Тамара Ляленкова: В эфире "Рожденные после СССР", программа о том, как прошлое влияет на настоящее, и что нас ждет в будущем. Послушать и посмотреть обсуждение можно на сайте Радио Свобода и на телеканале "Настоящее время".

Сегодня мы поговорим об испытании Родиной. О путешествии студентов Школы-студии МХАТ и мастерской Дмитрия Брусникина по самой длинной железнодорожной линии в мире – Транссибирской магистрали. За 14 дней в пути ребята должны были, знакомясь с попутчиками, собрать материал для спектакля, предпремьера которого состоялась в конце декабря. Над проектом работали несколько режиссеров. А начинается все с документального фильма Ольги Привольновой. Это начало проекта.

Фрагмент фильма Ольги Привольновой

Идея принадлежит Дмитрию Брусникину и Юрию Квятковскому. Начнем разговор с Дмитрием Брусникиным, а также актрисой мастерской Анастасией Великородной.

Была ли идея в том, чтобы еще провести некое такое воспитание, испытание самих студентов? Или это тот путь, который предполагался именно для создания каких-то персонажей и ролей? Насколько вы рассчитывали на то, как будут себя чувствовать студенты? Это был первый курс на тот момент.

Дмитрий Брусникин: Это был первый курс. Сейчас это уже второй курс. Настя как раз из мастерской, которую закончили в прошлом году.

Тамара Ляленкова: Это очень молодые люди.

Дмитрий Брусникин: Да. На смену этих актеров пришли новые студенты. Все дело в том, что у нас уже давно существует такой спектакль, который называется "Это тоже я", который построен на документальном материале, который родился и появился в репертуаре театра "Практики". Он родился из экзамена конца первого курса. Это было впервые в Школе-студии МХАТ, когда мы пытались окунуть студентов первого курса в документальный материал. Так случилось, что, наверное, где-то в апреле-мае количество наблюдений, которое они приносили, вызвало у нас такое огромное желание в сохранении этого. Это был какой-то совершенно потрясающий материал, неожиданный. Я такой драматургии, таких высказываний давно не слышал. Это было очень открытое время. Люди очень активно шли на контакт, очень хотели общаться, высказывать свою позицию и т. д. Собралось невероятное количество ценного материала. Экзамен у нас шел очень долго. Материала было где-то порядка на 8 часов. У каждого студента было по несколько наблюдений.

Один из экзаменов стал известным. На этот экзамен приходила публика. Мы всех не могли впустить на этот экзамен. Но на одном из прогонов у нас оказался Иван Воропаев. Он предложил, чтобы мы играли этот спектакль в театре "Практика". И, в общем, они начали играть этот спектакль, начиная со второго курса. Тогда нам стало ясно, что эта методология, которую мы привили этим студентам, дает любопытный результат.

Тамара Ляленкова: Задача была творческая.

Дмитрий Брусникин: Педагогически-творческая задача. У нас с Юрой когда-то родилась такая идея, что хорошо бы через четыре года окунуть их в документальный материал через дорогу. У нас были очень скромные такие амбиции. Мы хотели просто проехать до Суздаля и обратно на электричке и, может быть, даже играть спектакль в электричке, собирая материал. Например, Настя у нас считается королевой вербатим. Я думаю, что ей возможно доехать, например, до Суздаля, за время дороги собрать материал, а обратно уже зрителям показывать то, что она собрала.

Тамара Ляленкова: В чем для вас азарт? Насколько легко вам это дается?

Анастасия Великородная: Когда мы начинали заниматься вербатимом, конечно, поначалу это был дикий стресс. Это было страшно – подойти к человеку и заговорить с ним, попросить его побеседовать, узнать что-то о нем. Это было настолько непонятно, как сделать так, чтобы человек спокойно шел на контакт. Мы очень волновались. Я помню, что я страшно переживала. Я не могла подойти, я не могла себя заставить первые дни подойти к человеку и начать разговор. Потом, заставляя себя, в какой-то момент я с кем-то заговорила. И дальше это стало очень интересно. Каждый человек, которого ты встречаешь, это какой-то особенный человек. Это всегда интересно, это всегда какой-то подарок судьбы для нас.

