Александр Генис: В сегодняшнем выпуске Кинообозрения мы с ведущим этой рубрики Андреем Загданским обсуждаем фильм, который сейчас - в эпоху разворачивающейся кибервойны - особенно актуален.
Андрей Загданский: Итак, у нас в прокате новый фильм Вернера Херцога, одного из моих любимых и глубоко мною уважаемых режиссеров, фильм об интернете. По-английски он называется «Lo and Behold, Reveries of the Connected World”. По-русски фильм перевели, мне кажется, произвольно, но в конечном итоге правильно: «И вдруг, о чудо! Грезы нового мира».
Александр Генис: Это действительно весьма произвольный перевод. Оба этих слова старинные, они встречаются в Библии, но не вместе; , вместе они появились в XVIII веке и означают они «ага!», «во!», «смотри!», а я бы перевел это еще проще: «ни фига себе!».
Андрей Загданский: «Ни фига себе» - это совсем детское, разговорное, а это староанглийское. В самом первом эпизоде фильма некто Леонард Клейнрок, один из изобретателей интернета, рассказывает, как они проводили первую сессию из лаборатории университета Калифорнии, в Лос-Анджелесе, со своими партнерами где-то на Среднем Западе, компьютер должен был сделать первую запись. Первая запись, чтобы войти, соединиться, была одно слово — log. Когда они начали набирать этот текст, они набрали «l», связь прошла, они набрали «o», связь прошла, а когда они должны были набрать третью букву «g», связь сорвалась, компьютер крэшнулся и осталось только «lo». Леонард говорит: как правильно и как это точно, что первое слово, которое прошло через интернетную связь, от одного модема к другому модему, было «lo».
Александр Генис: А вы говорите, что машины не умеют мыслить.
Андрей Загданский: Совершенно верно, это получается первая догадка, первая подсказка машины, которая решила интерпретировать запись таким образом.
Александр Генис: Надо сказать, что сама машина, которая показана в фильме, производит дикое впечатление. Особенно, когда изобретатель интернета колотит кулаком по стенке этой машины, этакая военная сталь. Мой отецв 1960-е работал на ЭВМ, так тогда назывались компьютеры, его работа заключалась в том, что он их ремонтировал и всегда стоял на страже, поэтому он там даже ночевал. Его раскладушка стояла внутри компьютера. Представляете, какие размеры были.
Андрей Загданский: Я представляю, в школе когда учился, был в вычислительном центре Института кибернетики имени академика Глушкова в Киеве. Киев же был родоначальником кибернетики, не то, что этот университет в Калифорнии. Я видел настоящие вычислительные машины с крутящимися бобинами — серьезное зрелище.
Александр Генис: Здесь тоже машина производит громадноевпечатление — это вам не телефончик мобильный.
Андрей Загданский: Так или иначе, этот очаровательный Леонард,остроумный, яркий, симпатичный человек рассказывает о первой исторической сессии. Мы благодаря Вернеру Херцогу находимся в той самой комнате, где это все произошло. Уже страшно интересно.
Дальше все развитие фильма — это, собственно говоря, свободное эссе Херцога по поводу интернета, возможностей и невозможностей, ограничений и угроз, которые представляет собой интернет. Фильм разбит на 10 глав довольно произвольных. Как пишет один из критиков, подход Херцога очень похож в фильме на поход луддитов, потому что он явно не принимает и не восхищается этим новым миром.
Александр Генис: У Херцога нет мобильного телефона, — это тоже интересно.
Андрей Загданский: Он хотел бы держать интернет на растояние вытянутой руки. Поэтому, с моей точки зрения, некоторые вещи выглядят странно. Например, страшная история о том, как в семье произошла трагедия: дочь погибла в автомобильной катастрофе и кто-то сфотографировал ее обезглавленное тело. А потом эта фотография была доставлена мгновенно по интернет-сетям членам ее семьи. Мать жертвы говорит: “С моей точки зрения, интернет — это и есть сегодняшняя манифестация Антихриста”. Достаточно сильное выражение. Зло творит не интернет, а люди. Но Херцог оставляет это высказывание в подвешенном состоянии, ему импонирует точка зрения этой женщины, которая получила такой удар от своих знакомых.
Александр Генис: Ее можно понять, потому что интернет, как любая могучая научная новинка, меняет весь мир, меняет наши представления о времени, о пространстве. Сам по себе интернет нейтрален, но, конечно, угрозы его очевидны. Мы даже не понимаем, насколько прозрачен стал мир с интернетом. Я думаю, про путинский режим, потому что о нем все время думаю. Вы подумайте: они делают вещи, которые явно порочат этот режим, но они уверены, что все им сойдет с рук, потому что они не понимают, насколько прозрачен мир стал, насколько ничего невозможно скрыть. Не только в России, в Америке то же самое происходит. Мир стал прозрачным, и с этим надо как-то жить, это относится к любому из нас тоже. Потому что любое наше слово каким-то образом всплывает в интернете, надо к этому привыкнуть. Если ты публичная персона, то ты становишься легкой , почти законной добычей, но если ты не публичная персона, ты тоже становишься легкой добычей.
