«Странный вы, Анатолий Иванович, человек и страшный, не побоюсь этого слова, тем более, что и вы, кажется, не боитесь никаких слов. Ни одна, говорите, православная душа московского патриархата не поздравила вас с преображением Господним – все, проходя мимо вас в церковь, поздравляли вас с яблочным спасом, и вы спокойно, с явным вызовом нам, подлинно верующим людям, говорите, что вам от этого было весело, что вам это нравится. Вам нравится, что прихожане придают значение не Преображению Господа, а какому-то дурацкому, если говорить честно, яблочному спасу», - пишет Татьяна Николаевна Тонкая. Почему мне весело? Потому что яблоки и горшочек меда – это хорошо, это знак некоего благополучия, покоя. Яблоки, медок – это не выдумка, это жизнь, во вкусе к ней – здоровая языческая природа человека. Как вспомнишь, сколько всего запрещалось, сколько всего уничтожалось, сколько всего опять пытаются запретить и уничтожить с писанием в руках… Святой праведный, по слову современного архимандрита Аввакума, Иоанн Кронштадтский, конечно, большой был человек, но вот представлю себе, как он читает собственного сочинения молитву на скорую смерть Толстого – и скучно мне становится.
«Тыщу раз говорил, - пишет господин Матюшкин, - решает не Вова Путин и не Ваня Пупкин, а Карл Маркс со своим приматом экономики. Пока народ впервые с двадцать восьмого года наелся колбасы и пока она снова не исчезла с прилавков, будут эти самые восемьдесят шесть процентов. Не думаю, что тут большая подтасовка. А режим сделал правильные выводы из советского опыта: пустые полки страшнее высоких цен. Так что изобилие нам гарантировано любой ценой, даже в буквальном смысле. А там - кто может сказать, с какого камешка начнется очередная лавина, когда экономика рухнет окончательно?», - пишет Матюшкин, пессимист Матюшкин. Рыночная экономика не может рухнуть так глубоко, как советская плановая, а в России рынок все-таки работает, пусть и с небольшим, но плюсом. Работает он всегда и везде, только с разными знаками, точнее, с разным соотношением знаков. В советском хозяйстве преобладал минус, в нынешнем российском – плюс, маленький, но плюс. Во всяком случае, его хватит, чтобы хлеб и колбаса были на прилавках при любых неприятностях.
Пишет человек, которого, по его словам, не покидает ощущение «совершенной иррациональности, - то есть, неразумности, - действий американцев, которые обостряют ситуацию везде, где могут, задирают нас по мелочи, давят пропагандой. Угрозы всякие, намеки, переход на личности, - это он имеет в виду нелестные отзывы американских должностных лиц о Путине. - Русофобия откровенная и глупая.... Это почти не имеет смысла в нынешней геополитической ситуации, - продолжает он, - и может спровоцировать столкновение, причем там, где и когда его никто не ждет… Они что, реально воевать собрались?.. Я думаю, они нас очень боятся. Совсем. Оттого и ведут себя нагло и глупо».
Неподдельный гнев Запада явился для этого человека, как видим, большой неожиданностью. Он растерян. Примерно то же и на самом верху, если судить по делам. Пацаны были уверены, что так далеко не зайдет. «Вы чо? Мы на это не рассчитывали». Они не ожидали, что им покажут такое дуло, из которого пахнёт настоящим жаром. Полагали, что Запад пошумит для виду и предоставит им и дальше делать все, что заблагорассудится. Почему они называют теперь поведение Амерки иррациональным, безрассудным? Потому что не могли вообразить, что она объявит Россию угрозой для себя и для мира и станет наизготовку, чтобы дать ей отпор. И отпор не какой-нибудь, а последний. Вот чего не ожидали в Кремле, и вот что имеют в виду, говоря, что американцы их очень боятся. Не боятся, а видят, с кем имеют дело, и знают, как таких окорачивать. Вы сейчас услышали слова, вырвавшиеся прямо из глубины потрясенной души гопника: «Они что, реально воевать собрались?». Нет, играть с вами в оловянные солдатики.