Тамара Ляленкова: А, может быть, иногда и наоборот – это что-то такое сложное, может быть не подарок, а вызов?

Анастасия Великородная: Да, или вызов. Но это всегда какой-то серьезный момент, непростой.

Тамара Ляленкова: В фильме, который предшествовал спектаклю, был про это фрагмент.

(Фрагмент фильма.) Дмитрий, правильная реакция сопереживания у ребят?

Дмитрий Брусникин: В фильме у Ольги очень много слез, на самом деле. Я понимаю, что это не просто. Очень не прост путь от человека к человеку. Он тяжелый, трудный. Он требует затрат, воли.

Тамара Ляленкова: Но это же история еще актерская. Вы хотели, что от ребят? С ними ведь тоже что-то происходило. 14 дней пути. Я думаю, что для многих это был путь очень сложный, в т. ч. к себе самому.

Дмитрий Брусникин: Эта поездка такое сильное впечатление оказала лично, скажем, на меня и, думаю, что в такой степени, как и на всех. Это не туризм. Это очень не просто – выдержать в дороге 14 дней. Во-первых, вы перемещаетесь по часовым поясам. Это все сбивается. В какой-то момент ты попадаешь в какое-то непонятное совершенно пространство, в какое-то непонятное ощущение. Ты не понимаешь, что сейчас за окном – день, ночь, когда тебе спать, когда тебе есть. У тебя сбивается весь график, весь твой биологический ритм. Это сильное воздействие чисто психическое еще. Это же не самолет. Современные люди привыкли перемещаться из Москвы во Владивосток посредством самолета. А вот когда поезд, это совсем другое. Ты видишь пространство. Ты попадаешь, проезжаешь, проглядываешь, просматриваешь, потому что очень много времени ты тратишь на то, что ты смотришь в окно. Это тоже медитативный момент. Ты понимаешь, что конца и края этому пространству нет, что оно бесконечно, что здесь живут люди. И у каждого из этих людей своя жизнь, своя проблема, своя боль, своя радость, свое счастье и т. д. Это все крайне интересно.

Тамара Ляленкова: Настя, для вас были большие откровения или истории, которые вас удивили, потрясли неожиданностью?

Анастасия Великородная: В поезде, честно говоря, для меня не было каких-то шокирующих открытий. Мы так привыкли относиться к тем людям, с которыми разговариваем, как к открытию. Поэтому, мне кажется, что я понимала, какие истории я могу услышать.

Тамара Ляленкова: А истории эти были узнаваемы?

Анастасия Великородная: Так или иначе, у меня такое ощущение, что все истории между собой очень похожи. Они различаются по событийному ряду. Они могут различаться по результату. Они могут различаться в каких-то деталях. Но, так или иначе, они касаются одних и тех же тем у всех людей. И они могут удивлять каким-то стечением обстоятельств, какими-то индивидуальными особенностями. Но у меня такое ощущение, что это такой большой круговорот этих историй. И мы просто выцепляем одну крохотную историю и слушаем или смотрим, а на самом деле их огромное количество.

Тамара Ляленкова: Отношение к своим попутчикам тоже каким-то образом формировалось? Или надо было себя так настроить, сделать нейтральным?

Анастасия Великородная: Нам в этом смысле было проще, потому что мы это уже делали раньше. В ситуации поезда мы не то, чтобы к кому-то подходили. Вот ребята подходили к кому-то, а у меня было стойкое ощущение, что если человек оказывается... Там же менялись попутчики все время. Я лежу на своей полке, и каждый день появляется кто-то новый. У меня было ощущение, что не нужно ни к кому подходить, что, так или иначе, разговор начнется сам. Поэтому у меня было ощущение, что можно просто посидеть рядом. Потом возникал какой-то бытовой вопрос. А дальше завязывался разговор. В основном, это именно так происходило, само собой, потому что это поезд, потому что люди готовы разговаривать. Может быть, наоборот, не нападать на них с вопросами, а просто подышать одним воздухом.

Тамара Ляленкова: Фильм смонтирован так, что там заложена еще одна история, снятая в другое время, но это про то же. (Фрагмент фильма.) Театр, актер.