Андрей Загданский: Говоря о Путине, я скажу только одно: я согласен с историком и ученым Тимоти Снайдером. Он говорит, что путинский режим, его идеологи, очень хорошо освоили постмодернистские технологии. Они не лгут, как лгали в свое время нацисты. Отрицая, они создают множество различных противоречащих теорий в надежде на то, что каждый выберет себе что-то свое. Убивают ли русских мальчиков в Донецке украинские националисты-нацисты или не убивают? Каждый должен решить для себя. То, что это ложь — это очевидно нам с вами, но все остальные, если они очень хотят, они могут поверить в одну из трех-четырех теорий, которые представлены идеологической машиной пропаганды.
Александр Генис: И тем не менее, скрыть эту ложь, уже невозможно. Что даже странно. Посмотрите, во власти сплошные кагэбисты — это их работа, это их профессия. Почему они все время попадаются? Они попадаются с допингом на Олмипидае, они попадаются с вмешательством в предвыборную борьбу в Америке, они попадаются со сбитым “Боингом”, они все время проваливаются. И это, конечно, говорит о том, что они двоечники во всем, в том числе и в своей якобы секретной войне.
Андрей Загданский: Я знаю, что это ваша любимая теория, вы утверждаете всегда, что это не зло, а это двоечники.
Александр Генис: Одно другому не мешает.
Андрей Загданский: А я утверждаю, что это зло. Тут важно вот еще что, давайте с ними уже закончим раз и на всегда, во всяком случае для этой передачи. Их ложь - для внутреннего пользования, это для граждан России, которым вешается эта лапша, простите. Весь остальной мир отдает себе отчет, что это ложь, что это пропаганда, что это чистое вранье.
Александр Генис: Интернет в этом отношении бесценное орудие, потому что узнать правду — это два клика. Единственное, что нужно — это желание, а вот с этим как раз проблемы.
Андрей Загданский: Не только желание, еще неплохо бы знать несколько языков, как минимум один широко распространенный язык помимо русского. На русском языке генерируется безмерное количество лжи.
Александр Генис: Но тем не менее, и правду найти несложно. Пусть включат сайт Свободы, не сочтите за рекламу.
Андрей Загданский: Не сочтем за рекламу, но часто сайт Свободы включать уже полезно.
Возвращаюсь к Херцогу и интернету. Интернет в этом смысле как вода, как океан, он нейтрален сам по себе, он может нести и жизнь, и смерть. В это смысле то, что интернет — манифестация Антихриста, мне кажется совершенно неприемлемым.
Александр Генис: Это как сказать, что манифестация зла — это водопровод.
Андрей Загданский: Да, приблизительно то же самое. Если кто-то утонул в ванной, конечно, это манифестация зла. Возвращаясь к фильму, к другим граням, которые изучает, луддит Херцог, то надо сказать, что он рассматривает самые разные аспекты. В том числе и необычный - нетерпимость человека, неприемлемость, болезненное восприятие радиоволн и всего, связанного с передачей интернет-технологий, будь то Wi-Fi или мобильные телефоны. В Америке, в глубинке страны находится радиотелескоп, один из самых мощных в мире. Вокруг этого радиотелескопа существует мертвая радиополоса, потому что любые радиопередатчики, в том числе и наши с вами мобильные телефоны могут мешать приему сигналов из космоса. В этой зоне живут люди, которые не переносят волны, которые излучают мобильные телефоны. То есть они находят там убежище от того, что является кошмаром их жизни. Совершенно замечательно рассказывает женщина, одна из тех, которая там живет: “До недавнего временинам некуда было деться, я жила в трубе, которая защищала меня от радиоволн — это был абсолютный кошмар в моей жизни. Теперь, когда я переехала сюда, я могу жить, дышать, ходить по улицам, находиться на свежем воздухе”.
Я никогда ничего подобного не слышал. Другой страшный аспект интернета, который тоже выделяет Херцог — это уязвимость человечества в век интернета. В 1950-е годы, по всей видимости, была гигантская солнечная вспышка, которая, вероятно, перекрыла на какое-то время работу всех радиоволн, во всяком случае это рассказывает один из участников фильма Херцогу. Исключать возможность подобной вспышки, такого взлета солнечной энергии в будущем невозможно, и подобная вспышка может перекрыть любое радиоволновое излучение, которое мы устроили на Земле. Таким образом Солнце может выключить интернет и всю волновую связь во всем мире, и человечество как таковое останется незащищенным. К этому времени наша зависимость от интернета, от самых простых до самых сложных вещей, станет глобальна. Мы становимся как вид бесполезный, беспомощный.
Александр Генис: Я представляю себе эту картину: в одну секунду весь интернет в мире отключен, и все те люди, которые смотрят на свои телефончики, впервые вынуждены взглянуть друг другу в глаза, все, все: друзья, влюбленные, собеседники, коллеги вдруг открываются от своих телефонов, что произойдет?