Многие патриоты обескуражены, многие. Это заметно по их проговоркам. Один из примеров мы сейчас разобрали. Человеку не верится, что все это всерьез. Все было вроде бы терпимо, в чем-то даже хорошо и вдруг полетело под откос. Ему не хочется думать, что для Запада Россия действительно стала чужой, что она вычеркнута там из числа обычных развитых стран. Смысл всех проговорок один: это, мол, дело временное, все скоро изменится к лучшему, они там, на Западе, опомнятся, смирятся и последуют своему интересу, опять будем на равных. Это подчеркивают: на равных. Боятся признать, что Россия зависит от Запада, а не наоборот. Читаю из письма: «Зависим ли мы от Запада? На самом деле ни Запад, ни Россия стратегически, как сейчас говорят, "экзистенциально", ну и словечко!, от санкций не страдают. Все это бессмысленное и безответственное политиканство людей недалеких и малопрофессиональных. Даже США с нами имеют дело, вон космическая программа им наша нужна — и никаких там санкций. Китай и БРИКс для вас второй сорт, но и от них никаких санкций. Да и Европа их отменит, помяните мое слово. Никакая Украина против собственного интереса Европы не устоит».
Это пишет рабочий деревообрабатывающего завода. У него высшее образование, не совсем простой жизненый путь. Живет работой и компьютером, той его частью, где помещается все патриотическое и «геополитическое». Его устами рассуждает именно эта часть. Санкции нам нипочем, но их обязательно отменят – и тогда заживем. Если санкции нипочем, то почему не зажить сразу, не дожидаясь их отмены? Такого вопроса лучше не задавать, если не хотите ссоры.
Господин Павлов из Ульяновска вспомнил старинное выражение «работная изба». «Тема закрутилась по полной, - пишет он. - В гаражи, в работные избы пошли станки, инструмент, бложики, канальчики и дяди Жени… Это вполне догосударственная форма самоорганизации, чуть ли не набор вечевых общин. Этот набор динамичен, устойчив, склонен к развитию, так как приветствует работу головой и руками, а не кулаками и зубами по правилам казенного уклада». Пока власть со своим «стадом» или «зверинцем» все более и более опускается до инстинктов, в гаражах и работных избах происходит активное очеловечивание людей. Их там не шибко много, но и не мало, что и показывает спрос на средства производства. Казенная часть экономики их списывает, а самодеятельная подбирает и готова творить чудеса. Еще раз, это очень важно: станки и прочее, что списывают заводы как изношенное и устарелое, не исчезают, как уверяет статистика, а переносится в гаражи и работные избы, где начинается их новая жизнь. Гаражно-избяной спрос на эти вещи огромный. Все больше людей входят во вкус независимой от власти хозяйственной деятельности. В любом городе, считает Павлов, уже можно наладить производство какой угодно сложности без всякого участия и даже ведома власти, обывателя, бандита. Вот поразительные слова Павлова: «В большинстве крупных гаражно-строительных кооперативов вполне можно найти все необходимые "основные фонды", соответствующие полноценному механическому цеху крупного завода - от токарки до гальваники и кузни».
Вот оно такое, русское чудо. Павлов объясняет его так. Власть долго и упорно распространяла свои щупальца на все, что попадало в поле ее зрения. Примерно три года назад она, как ей показалось, с этим управилась. Бюрократия решила, что теперь она определяет положение каждого человека в обществе. Одновременно местные власти превратились в своеобразные собесы, обязанные выполнять известные «благотворительные» указы президента. Уверовали, что являются для подданных всем: наделяет каждого и статусом, и средствами к жизни, а также избавляет от главной тяготы – от необходимости думать. Так воплощался, пишет Павлов, сермяжный идеал, состоящий в том, чтобы жить пацанской жизнью, не подключая голову. Между тем, человеческая природа требовала своего. Были, есть и будут люди, которым хочется получать уважение и средства к жизни не от начальства, а непосредственно от сограждан. Так ожили и расцвели догосударственные формы общественного сотрудничества. Люди стали показывать друг другу свое мастерство, открыто гордиться им и продавать его. Обложенные со всех сторон бюрократией и ментами, они стали окукуливаться, автономизироваться, уходить в свободное плавание, не двигаясь с места. Меня нет ни в каких списках и ведомостях, но в жизни я есмъ, тружусь и зарабатываю не только на хлеб, но и на маслице. Перед нами, таким образом, - побочный результат путинской экономической политики. Давить, но не додавливать. Хватка на горле русской жизни не такая мертвая, чтобы все задохнулось. Конечно, гаражная самодеятельность - детский лепет по сравнению с американской самодеятельностью, но все-таки она позволяет людям надеяться, что как-нибудь проживем. Будем живы – не помрем, великое русское выражение.
