осталось.

«Это правда, - пишет господин Степченко, называющий себя Сережей, что мне не очень нравится, но это его дело. – Это правда, - пишет он, - за официалами тянется шлейф из дурной славы. Завышенные чуть ли не в два раза нормочасы и некачественная работа птушников. А "дядя Вася" теперь не только в старом гараже, это могут быть грамотные ребята, которые не захотели работать за гроши у официальных дилеров. Дело свое знают, имеют хорошее оборудование и работают по разумным расценкам». Официалы в этом письме – это узаконенные частные предприятия, занятые обслуживанием населения, в том числе – СТО. Уже чуть ли не в детских садах рассуждают о главной особенности России. Власть и собственность в одних руках. Есть у тебя власть – будет и собственность. Теряешь власть - теряешь и собственность, и скажи спасибо, что не свободу, а то и жизнь. Это так, но не совсем так. Под мафией не все и не всё. И то, что не под мафией, работает очень неплохо, проявляет смекалку, дерзает. Объемы производства и услуг там не очень большие, это мелочевка с точки зрения воротил, но она, видимо, все-таки сможет удержать страну на плаву. Оттуда, из этого сектора – назову его свободным – придут и кадры. Нет темы, которая волновала бы людей больше, чем свобода, разве что хлеб. «Сходится в хате моей / больше и больше народу. / Ну-ка, скажи поскорей, / что ты слыхал про свободу?». Но волнует людей эта тема по-разному. Не все даже понимают, что им хочется свободы. Что-то тревожит, чего-то хочется, какого-то облегчения, а какого, человек не может выразить. Почему, как пишет господин Степченко, официалы, официально частные, предприятия работают все хуже? Потому что они только с виду частные, то есть, свободные. На самом деле их хозяева или связаны с властью, или входят во власть, и до тех пор, пока они связаны с властью или входят во власть, они и хозяева. Такой «собственник» в кавычках думает больше о том, как удержаться во власти или близко к ней, а не о том, как завоевать и удержать славу своего предприятия на рынке. Научный мир Америки давно уяснил и выразил словами эту гибельную особенность послесоветской России: прибыли – частные, а убытки - общие. Если дело приносит прибыль, «собственник» берет ее себе, а если убыток, то покрывает его казенными деньгами.

«Самые страшные трагедии двадцатого века, - пишет господин Поскин, - вызрели на почве игр с маленьким человечком. Нынешний всплеск агрессивности разве не вызван тем, что двадцать пять лет назад десятки миллионов не понимали какой-то там перестройки, поскольку были уверены, что СССР - вторая, если не первая, экономика в мире? Они и сегодня считают, что кто-то сознательно их унизил, отнял у них замечательную страну. Я прожил всю жизнь в Эстонии и здесь, работая на одном из оборонных предприятий, встретил девяносто первый год. Здесь с экономикой и всем остальным советским наследием разбирались не на уровне бла-бла, а по-настоящему, резко и без шуток. И даже если ты все понимаешь и давно готов, выдержать такой удар непросто. Здоровые мужики в расцвете лет десятками уходили на кладбище, потому что рушились не только предприятия, но и вся политическая надстройка, от памятников до школьных программ. В Прибалтике все это не обернулось катастрофой, потому что касалось где тридцати, где десяти процентов населения, а местные жители всё воспринимали как уход элементов чуждой им жизни. Но даже сегодня многие так и не готовы понять и принять современное устройства мира. Что же тогда ожидать от жителей России или Белоруссии? Что ждет Украину, когда после агрессии России надо будет всерьез приниматься за реорганизацию жизни? Когда реформаторы не учитывают человеческое измерение затеваемых перемен, происходят и будут происходить трагедии. Петр Поскин».

Спасибо за письмо, Петр! Любой настоящий реформатор только о нем и думает, о человеческом измерении затеваемых перемен, просто вынужден думать, ибо от этого часто зависит не что-нибудь, а его жизнь, только не все он может. Ведь перемены – это всегда борьба, и мало того, что суровая, но сплошь и рядом невидимая и нелепая. Все делается не по слову некоего всесильного государя, а в такой разноголосице, в таком шуме, от которого раскалываются и самые крепкие головы. Что касается нехороших игр власть имущих с маленьким, по вашему слову, человечком, то да, им нигде не видно конца, но стоит все же помнить, что в них, как во всяких играх, участвуют две стороны, и каждая – со своей задней мыслью. И не было такого, чтобы люди достаточно хорошо понимали и сознательно принимали то устройство мира, при котором им выпадало жить, а чаще – выживать. Мне кажется, такого и не будет, играй с ними или не играй. Приступы всеобщего восторга или ярости бывают, но это ведь не то, что понимание сути и силы вещей.

Автор следующего письма размышляет о не скорых еще президентских выборах в России и что будет потом. «Сознательные труженики выберут кого надо – кого им подскажет несравненное НТВ. Будут соблюдать законы – те, разумеется, из них, по которым можно посадить кого угодно, за что угодно и когда угодно всенародно избранному. На очереди - полёт на Марс, посадка яблонь там, потом - на Альфа-Центавру с той же целью. Колонизировать, то есть, насаждать порядки урок и оборотней. Я тридцать лет назад, как только зашатался коммунизм, сообразил, кто захватит появившийся остров кооператоров: именно они, урки и оборотни. Что вы с ними поделаете? И в экономике, и в политике. Хорошо знал советское общество, и скажу вам, это ещё цветочки - то, что видим сейчас. Наука-то и технологии развиваются, да вот человеческое нутро каким было, таким и осталось», - заканчивает автор. Нутро – да, может быть. Но кроме нутра есть еще кое-что. Даже животное способно обуздывать свое нутро, когда ему подскажут хорошей дрессировкой, что иначе будет бо-бо… Даже у животного вырабатываются привычки, приемлемые для людей. Мы хорошо знаем, что целые народы могут преображаться до неузнаваемости под определенным управлением, при определенных порядках. Русские это знают… ну, не лучше немцев или корейцев, но тоже хорошо. Что означает слово «совок»? Что обозначает этим словом русский человек? Он обозначает этим словом те изменения, которые произошли в его образе мыслей и поведения за время существования в советских условиях. Даже не отдельный народ, а целый букет народов в этих условиях дошел до состояния совка. В то же время вот что очень важно. Само бытование этого слова показывает, что люди понимают, что, как и почему с ними произошло. Понимают, что произошло, и не считают, что это хорошо, что это норма – то, какими они стали. Наоборот, угадывается более или менее осознанное желание, так сказать, перевоспитаться. Вытравливать из себя раба – это ведь и значит обуздывать себя, приводить в божеский вид свое нутро, во всяком случае, ставить его под надзор приличий.

