Архивный проект "Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад". Самое интересное и значительное из эфира Радио Свобода двадцатилетней давности.

Передача Марины Ефимовой к 100-летию со дня рождения американского писателя Фрэнсиса Скотта Фитцджеральда. Участвуют: Элеонора Ланахан - внучка писателя, Дональд Бейкон - профессор Стэнфордского университета, Дон Скиммор - директор отдела рукописей Принстонского университета, Джеймс Меллоу - профессор американской литературы, философ Борис Парамонов, журналистка Рая Вайль. Музыка из фильма "Великий Гэтсби" (1974).

​Марина Ефимова: Литературное наследие писателя Скотта Фитцджеральда относительно невелико – четыре томика рассказов и пять небольших романов: "По эту сторону Рая", "Красивые и проклятые", "Великий Гэтсби", "Ночь нежна" и "Крушение". Шестой роман, «Последний магнат», о Голливуде, остался незавершенным, хотя именно по нему был поставлен интереснейший фильм, как, впрочем, и по двум другим его шедеврам – по роману "Ночь нежна" и "Великий Гэтсби", музыку из которого мы выбрали для сегодняшней передачи. Готовя эту передачу, я узнала, что один принстонский профессор вот уже десять лет ведет такой, я бы сказала, социо-литературный эксперимент: каждый день он просматривает «Нью-Йорк Таймс», и каждый раз находит там или цитаты из произведений Скотта Фитцджеральда, или упоминания его произведений, или истории из его жизни. И это потому, что Скотт Фитцджеральд и его литература, и его жизнь - такая же неотъемлемая часть американской культуры, как эпоха джаза, в которую он жил, царящий голос из того хора, который стали называть «потерянным поколением».

Дональд Бейкон: Меня всегда поражает, как часто такие вот знаменитые выражения создаются по совершенно пустячному поводу. Молодой парижский механик не сумел починить автомобиль Гертруды Стайн, и она сказала ему раздраженно: «Все вы – потерянное поколение». Ее молодые друзья, Фитцджеральд и Хемингуэй, подхватили это выражение. Хемингуэй процитировал его в романе «Фиеста», и вскоре оно вошло в литературный обиход всего мира.

Марина Ефимова: Я беседую с Дональдом Бейконом, профессором Стэнфордского и Гарвардского университетов, специалистом по литературе «потерянного поколения».

Дональд Бейкон: Поначалу писателями «потерянного поколения» называли только тех литераторов, кто прошел Первую мировую войну, но постепенно к ним присоединили всех очевидцев этой европейской катастрофы. Многие писатели считали, что в Первой мировой войне, как во взбесившейся реке, погибла старая европейская культура, оставив их, как сирот, без традиций, без принципов, даже без истории.

Марина Ефимова: Фрэнсис Скотт Фитцджеральд (мы решили произносить это имя так, как его произносят в Америке) родился 24 сентября 1896 года в семье обедневшего бизнесмена. Его отец не сумел сам поправить своего положения, но мечта об успехе культивировалась в доме и заражала детей. Скотта отдали в дорогую, не по карману, частную школу, а потом в дорогой, не по карману, Принстонский университет. Сейчас, в дни юбилея, в Принстоне открыли выставку, посвященную Фитцджеральду. На ней побывала наш корреспондент Рая Вайль.

Рая Вайль: Мой гид – директор отдела рукописей и куратор выставки Дон Скиммор, рассказывает, что Принстонский университет всегда чувствовал некую амбивалентность по отношению к своему знаменитому питомцу, чей роман «По эту строну Рая» изобразил Принстон, как приют бездельников из богатых семей.

Дон Скиммор: Это миф, что Принстон был школой для молодых плейбоев, это неправда. Он и тогда, когда Скотт здесь учился, не был таким. И всю жизнь этого человека окружали мифы. Одни – о Принстоне - он создавал сам, другие люди создавали о нем. Он воспринимал Принстон, как некий символ принадлежности к привилегированному миру. Этот привилегированный мир был его страстью, его наваждением, главным героем его романов. Он оказал огромное влияние на всю его жизнь и, безусловно, на его трагическую смерть. Фитцджеральд пробыл в Принстоне, в общей сложности, четыре года. Учился плохо, часто пропускал занятия. За это был однажды отчислен из университета. Потом вернулся. В ноябре 1917 года, после того, как США вступили в Первую мировую войну, он в последний раз бросил университет и присоединился к армии, так и не получив высшего образования, что, надо признать, не помешало ему стать личностью, как говорится, больше самой жизни.

Марина Ефимова: Когда вышла книга «По эту сторону Рая» Принстон, по выражению Фитцджеральда, пошел на нее в атаку. Несмотря на козни обиженного Принстона, юношеская книга Фитцджеральда принесла ему колоссальный успех. Она романтически выразила те настроения, которые уже формировались у поколения, пережившего потрясения мировой войны – все боги умерли, все войны отгремели всякая вера подорвана, мы страшимся бедности и поклоняемся успеху.