Слушайте письмо, единственное в своем роде. «Уважаемый Анатолий Иванович! Тридцатого августа у меня погиб племянник, сестра на днях позвонила, мама его, ему было двадцать четыре года. Подождите соболезновать. Он мой враг. Два года служил в ДНР, в составе диверсионно-разведовательной группы. Шли на украинские позиции, а когда возвращались, на нашу растяжку налетели. Мина МОН-50 сработала. Я ему говорил: пойдёшь в ДНР - будешь моим личным врагом (в лице дяди, то есть меня). Племянник получил ранения, не совместимые с жизнью. Вот, доигрался. Не знаю, пить за упокой или не пить, ну, ладно, выпью. У меня есть стопочки с гербом Украины, тризубом, вот из них я и буду пить… Ну, что, Анатолий Иванович, семья эта как семья. В Донбассе много таких. Дед у нас общий - у меня и у сестры. После Второй мировой войны его приговорили к расстрелу за украинские «змагання», потом скостили и дали двадцать пять лет. После смерти Сталина дед попал под амнистию. Вот такая печальная судьба (как и у многих). Сестра на складе работала, ее муж – в колхозе, занимался рыбой на Старобешевском водохранилище, а его сын (племянник мой, который погиб) он то на заводе, то в шахте, то еще где-то. А психология… Мама дорогая! Что Путин сказал – закон, и никаких гвоздей! Наслушался Владимира Владимировича, ну, и давай туда же: русская весна, бандеровцы, наших бьют, Донбасс никто не ставил на колени, Новороссия и прочая лабуда. Что за Новороссия? Что за донбассцы? Отдельный народ? Тьху… Мать и отец на свободной территории, а сын оказался на оккупированной, пошел служить. Отслужился… Звонит сестра на днях: «Ну, тебе племянника жалко?». Я ничего не ответил, Анатолий Иванович… Слава Україні, смерть ворогам! Квитко».
Игоря Бежкина тоже больно озадачивает, что даже близкие люди, оказавшиеся волею судьбы в разных странах, он имеет в виду Россию и Украину, по-разному смотрят на важнейшие вещи, до враждебности по-разному, до полного разрыва отношений. Читаю: «Возьмём главную российскую трагедию (она же и украинская) нынешнего времени: войну с Украиной, опускаю слово гибридную, так как тысячам погибших и ещё большему количеству их близких от него не легче. Факт: число граждан Украины, имеющих взгляды на конфликт противоположные взлядам пресловутых восьмидесяти шести процентов россиян, превышает абсолютное, то есть, пятьдесят процентов, а иногда и квалифицированное большинство две трети. Но ведь миллионы россиян и миллионы украинцев запросто могли уже годы и даже десятки лет жить на той, противоположной, стороне и, таким образом, скорее всего, иметь взгляды, обратные имеющимся. И что отделяет многих из нас от этого? Не состоявшаяся командировка в Харьков? Пляжное знакомство с Петей вместо знакомства с Гришей? Распределение в Липецк вместо Мариуполя, который достался другому студенту. Я вот - россиянин только потому, что одного деда сослали, а другого туда же распределили, оба же жили на Украине. Впрочем, если бы не сослали, то и я был бы не я. Короче: в кого стреляете? В себя стреляете. Ну, почему эта мысль не посещает типа умные головы? Игорь Бежкин».
В советское время всем полагалось знать слова Маркса, что нельзя жить в обществе и быть свободным от общества. Это означало: не высовываться, не умничать, не отклоняться от генеральной линии. Большинство так и поступало. В наши дни тоже видим, что жить в обществе и быть от него свободным получается далеко не у каждого. Обычный человек все-таки не свободен от преобладающего настроения в стране, а преобладает настроение руководства. Идут против течения особые люди – те, кого ведет или сильнейший дух противоречия, или обостренное чувство правды. В Украине, кстати, немало людей, которые на стороне России в этой войне просто потому, что не любят свою, украинскую, власть, недовольны жизнью. Только поэтому. Для них наши (так они называют свою власть) всегда и во всем неправы. В России таких меньше, то есть людей, которые на стороне Украины только потому, что не любят свою, московскую, власть. Дух противоречия в России заметно слабее, чем в Украине. Это может объясняться тем, что в России люди более скованны. Дух противоречия, он тоже, как всякий дух, любит свободу.