«Уважаемый Анатолий Иванович! Вот прочитал у человека, который то ли политолог, то ли живущий политикой обыватель с высшим, конечно, образованием. Фамилия… Можно назвать, а можно и не называть, потому что таких – пруд пруди и в интернете, и на преподавательских местах. Читайте, как он пишет: «Что нам доказал девяносто первый год? Что Россия, - абсолютно неконтинуальна. В аксиоматике же адвокатской речи Екатерины Шульман в пользу Навального - континуальность России». Уважаемый Анатолий Иванович, первое мое желание, когда прочитаю, бывает, такое, - ударить подлеца чем-то тяжелым. Второе желание – спросить его, не пробовал ли он писать по-русски. В настоящее время я занят тем, что мысленно ищу лекарство от этой болезни. Это ведь особая болезнь: самоутверждаться употреблением иностранных слов, как говорится, к месту и не к месту, чаще – не к месту», - пишет господин Стрижак. Думаю, он прекрасно знает, что такого лекарства в природе нет. Человек, которого он назвал подлецом, хотел сказать, кстати, следующее. Распад Советского Союза показал, что России не свойственна преемственность. От одного состояния к другому она движется скачками. Каждое новое состояние отрицает предыдущее. Старое не перетекает потихоньку в новое, а в одночасье падает под ударом нового. Вчера еще строили коммунизм, а сегодня уже строится капитализм. Так было, так и будет, считает этот человек. Путинизм мгновенно сменится чем-то совершенно другим. А для госпожи Шульман, дескать, само собою разумеется, что путинизм плавно, с помощью Навального, перейдет во что-то похожее, только более благообразное. Смотрите, сколько слов мне потребовалось, чтобы для обыкновенного слушателя Радио Свобода перевести на русский язык два полурусских предложения! А теперь попробуем обойтись таким же количеством слов, что в тех двух предложениях. Я бы сказал так: «Что нам показал девяносто первый год? Что Россия – совершенно чужда последовательности. Екатерина же Шульман, поддерживая Навального, исходит из того, что России свойственна последовательность».

Пишет водитель тяжелого грузовика, таких называют дальнобойщиками. «Поскольку общение мое ограничено, то я нашел такой выход: скачал произведение Льва Толстого "Война и Мир", чтобы познать то, что упустил, когда был молодым, а заодно скоротать время в пути. Книга в цифровом формате, ее можно слушать. События двухсотлетней давности имеют большое сходство с нынешними днями. Обратил внимание на описание обстановки после начала военных действий в тысяча восемьсот двенадцатом году. Он пишет о людях при царе, «не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий». Все они «ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости». Была у меня мечта, Анатолий Иванович, выйдя на пенсию, покорить просторы России, проехать ее с запада на восток. Но чем больше вижу эту злобу и безразличие власти к своим подданным, тем меньше хочется. Правда, до пенсии еще далеко, хотя времечко мчится рысью. Может, что-то еще изменится на этом пространстве? Оно мне кажется льдиной. Помните полярные станции в советское время? Выбиралась огромная льдина, высаживался десант, и в дрейфе трудились полярники. Наступала весна, льдина раскалывалась. По-моему, льдина Россия скоро расколется, и многие части ее пойдут в самостоятельный дрейф. Только когда? Дожить бы!!! – три восклицательных знака. – Ну, на этом все, желаю вам здоровья», - пишет дальнобойщик, давний наш слушатель.

Следующее письмо: «Для смеха, Анатолий Иванович: сейчас некоторые верят в реинкарнацию. Жулики рассказывают дуракам и дурехам, кем те были в прошлой жизни. Были они все, конечно, царями и королями, царицами и королевами. Анатолий, расскажите им, что многие настоящие аристократы, в том числе короли и приравненные к ним, были в те времена даже внешне похожи на хищников. Их эмблемами были львы и орлы. Крючковатые пальцы в перстнях, будто с когтями, носы - как изогнутые клювы. 3амки их - как гнёзда-логова. 3лобные, жестокие и надменные, но матом, правда, не ругались. В одном польском фильме про феодализм была такая сцена. Немецкий герцог разошёлся с любовницей-графиней и сошёлся с юной красоткой простого звания. А у него был сервиз из фарфора, он стал его показывать новой фаворитке. А та говорит: ой, у нас на базаре такого добра полно! Герцог посмотрел на нее и говорит: вот графиня могла отличить искусство от ширпотреба... Они были одиноки, Анатолий Иванович, как их хищные собратья в природе. Такие не живут стаями, а наши, выставляющие себя голубой кровью, они же не мыслят себя вне стаи», - пишет господин Воробьев. Можно добавить, что от хозяев и хозяек феодальной жизни дурно пахло, просто смердело, ведь не мылись они годами и десятилетиями, иные – ни разу в жизни.