Дон Скиммор: С легкой руки Фитцджеральда искусство «потерянного поколения» слилось в Америке, в понимании современников, с эпохой джаза, и стало символизировать предельную, точнее, беспредельную свободу самовыражения, не только в творчестве, но и в стиле жизни. В эту эпоху родился новый американизм, понятие «фан», то есть, чистое, безумное удовольствие, веселое времяпрепровождение, выпивка, танцы и флирт, не омраченные чувством долга, морали или заботы о хлебе насущном.

Марина Ефимова: И тут на танцах в фешенебельном клубе Фитцджеральд встретил Зельду Сейр. Она была создана не для забот и тягот, а для того, чтобы быть украшением жизни мужчины. Дорогим украшением. Первый роман Фитцджеральда был доведен до конца только благодаря ей, только чтобы ее завоевать. Позже Фитцджеральд писал:

«Все мои приятели, которые были помолвлены с разумными девушками, готовились ждать, настроились трудиться терпеливо и долго. Мне это не подходило. Я был влюблен в яркокрылую бабочку и, чтобы поймать ее, надо было раскинуть огромную сеть, придумать ее из головы. Я поехал домой и написал роман».

Марина Ефимова: В сущности, Фитцджеральд сделал то же, что потом сделал его герой Джей Гэтсби - он завоевал женщину славой и богатством, неожиданно свалившимися на него после выхода в свет романа.

Дональд Бейкон: Зельда говорила, и совершенно справедливо, что она популяризовала, сделала достоянием публики свой собственный образ и стиль жизни. Именно такой радикально новый женский тип стал для нас надолго тем образом молодой женщины, который каждый американец лелеял в своих мечтах. Это была красавица, смелая и свободная как ветер, которая не боялась нарушать каноны, например, стричь коротко волосы, носить обтягивающие платья, не скрывающие красоту женского тела. Способная на экстравагантные поступки, остроумная, но и нежная, женственная. Скотт Фитцджеральд был абсолютно обворожен и побежден не только Зельдой, но именно этим новым типом женской прелести, и он действительно верил, что такая женщина может быть завоевана, пленена или приобретена только мужчиной столь же дерзновенным и победительным, то есть, американским миллионером.

Марина Ефимова: Профессор Бейкон, как бы вы определили литературные стилистические нововведения Фитцджеральда?

Дональд Бейкон: Фитцджеральд, как Хемингуэй, и как великий Фолкнер был вдохновлен поэзией, но он знал, что не может быть великим поэтом и стал писать поэтическую прозу, для которой характерна образность, метафоричность, лирический тон. Это был абсолютно новый стиль в американской модернистской литературе, очень отличный от принятой повествовательной прозы. Лучший пример этой поэзии в прозе, конечно, «Великий Гэтсби». Если говорить о мифологичности его литературы, о двух созданных им символических литературных персонажах, мужском и женском, они оба одолжены в Англии. Десятилетие за десятилетием у нас царили эти образы романтических джентльменов и леди, определяя идеал любви, и этот идеал был невероятно возвышенным и, отчасти, именно поэтому обреченным.

Марина Ефимова: Вспомним самый конец романа «Великий Гэтсби»:

Диктор: «Гэтсби верил в свет неимоверного будущего счастья. Пусть оно ускользнуло сегодня, но завтра мы побежим еще быстрее, еще дальше станем протягивать руки, и в одно прекрасное утро… Так мы и пытаемся плыть вперед, борясь с течением, а оно все сносит и сносит наши суденышки обратно в прошлое».

​Марина Ефимова: Скотт Фитцджеральд, в отличие от своего героя Джея Гэтсби, добился исполнения своей мечты - он женился на Зельде Сейр. Их медовый месяц в Нью-Йорке, Париже, потом снова в Нью-Йорке, затянувшийся на десять лет, Фитцджеральд назвал «величайшим кутежом в истории». Жизнь кипела вокруг этих молодых людей, талантливых, блестящих, богатых и очень красивых. В Нью-Йорке они были желанными гостями всех новомодных вечеринок с коктейлями, шумными завсегдатаями в подпольных, по случаю сухого закона, кабачков. Танцы на ресторанных столах и ночные купания в фонтанах иногда заканчивались в полицейских участках, и всегда попадали на страницы таблоидов. Позже Фитцджеральд опубликовал в «Нью-Йоркере» краткую историю своих попоек, начиная с 1913 года: где пил, что, с кем и при каких обстоятельствах. История кончается «пиром во время чумы», на котором рекой лилось шампанское Дон Периньон. Шел 1929 год, начало Великой депрессии. «Когда говорят «эпоха джаза», - писал об этом времени Фитцджеральд, - имеют в виду состояние нервной взвинченности примерно такое, какое воцаряется в больших городах при приближении к ним линии фронта». И в этом мире царила Зельда – золотистая кожа, золотистые волосы, ястребиные глаза. Так описал ее Хемингуэй в книге «Праздник, который всегда с тобой». Зельда говорила: «Главная причина, по которой читатели должны покупать книги Скотта, эстетическая. Чтобы я смогла купить себе восхитительное платье с золотым отливом, которое я присмотрела на Монмартре». В той же книге воспоминаний Хемингуэй рассказывает, что Зельда тащила Скотта на вечеринки, не давала ему писать и тратила деньги быстрее, чем он их зарабатывал. И все же в Америке фотографию одного Скотта Фитцджеральда можно обнаружить разве что в энциклопедии. Что касается популярных изданий, то это всегда двойной портрет - Скотт и Зельда, Зельда и Скотт. В глазах вот уже третьего поколения они стали неразъединимой парой, символом любви, американскими Ромео и Джульеттой. Что так особенно привлекало американцев в этой паре? Я спросила об этом профессора американской литературы Джеймса Меллоу.