Еще читаю: «У этого придурка нет никакой экономической программы, только вешать коррупционеров. Я бы тоже хотел от них избавиться, но а потом что? Вы почему-то думаете, что если заменить Путина на Навального, то Россия превратится в не примитивное государство в одночасье. А мне кажется, мало что изменится. Мы строим новую инновационную экономику. И она плохо идет не из-за санкций (запчасти у всех теперь китайские, а там никаких санкций нет и не будет), а из-за нашей собственной отсталости, бюрократизма и т.п. Никакая Америка нам в этом не поможет. В отличие от Украины, у нас прорва технического таланта и неплохая система образования, в особенности в компьютерных делах и прикладной физике. Если бы не отсталость и инерция, ах, да что говорить!», - и так далее. Далее, как и следует ожидать, - про близоруких и глуповатиых западных руководителей и таких же их избирателей, про зловредных бандеровцев, не желающих смириться, что «Крым – наш». В общем, типичная на сегодняшний день смесь взаимоисключающих соображений и расчетов. Ни малейшей заботы о связности, о том, чтобы одно не противоречило другому, чтобы одно вытекало из другого. Государство наше примитивное, но Штаты тоже не ахти что, санкции – это плохо, но они нам не вредят, с экономикой у нас скверно, но все дело просто в нашей отсталости и инерции. И попробуйте ему сказать, что отсталость, кроме прочего, в том и проявляется, что вы смотрите на Запад с недоброй завистью, вместо того чтобы у него учиться, как наставлял еще Петр Великий, что ваша инерция, на которую горько сетуете в теплой компании, включает имперские поползновения, а с ними не пойдут никакие инновации, ибо все связано со всем…
Рассказывать друг другу, какие недалекие люди управляют Западом, - одно из русских удовольствий последнего времени. Так успокаивают, утешают себя. Получается не очень. Читаю: «Мои знакомые живут в состоянии тревоги, которую за собой не замечают. Делаю такой вывод из того, как настойчиво они приглашают меня участвовать в их патриотических разговорах. Отмалчиваться в какой-то степени уже опасно. Им требуется подтверждение их правоты со стороны, а я, когда молчу, являюсь для них как бы сторонним наблюдателем. Быть сторонним наблюдателем в России сегодня все более чревато», - пишет господин Горчаков, тонкий, как видим, психолог. По специальности, вернее, по работе он чертежник с инженерным образованием, не конструктор, а чертежник. Да, людям требуются подтверждения их выкладок – это верный признак тайного беспокойства, неуверенности в себе. Мне приходится бывать в положении господина Горчакова, тоже вынужден решать, что делать. Когда немец или француз с англичанином кроют США, а янки кроет их всех вместе и по отдельности, все они делают это на правах своих, в порядке ремонта собственного дома. А когда русские кроют их по отдельности и всех вместе, то делают они это в порядке выбора своей собственной судьбы. Они тем самым говорят: нам ваши обычаи и новации без надобности (старинное выражение деревенской упертости). Есть опасность, что, увлекшись критикой Запада, Россия потеряет ориентир, больше того – место, которое за нею там еще как бы числится.