У Херцога в фильме есть и эта тема — тема одиночества, которую интернет скрадывает с одной стороны, а с другой стороны подчеркивает. У меня был один странный случай, я имел возможность поговорить об интернете с Умберто Эко, который очень внимательно следил за новинками культурологического характера. Он ведь изучал семиотику повседневности. Тогда как раз интернет становился повседневностью — это было лет 15 назад. Я его спросил: как вы относитесь к интернету? Ведь он был очень чуток к новым вещам. Он сказал: «В ообщем-то, с ужасом». Я говорю: «Но интернет открывает такий возможности для всех». (Я тогда был страшным энтузиастом сети, каким остаюсь и сегодня, потому что, на мой взгляд, это величайшее изобретение на протяжение моей жизни ничего важнее интернета в ней не случилось, если не считать падения советской власти, конечно, но я говорю про технические новинки).
Умберто Эко тогда сказал, что люди перестают общаться друг с другом.
- Но они же, - говорю я, - общаются больше, чем когда бы то ни было. Круг людей, круг друзей, с которыми общаются, гораздо шире
- Это - неполноценное общение. Люди могут и на работу не ходить теперь.
- Это же прекрасно, они могут дома сидеть.
- И это значит, - подытожил Эко, - что у них не будет возможности даже завести служебный роман. Что-то меня поразило в этой мысли.
Андрей Загданский: Ну не скажите, судя по нашему политику из Нью-Йорка Роберту Винеру, есть возможность завести служебный роман. Он снимает селфи, присылает непристойные фотографии 15-летним девочкам, а это - тоже форма служебного романа.
Александр Генис: Но обратите внимание, все это делается дистанционно, человек сидит в своей электронной пещере, уже не деревне, как говорил Маклюэн, а в наглухо изолированной пещере.
Андрей Загданский: У него дистанционные романы. Я не согласен, дерзну сказать, с Умберто Эко, потому что на смену одному приходит другое, исчезает одна форма служебных романов, появляются другие. Я могу с этим жить, я могу пережить это изменение, меня оно не пугает.
Александр Генис: А Херцога?
Андрей Загданский: Херцог хитер и оставляет все в подвешенном состоянии. Ему Интернет и нравится, и не нравится.
Из лиц человеческих в этом фильме я больше всего запомнил одного мальчика, который показывает Херцогу, как с помощью интернета они тренируют роботов. Те играют в очень простую примитивную игру, что-то типа футбола. Роботы, помеченные двумя точками сверху, зелененькая и оранжевая, такая их форма - обучающиеся машины, они все лучше забивают гол в ворота, маленький шарик такой.
Александр Генис: Российскому футболу бы у них научиться.
Андрей Загданский: Сами они похожи на консервную банку. Этот юноша, ему 20 с чем-то лет, говорит, что вот этот робот как-то лучше обучается, чем другие.
Александр Генис: Значит у него появляются зачатки личности?
Андрей Загданский: Этот как-то ему больше импонирует. Херцог задает ему замечательный вопрос, мои аплодисменты, он говорит ему: «Вам вообще-то именно этот нравится? Из 15 консервных банок вам эта нравится?». И мальчишка смущается и говорит: «Да, этот наш любимый».
Александр Генис: На самом деле Херцог, смотрит в точку, потому что роботы начинают себя как-то вести, они отличаются друг от друга, приобретая какие-то другие навыки. То есть машина себя как-то ведет. Если вы сунете пальцы в розетку, вас стукнет током. А этот робот начинает выпутываться из детерминизма. И это, конечно, страшно, потому что у машины - на взгляд дилетантов - появляется индивидуальность.
Андрей Загданский: Улыбка мальчика, который смущенно говорит: «Да, это наш любимый» - это действительно ворота в новую эпоху, в новый мир. Херцог прыгает от одного к другому. От обучающихся систем он переходи к автомобилям, которые будут ездить без водителей. Вы знаете, это у нас большая тема, скоро «Убер» будет делать машины, которые будут обслуживать пассажиров без водителей.
Александр Генис: Федеральные власти дали свое добро на это дело, что очень важно в связи с легальными проблемами.
Андрей Загданский: Херцог спрашивает его: как они будут водить? Один из лидеров этой программы, говорит: «Это вопрос - времени. Роботы, которые управляют машиной, все учатся друг у друга, для человека это совершенно немыслимо. Если я сделал ошибку за рулем, предположительно, но не точно, что я сделаю какой-то вывод из этого и эту ошибку не повторю. С машинами гарантировано, что если одна машина сделает ошибку, то ни одна машина эту же ошибку не повторит.
Александр Генис: На самом деле это как бы один мозг за рулем.
Андрей Загданский: Да, мгновенно свою ошибку корректируют все.
Александр Генис: Все это немного пугающе звучит. Я думаю, что Херцог для того и сделал фильм, чтобы нас обрадовать и напугать.
Андрей Загданский: И это ему удается. С одной стороны, все страшно интересно: ты погружаешься в мир, который так привычен уже сейчас, но узнаешь о совершенно новых возможностях и открываешь новые страшные грани. Собственно говоря, именно для того, чтобы мы задумались, Вернер Херцог и сделал свой фильм.
