Правозащитнице Ариэлле Кац – 20 лет, она гражданка США. 19 сентября ее дважды задерживала московская полиция за одиночный пикет в поддержку Ильдара Дадина, осужденного на два с половиной года активиста по обвинению в нарушении правил проведения массовых мероприятий.

Кац стояла на Манежной площади с плакатом, на котором по-латыни было написано "Хотя Ильдар Дадин в заключении, он свободен". Через некоторое время активистку задержали полицейские и увезли в ОВД "Китай-город". Там ей пригрозили лишением визы, но отпустили без составления протокола. После этого девушка снова вышла к памятнику Жукову с новым плакатом. На нем, также по-латыни, было написано: "Бог послал своего ангела и освободил Ильдара Дадина из рук царя Ирода". Через несколько минут ее снова задержали. Во второй раз активистку продержали в отделении почти 4 часа и тоже отпустили без каких-либо обвинений.

Ариэлла Кац, студентка Чикагского университета, приехала в Россию, чтобы собрать материал для исследовательской работы. За общественно-политической жизнью России она следит давно – еще в школе она делала проект, посвященный бывшему владельцу ЮКОСа – Михаилу Ходорковскому.

В интервью Радио Свобода Ариэлла Кац рассказала о том, что связывает ее с Россией, почему она вышла на акцию в поддержку Ильдара Дадина, и о том, какие претензии были к ней у сотрудников полиции:

– Когда я второй раз попала в ОВД, сотрудник, который со мной беседовал в первый раз, говорил: "Кажется, у вас нехорошо с рассудком. Вам же сказали – не выходите на пикет. Вы хотите нас американским паспортом напугать?" Я сказала: "Я не хочу никого пугать". Потом я просто сидела на скамейке, книжку читала, со мной беседовали разные люди. Беседовал человек, который был без формы, – мне сказали, что он, наверное, из Центра "Э". Еще два человека спрашивали про мою бабушку. Я сказала: "Не хочу говорить про мою бабушку, а то вы ее будете преследовать, например". Они говорят: "Ваше преступление не такое тяжелое, как вы думаете". Потом меня спрашивали, подстрекал ли меня кто-то выйти с пикетом? Я ответила: "Да, Платон! Я прочитала "Критона" Платона, там как раз говорится о тюрьме, о том, что хорошему человеку нельзя ничего плохого сделать". Они спросили: "Вы считаете, то Ильдар Дадин – хороший человек?" Я ответила, что да.

Во время первого задержания мне угрожали, что заведут против меня дело, что отберут визу, никогда в страну не пустят. Во второй раз со мной как-то более мягко говорили: "Вы хорошая, – говорили. – Вы из идейных соображений вышли. Почему Настя Зотова не стоит?" А я им говорю: "Если у вас претензии к ней, то это не ко мне". Я старалась им рассказывать про латынь. Они спросили, что я пишу. Я ответила, что пишу по памяти строки из "Энеиды", я ее знаю наизусть. Они спросили: "Что такое "Энеида"?" Я ответила, что это эпическая поэма поэта Вергилия. Потом один из сотрудников (они никогда не представляются, поэтому было немножко путано) спрашивал, почему стояла с плакатом, на котором было написано по-латыни. Я сказала, что это волшебный язык. Он говорит: "Никто не поймет". Я говорю: "Если у вас есть лучшие идеи, мы можем вместе пойти и постоять". Мне никто ничего не говорил, но я слышала, как люди говорили: "А, латынь... Это провокация!" Почему против меня они не завели дело, я не знаю.

– Вас просто отпустили?

– Да, отпустили. Со мной беседовали люди в штатском, это уже было примерно через три часа после того, как меня забрали. Я слышала, как они говорили между собой, и кажется, им было важно меня отпустить после трех часов. Когда я разговаривали с этими людьми в штатском, они сказали: "Вы можете идти". Я сказала: "Но ведь у вас мой паспорт!" Они сказали: "Хорошо, паспорт отдадим".

​– Почему вы решили выйти на пикет в поддержку Ильдара Дадина и как узнали о его деле?

– В прошлом году я вышла на акцию на Красной площади в память жертв путинского режима. Так получилось, что Настя Зотова, которая тогда работала журналистом, пришла со мной. И я с ней познакомилась. В то время я немножко переводила для "Мемориала", поэтому я знала, что против Ильдара ведут уголовное дело по статье 212.1. Я никогда не могла представить, что Ильдара посадят так надолго. И с тех пор мы с Настей подружились, она меня на свадьбу приглашала. Их история было как-то очень мне близка. Мне кажется, что Ильдар стоял за всех политзаключенных, он стоял за Надежду Савченко, за "болотников", за Pussy Riot, ездил в Мордовию. Я думаю, очень важно, чтобы теперь кто-нибудь стоял за него. Я знаю, что сейчас Насте очень тяжело, и мне хотелось бы, чтобы она знала, что судьба Ильдара для меня важна.

​– То есть это был, скорее, акт поддержки? Или вы верите, что такими пикетами, привлечением внимания можно повлиять на ситуацию и добиться освобождения Ильдара?

– Когда я действую, первый мой вопрос: соответствует ли это моей совести или нет. И я считаю, что то, что я делаю, – правильно. Нам не дано знать, что от наших действий будет, но если мы делаем то, что считаем правильным, тогда обязательно все должно быть хорошо. Если люди умолкают, тогда их можно держать в заключении бесконечно. И это очень страшно! И я думаю, что только давление общественности и желание сказать, что мы тоже готовы понести какой-то риск, что-нибудь изменит.

​– Я правильно понимаю, что вы живете в США и сейчас приехали в Россию на время? Что вас сейчас сюда привело? И как долго вы здесь планируете быть?