Слова «в порядке ремонта» я употребил сейчас не случайно. Западная социология рассматривает быт тамошних людей как процесс постоянного ремонта рукотворной среды их обитания, того, что называется инфраструктурой: образование, медицинские услуги, транспорт, связь, бытовое обслуживание, то есть, снабжение и обеспечение всем необходимым для пребывания в мире сем. Люди молчаливо исходят из некоего идеала. В общем сознании имеются образцы того и этого, пятого-десятого – как все должно быть устроено и действовать, чтобы хотелось жить, а не удавиться. И вот они постоянно подгоняют под эти идеальные образцы то, что у них есть, - производят непрерывный ремонт. В России же совсем не так. Совсем! Когда русские исследователи через западную теорию ремонта смотрят на жизнь своих соотечественниов, они впадают в недоумение, а некоторые даже в отчаяние. Оказывается, у русских все иначе. Немец говорит: это надо так-то и так-то улучшить, здесь подправить так-то, здесь - так-то. Русский же в сходном положении говорит: сойдет и так. Все в России – и заказчики, и клиенты, и исполнители - все участники любого дела знают, что делается оно не лучшим образом, через пень-кололду, а то и вовсе не по-человечески, но все сходятся на одном: сойдет и так. Пишет Илья Болтунов: «Зарисовка из жизни. Тула. Кладбище. Шесть процессий. Шесть могил. Я подошёл ко всем, не удержался. Спросил: почему вы хороните в такую могилу? Удивление. Какую - такую? Могила как могила. Как у всех (это ключевое). Теперь для понимания: глубина такой могилы шестьдесят сантиметров - это высота гроба. Сантиметр в сантиметр. То есть, зимой, например, когда тает снег, крышка гроба торчит из земли. Спросил у копщиков, в чем дело. Ответ прост: за могилу нам платят триста пятьдесят рублей. А норм по глубине в законе нет, копаем как хотим. Люди-то не против (это тоже ключевое)», - пишет господин Болтунов.
О том же пишет антрополог Сергей Мохов, специалист по похоронному делу в России всех времен, редактор журнала – да, есть такой: «Археология русской смерти». Читаю: «Я более-менее понял, что некое поломанное состояние инфраструктуры является ресурсом для властных отношений. Все эти кладбища, которых юридически не существует, не работающие холодильники в моргах, катафалки, в которых трупы возятся вперемешку с картошкой для соседнего кафе, покупка и продажа мест на кладбищах и т.д. - это все статус-кво, в сохранении которого заинтересованы все участники процесса. И ритуальщики, и местные власти, и потребители. Государство так управляет. Я пытаюсь называть это состояние инфраструктуры поломкой, а соответственно меры по ее устранению - ремонтом. Делаю я это по аналогии с западными теоретическими конструкциями…В чем же проблема? Мы можем назвать сломанным только то, что нормативно может быть починено, исправлено. То, что может быть не сломанным. Здесь же поломка - это вообще нормальное состояние структуры. Все участники действия, может, и понимают, что можно как то по-другому, но вот это поломанное состояние все равно считают неким допустимым состоянием. Я прихожу и говорю: "Почему вы вообще садитесь в этот катафалк? Почему вы кладете покойника в этот гроб? Почему вы хороните в яму? Почему дороги нет?" А мне отвечают: "А чо, это нормально". В рамках страны это повсеместно. А раз это нормально, то это уже не поломка. Хотя в языке западной антропологии - это конечно именно поломка и есть. Как описать этот хаос, который в представлении информантов не хаос, а норма? Как язык социальной теории применять для объяснения, почему это именно так - не понятно», - пишет антрополог Мохов. То есть, если сказать о Западе, что это цивилизация порядка, то строго научным определением России будет: цивилизация беспорядка, хаоса, который всех устраивает.
Пишет другой социолог: «Цивилизации хаоса требуют принципиально иных методик, разработать которые европейский ум едва ли способен - по крайней мере, цивилизации желательного хаоса (то есть цивилизации, в которых порядок - неизбежное для функционирования зло, которое для душевного уюта желательно минимизировать)», - так, несколько заковыристо, автор выражает серьезнейшую мысль. Перед нами не сатирик вроде нового Салтыкова-Щедрина, а научный работник, который просто отмечает, что в России никто не хочет порядка ни в чем. Когда где-нибудь возникает что-то вроде порядка, русский человек чувствует себя неуютно. Он так привык к беспорядку и беззаконию (на каждом шагу это одно и то же), что ему это уже нравится. Надо искать ходы, лазейки, кому-то что-то дать, кому-то что-то пообещать, кому-то как-то понравиться, найти какой-то подход, на что-то закрыть глаза.
На волнах Радио Свобода закончилась передача «Ваши письма». У микрофона был автор - Анатолий Стреляный. Наши адреса. Московский. Улица Малая Дмитровка, дом 20, 127006. Пражский адрес. Радио Свобода, улица Виноградска 159-а, Прага 10, 100 00. В Интернете я в списке сотрудников Русской службы на сайте: svoboda.org