Дмитрий Брусникин: Да, но он единственный. И как раз задача-то их заключается в том, чтобы они увидели некую уникальность этого персонажа, чтобы иметь возможность и умение разглядеть человека.

Тамара Ляленкова: Про спектакль. Как вы работали с этим материалом? Как вы это представляли, подавали?

Дмитрий Брусникин: Если говорить о поездке, то режим был такой. Каждый день они приходили в наш вагон и показывали тот материал, который они собрали за день. С нами была еще группа драматургов, которая тоже работала над этим текстом.

Тамара Ляленкова: Что значит – показывали? Они показывали тексты?

Дмитрий Брусникин: Да, текст, который был записан на носитель, ими потом был расшифрован. Потом с этим текстом они знакомят драматургов, нас. Мы советуем, что из этого текста нам кажется важным, что получилось, что не получилось. Мы сидим и анализируем. А дальше с помощью драматургов из этого текста достаются темы, содержание и т. д. Таким образом, идет работа. Она проходила ежедневно.

А потом из этого материала возникла пьеса, которую Андрей Стадников составил. Он ее назвал "Нация". Она состоит из трех частей. Плюс к этому мы добавили документальный фильм. Весь материал собран именно студентами, обработан драматургами, скомпонован Стадниковым. Такая последовательность.

Тамара Ляленкова: Одна из частей, я так понимаю, ваша. Это та, когда в разных темных комнатах находятся зрители. К ним заходит персонаж, который отыгрывает одного из тех, кто был встречен по дороге. (Фрагмент спектакля.)

Дмитрий Брусникин: Это четвертый этаж усадьбы Голицына, который сейчас принадлежит Пушкинскому музею. Мы в сотрудничестве, в авторстве с ними делали этот проект. И этот четвертый этаж выбран именно потому, что там нет электричества. Зрителям выдаются фонарики, и они оказываются в пространстве четвертого этажа, где раньше было Философское отделение Академии наук. Мы помещаем этот текст в это пространство.

Тамара Ляленкова: Момент пространства всегда тоже очень важен. Это важная история, чтобы зрителя ставить в положение неудобное, некомфортное, не в мягкое кресло сажать.

Что касается персонажей. Мне удивительно, как молодой человек себя так органично вписывает в какую-нибудь тетеньку с таким менталитетом, с таким представлением о жизни, о мире. Когда вы с ними общались, это именно ваши персонажи, или это другой персонаж?

Анастасия Великородная: Я участвовала в третьей части у Андрея Стадникова. Мы там с Мариной Васильевой показывали двух проводниц, с которыми мы общались в поезде. Это материал, собранный нами и обработанный Андреем.

Тамара Ляленкова: Вы играете живого человека. Это не персонаж, а живой человек. Есть разница?

Дмитрий Брусникин: Нам же очень важно, когда мы занимаемся театром, чтобы персонаж был живым человеком. Если у вас персонаж получается не живым человеком, то мне такой театр не очень интересен.

Тамара Ляленкова: Это уже такое готовый – взял его и скопировал.

Дмитрий Брусникин: Как это?! Идите, скопируйте. Это очень непросто. Нужно прощупать, а потом выходить на площадку и делать спектакль. Мы прощупывали это.

Тамара Ляленкова: Настя, как это вам по ощущению?

Анастасия Великородная: Я не знаю. Мне кажется, что это очень интересно. Но чем заключается механизм, я расшифровать не смогу.

Тамара Ляленкова: Это органика.

Анастасия Великородная: Ты говоришь с человеком. Ты чувствуешь в нем какое-то зерно либо не чувствуешь. И дальше ты пытаешься суть этого человека каким-то образом передать на площадке. Понятно, что ты не можешь стать им. Понятно, что при этом ты еще не остаешься только собой. Это некий персонаж через меня.