– Я планирую уехать в четверг. Я немножко чувствую себя лицемерно, потому что, когда меня задерживали первый раз, меня спросили: "Как долго будет продолжаться твоя акция?" Я сказала, что не уйду, пока Ильдара не отпустят. Но сейчас я там не стою. И мне очень стыдно. Я приехала 30 августа. Я студентка Чикагского университета, и мне дали грант на исследование взаимосвязи любви и политики. Я разговариваю с разными бывшими политзаключенными и спрашиваю о том, как соотносится их любовь к семье, детям, близким, друзьям с тем чувством, которое побуждает нас заботиться об обществе, заниматься проблемами, которые нас самих прямо не трогают. То же самое ли это чувство или возникают конфликты?

​– Когда вы первый раз приехали в Россию?

– Я не помню когда, потому что мне было, мне кажется, полтора года. А потом я стала довольно регулярно приезжать в Россию.

– Я читала, что вы в 2011 году приезжали во время протестов. Как ваши впечатления от того, что было тогда в России, по сравнению с тем, что сейчас, когда вы приезжаете и вас саму задерживают уже?

– Я приезжала и в 2011-м, была на Болотной площади и после Болотной площади. Три года назад, когда я приезжала, я ходила на акции, несколько раз в день, и никаких задержаний, как сейчас, не было. Мне кажется, было гораздо свободнее, чем сейчас.

​– Почему и с чего вы начали следить за общественно-политической жизнью в России?

– Наверное, еще с детства. Когда моя мама жила в России, она участвовали в диссидентском движении. Она мне рассказывала. И у меня возникал вопрос: что-то изменилось в России или нет? А потом я поняла, что тут не так изменилось, как мы думали, но никто об этом ничего не говорит. Я помню, в девятом классе я стала делать листовки, писала, что в России нет демократии, свободы слова. Тогда же я сделала проект по истории – про Ходорковского. И потом тема Ходорковского стала меня сильно волновать, и я познакомилась с его сыном Павлом, который живет в Нью-Йорке. Я организовала показ фильма про Ходорковского у нас в кинотеатре и его пригласила. Примерно в это время я сказала родителям, что хочу пойти на акцию "Стратегии-31" на Триумфальной площади в Москве. Мы там простояли минут пять, а потом кого-то прямо в двух метрах от меня забрали – пришли сотрудники полиции, повалили его, он упал на землю, зимой, там был лед. И этот звук, как человек падал на лед, – это было что-то ужасное! И я сказала себе, что я должна серьезно этим заняться, потому что так нельзя, когда люди просто стоят и не могут сказать правду.

​– Но вы верите, что ситуация в России может измениться в более демократическую сторону? Судя по последним выборам, по явке, люди не то что даже не пытаются, а просто не хотят никаких изменений.

– Низкая явка не обязательно означает, что люди не хотят изменений. Я ходила на лекцию, где говорили из "Левада-центра". Всегда говорят про эти 85 процентов, которые поддерживают власть, но никто не говорит, что 79 процентов людей не доверяют власти. Это тоже цифры "Левада-центра", но никто об этом не говорит. Я знаю активистов, которые не пошли на выборы из принципа, потому что эти выборы были ложные и нелегитимные, поэтому данные о явке, мне кажется, не показатель. Для меня вопрос, хотят ли люди перемен или не хотят, – немножко странный. Если человек никогда не знал свободы, тогда, наверное, трудно почувствовать, что чего-то недостает. Но все-таки я думаю, что люди хотят жить нормальной жизнью, где все не так страшно дорого, где можно нормально растить детей. А держать людей в тюрьме, как Ильдара Дадина, за их взгляды – это неправильно. Поэтому нужно бороться! Я думаю, если делаешь правое дело, в конце обязательно все должно быть хорошо.

​– Я читала, что ваш прадедушка была в лагерях, в ГУЛАГе. Это правда?

– Да, мой прадедушка был журналистом во время Второй мировой войны. Ирония в том, что он вообще во все верил, и во время коллективизации в Узбекистане он ехал на лошади, чтобы уговаривать людей приходить в колхозы, и он абсолютно верил в большевизм, он был идейный человек. А потом, когда стали сажать евреев, после Второй мировой, его посадили. Но мне кажется, это было не идейное, а у него просто была какая-то квартира в Москве, на которую соседи, наверное, претендовали. Его посадили, но, к счастью, через два года всех начали выпускать. Я с ним виделась только два раза, когда я была маленькая, но мы почувствовали большую родственную связь, так как он плохо ел, и я плохо ела, и нас ругали за это. Он сказал, что вышел из ГУЛАГа и подумал: ну, сталинизм – плохо, но он отошел от настоящего коммунизма-ленинизма. И он как-то не обиделся вообще, он был очень не обидчивым и добрым. А потом, в 90-е, он сказал, он вдруг понял, что вся эта система прогнила. И всем жертвам политических репрессий выдали книгу "Архипелаг ГУЛАГ". Мне кажется, люди должны беспокоиться и о том, что не касается их лично, потому что если все будут думать только о себе, это плохо. Нужно, чтобы люди заботились друг о друге. Не важны географические границы, мы все люди, и когда кому-то делают плохо, нужно что-то делать.

– Вы планируете еще приезжать в Россию? Не напугала ли вас эта ситуация? Не возникнет ли у вас проблем с въездом?

– Я, конечно, хочу вернуться, я приезжаю два раза в год, собираюсь приехать на Новый год. Бабушка у меня тут раньше жила, теперь она живет в Америке, но мы стараемся на Новый год приезжать. Хотя мне угрожали, но визу не изъяли, и пока меня будут пускать, я, конечно, буду приезжать, – заключает Ариэлла Кац.