Дмитрий Брусникин: Если говорить, чтобы мы не уходили в некую технологию этого, то отношение к этим персонажам, к этим людям мы встраиваем всегда таким образом, чтобы актер был адвокатом этого персонажа. Он всегда защищает человека. Он говорит о том, что это такой человек. Он живет в это время, сейчас. Да, это такой человек, но я его защищаю. Зачем-то он появился на свет. Зачем-то он ходит по этой земле. Зачем-то он существует. Он абсолютно индивидуален. Нет второго такого. Бог дал ему жизнь. Я его защищаю. Это такая важная вещь. Здесь еще такой этический момент – имею ли я право разговаривать от лица этого человека, который сейчас живет.

Тамара Ляленкова: Ребята достаточно молодые люди, а те, кто приходили как попутчики, кто встречался по пути, это часто пожившие, много пережившие, не всегда с легким багажом.

Дмитрий Брусникин: У любого человека, который прожил какую-то жизнь, багаж не бывает легким. Я не знаю в жизни людей, которые легко пронесли свой багаж. По-моему, таких нет, или они где-то в инкубаторе выросли.

Фрагмент спектакля

Тамара Ляленкова: "Бал железнодорожников". В московской студии режиссер, педагог Школы-студии Юрий Квятковский и один из студентов Андрей Гордин.

Как это все складывалось? Несколько частей надо. Надо было разобраться со своей драматургией, не повториться и придумать не только то, как это происходит, но и тот простор, который за окном был, как-то его показать.

Юрий Квятковский: Все сложнее и проще. Есть часть пьесы, достаточно сложной пьесы, потому что в ней нельзя проследить некие сюжеты. А если и можно, то они очень абстрактны, интуитивны, эмоциональны. Мы просто абстрагировались и делали свою часть так, как нам представлялось. Была ассоциация с пространством усадьбы, потому что это какая-то зала. Она сразу нас натолкнула на мысль о некоем бале.

Тамара Ляленкова: Диссонанс, который здесь очевиден в жизни страны вообще, вот эта лепнина, вот эта некая красота, и то наполнение, которое присутствует.

Юрий Квятковский: Эта часть так скомпонована из текстов работников железной дороги. Там встречаются тексты людей, непосредственно к железной дороге не имеющих отношение, но в целом это, так или иначе, железнодорожники.

Тамара Ляленкова: Андрей, вы общались с сотрудниками железной дороги?

Андрей Гордин: Общался, но не в очень большом количестве. В основном, это были попутчики.

Тамара Ляленкова: Для вас это было удивительное путешествие? Или это обычная такая история, которая происходит с любым российским человеком, решившим отправиться из пункта А в пункт Б?

Андрей Гордин: Я думаю, что ни для кого это не может быть обычным происшествием.

Тамара Ляленкова: Я не имею в виду тяготы длинного пути.

Андрей Гордин: Это же какое-то решение – поехать именно на поезде. Тянет людей поехать на поезде. Это ведь совсем другой опыт. Это не может быть каким-то обычным опытом, который ты забываешь через два дня после возвращения домой.

Тамара Ляленкова: Недаром спектакль был назван "Нация". Действительно, те люди, которые попадались, они каким-то образом общую какую-то картинку выстраивают. Было ощущение, что это такая лента, которая походит перед тобой. И поэтому можно судить о тех, среди кого ты живешь.

Юрий Квятковский: Какой-то среды в этом поезде встретить было невозможно по определению, каких-то социальных слоев.

Тамара Ляленкова: Московского Садового кольца.

Юрий Квятковский: Да. Это люди определенного достатка, определенного финансового достатка. Может быть, даже как раз этот маршрут характеризует людей по определенным признакам. "Нация" – это скорее не про персоналии, которые мы там встретили, а "Нация" – это про маршрут, больше про территорию, про расстояния.

Тамара Ляленкова: Мне кажется, что все-таки бывают персонажи, которые обязательно встретятся на таком пути. (Фрагмент фильма.)

Ольга Привольнова: Вообще, не было понятно, случится ли хоть что-то. Поэтому сказать, что что-то задумывалось конкретное, это сейчас я бы сильно соврала. Была задача – выдержать и почувствовать хоть что-то, чтобы родилось что-то и из этого можно было бы сделать что-то. Получилось так, что уже спустя время после Владивостока, ребята предложили мне поехать с ними на границу Воронежа и Белгородской области. Собственно, они там занимались тем же. Мне показалось, что это как-то задает совершенно другой масштаб. Мы куда-то движемся. Непонятно – доедем или нет. А тут вдруг остановились. И эта остановка может быть, совершенно не привязанная к маршруту, который задает нам Москва-Владивосток. Мне показалось, что это все равно не какое-то направление, это скорее движение, продиктованное смыслом. И, по-моему, неважно, где находится камера – в лете, весне или зиме, все равно мы движемся к чему-то общему. К тому – о чем постоянно говорит герой.

Понятно было, что будут встречаться люди, и их будет много. И надо будет как-то ориентироваться. И для себя оставаться чутким и честным. Потому что можно хватать всех подряд, можно просидеть три дня из семи. Я не хочу снимать всех подряд. Мне главное – выстрелить, так уж выстрелить. Все время ты как-то задавал себе вопрос – ты сидишь, потому что тебе нужно снять это кино? Или ты сидишь, потому что этот человек что-то для тебя открывает? Сидел бы ты с ним рядом, если бы не было камеры? Была вот такая основная проверка. Если бы не было камеры, тебе бы хотелось дальше слушать эту историю, которую он рассказывает? Сыпались герои. Я в какой-то момент поняла, что поперло в плане людей.

Тамара Ляленкова: Там происходила своя жизнь, которая потом каким-то образом перетекла на площадку, в постановку? Или это были отдельные истории взаимодействия ребят и вас с попутчиками самыми разными? Мы видели, что ситуация возникали сами с собой. Это вы как-то использовали потом?

Юрий Квятковский: Как-то использовали. Мне кажется, что там, где нет такого нарратива, где есть драматическое полотно, связанное с пластикой, с вокалом, там, в принципе, работа с ощущениями поездки, с впечатлениями, а не с конкретными текстами или диалогами. Из чего состоит это полотно, сейчас сказать невозможно, потому что это больше ассоциативно. Сев в этот поезд, мы исследовали то, что сейчас этот маршрут из себя представляет. Потому что очень сложно себе представить человека, который добирается из точки А в точку Б таким странным, долгим, неудобным вариантом. Зэки там едут, вахтовики там едут, иностранцы там едут – все то, что мы там подсмотрели. Изначально у нас не было никакой информации о том, что это за контингент людей. Это такое исследование – для чего нужен этот маршрут сейчас, стал ли он антиквариатом, или это действительно работающий маршрут, необходимый России?

Тамара Ляленкова: Это или путешествие в прошлое или путешествие в настоящее.

Андрей Гордин: Честно говоря, меня поразили сильнее, чем персонажи русские персонажи иностранные, которые ехали в этом поезде. Мне довелось пообщаться с англичанином, эстонцем и немцем, которые ехали в этом поезде. Все довольно молодые ребята. Все ехали на этом поезде по абсолютно разным причинам. Эстонец ехал к своей девушке, немец ехал учиться во Владивосток, англичанин ехал в Новую Зеландию и просто решил покататься по России.

Юрий Квятковский: К сожалению, эти материалы не вошли в пьесу.

Тамара Ляленкова: К нам присоединился актер Сергей Карабань, мастерская Дмитрия Брусникина. Он тоже принимал участие в этом проекте. Я так понимаю, это был не первый ваш опыт?

Сергей Карабань: Я думаю, что у всех, кто сегодня был в студии, это был первый опыт поездки, настолько длинной поездки. У меня был не первый опыт сбора вербатима и работы с этим. С Анастасией мы учились вместе на одном курсе. Мне знакома эта специфика.

Тамара Ляленкова: Воспитание, создание актера через эту практику. Насколько для вас это было важно? Может быть, это что-то принципиально изменило в вашем отношении к профессии?

Сергей Карабань: Это изменило все. Когда Дмитрий Владимирович и Юра принесли эту технологию и сказали, что будем ею заниматься, это было непонятно, странно. Но через это становится понятно одно основное в актерской профессии – это тема, идея, о чем говорит человек, как доносить мысль, как разговаривать. Сейчас это уже программа. Сейчас уже все курсы Школы-студии, так или иначе, кто-то более глубоко, кто-то менее касаются этой темы как вербатим. Действительно, просто наблюдение за людьми устарело и не охватывает того, чем должен обладать современный актер, наверное. Потому что все изменилось, мир изменился, восприятие изменилось. Время бежит быстрее.

Тамара Ляленкова: Юрий, действительно, требуется от современного актера, который хочет существовать в пространстве современного театра, такого рода способности – умение вступать в контакт, что-то зеркалить, а потом из этого показывать? Или это история какого-то определенного слоя театрального?

Юрий Квятковский: Там очень много разных аспектов, которые эта технология дает молодому артисту. Может быть, отмечу одну из основных – это авторство. Когда студент выходит на улицу, собирает тексты, а потом их компонует определенным образом, расшифровывает, выходя в репетиционный зал, на площадку, он произносит обработанный им же текст... Он его нашел, он его переосмыслил. И в силу способностей, в силу разных обстоятельств, но он в данный момент превращается в автора. А автор – это уже совершенно другая ответственность.

Тамара Ляленкова: Когда актер автор – это отменяет режиссера.

Юрий Квятковский: Это все чушь. Режиссер, актер, автор – вот это распределение для людей, которые в театр очень редко ходят и совсем не понимают, что происходит с театром. Конечно, границы уже давным-давно размыты между режиссером, автором и актером, художником, композитором. В разных сочетаниях это уже происходило. Речь идет о том, что как только студент превращается в автора, у него возникает по отношению к творческому акту ответственность. Я не знаю, какая еще технология может позволить добиться этой ситуации. Эта технология позволяет воспитывать студентов, актеров. Тут дело не в профессии, это, прежде всего, творческий акт. Если мы говорим о том, что актер – это не только ремесленник, но и художник, а художник – это, прежде всего, ответственность перед своим произведением. И вот это ощущение, что я – автор, когда появляется, оно просто тебя сразу выталкивает в какие-то невероятные пространства творческих поисков, творческого экстаза или творческих трагедий. Чтобы вступить в эту зону, пожалуйста, есть техника, технология.

Тамара Ляленкова: Может быть, это все-таки связано с тем, что актеры, которые участвовали в проекте, достаточно закаленные не только таким длительным путешествием. Есть момент работы со зрителем, который сидит то в темноте, то просто прикован к своему стулу и не слышит, что происходит. А спектакль выстроен так, что и ребята тоже не только эмоционально, но и физически затратно проявляли себя во время действия. (Фрагмент спектакля.) Насколько важно было показать именно в таком формате, переходя из одного пространства в другое, этот спектакль? Это имеет отношение к путешествию тоже?

Юрий Квятковский: Безусловно. Перемещение из локации в локацию на этом маленьком отрезке спектакля. Это, конечно, не 14 дней в поезде. Это маленькая жизнь. Она длиной 4-5 часов, но она тоже как модель претендует на то, чтобы быть неким путешествием.

Тамара Ляленкова: Этот спектакль с участием студентов. Там достаточно много людей. Это затратно в разных смыслах. Сергей, если это показывать как обычный, обыкновенный спектакль, это история, которая будет смотрибельна? Придут? Или придут на какие-то части?

Сергей Карабань: Это сложный вопрос. Мне кажется, что это работа. Она такая, какая она есть. Для нее были найдены какие-то особые места.

Тамара Ляленкова: Но пришел и особый зритель.

Сергей Карабань: Да, но я не думаю, что если туда придет строитель, то в него что-то не попадет.

Тамара Ляленкова: Я к тому, что всегда происходит некий обмен понимания зала.

Юрий Квятковский: К сожалению, на этот спектакль обычный зритель билет купить не сможет, потому что непонятно, как на него купить билет. Это только какие-то специальные ресурсы, которые могут информацию об этом спектакле донести. Страница в "Фейсбуке", в мастерской Брусникина, куда, конечно, не все заходят. А те, кто заходит, они уже привыкли к определенному роду спектаклей, к поиску, эксперименту, что, собственно, мастерская и предлагает.

Тамара Ляленкова: Это как раз такая история, которую бы я назвала Россия вербатиум.