Джеймс Меллоу: У большинства писателей музой становятся возлюбленные, часто - тайные возлюбленные. А Фитцджеральд женился на музе, и были соблюдены все формальности – обручение, пышная свадьба в соборе Святого Патрика в Нью-Йорке. То есть, все, как мы любим. Они сумели объединить экстравагантность с дорогими американцам семейными ценностями. Конечно, это был экстраординарный союз. Зельда не могла стать обычной женой, она была слишком красива, талантлива, импульсивна, капризна, требовательна. Она не создала мужу спокойную творческую обстановку дома. Но зато она описана почти во всех его произведениях.

Марина Ефимова: Великий кутеж подходил к концу. Весной 1930 года у Зельды был нервный срыв и ее отправили в специальный санаторий в Швейцарию. На Фитцджеральда обрушились ее медицинские счета. В добавление к горе счетов за частную школу дочери. Роман «Ночь нежна», вышедший в 1934, в отличие от «Великого Гэтсби», критики встретили кисло. Прежние книги продавались все хуже, и Фитцджеральду ничего не оставалось, как отправиться на заработки в Голливуд.

Джеймс Меллоу: Когда появилось кино, многие известные талантливые писатели соблазнились популярностью этого жанра и, конечно, невероятными деньгами, которые там обращались. Джон О’Хара, Джон Дос Пассос, даже Фолкнер. Их тянуло туда как магнитом. Голливуд весь построен на фантазиях, рассчитан на произведение внешнего эффекта, полон амбициями, пронизан соперничеством. Конечно, для эмоционально неустойчивого человека, каким был Фитцджеральд, это невероятно дестабилизирующая обстановка. По трагическому совпадению, ни один из серьезных писателей не смог проявить себя в Голливуде, ни один не был оценен по достоинству, но никого это не останавливало.

Марина Ефимова: С этого периода жизни Фитцджеральда, с Голливуда, начался наш разговор с Элеонорой Ланахан, внучкой писателя.

Элеонора Ланахан: Его годы в Голливуде были очень тяжелыми и потому, что он бросил пить, и невероятно нуждался. Однажды он послал секретаршу на самолете в Нью-Йорк срочно выколачивать деньги из журнала «Эсквайр», где его печатали. И если бы они не дали ему денег, на следующей неделе ему нечем было бы платить за квартиру. Все было унизительно, ведь он даже не был сценаристом, просто литературным поденщиком. Его имя никогда не появлялось на экране. И книги его тогда не продавались. Он чувствовал себя совершенно забытым.

Марина Ефимова: А что ваша мама рассказывала вам про деда?

​Элеонора Ланахан: Моя мать почти ничего не рассказывала о ее родителях. Я думаю, что она не хотела, чтобы мы раньше времени знали, что наши дедушка и бабушка были знаменитостями. Боялась,что мы начнем подражать им, хотела избавить нас от комплексов, с этим связанных. Правда, во времена моей ранней юности Фитцджеральд и не был знаменит в Америке, слава вернулась к нему позже, когда я уже училась в колледже, то есть в 1950-60-х годах.

Марина Ефимова: Мы в России впервые прочли его в начале 60-х.

Элеонора Ланахан: Мою маму всегда удивляло, что книги Фицджеральда расходятся в России такими огромными тиражами. Почему? Ведь он был своего рода певцом капитализма. Почему он был так популярен в коммунистической стране?

Марина Ефимова: Я думаю, что потому, что в коммунистических странах люди обычно не любят коммунизм. Пропаганда могла использовать книги Фитцджеральда в своих целях, конечно, но интеллигентного читателя вовсе не шокировало очарование богатства. И потом, ведь к восхищению Фитцджеральда всегда примешивалась ирония. В России читатель, в общем, достаточно опытный и изощренный, чтобы оценить мастерство и талант, независимо от взглядов писателя.

Элеонора Ланахан: Ясно, я впервые поняла эту разницу.

​Марина Ефимова: В вашей статье, опубликованной в «Нью-Йорк Таймс», вы написали, что с годами отношение Фитцджеральда к женщинам изменилось.

​Элеонора Ланахан: Очень изменилось. В письмах к Скотти, своей дочери, моей матери, он всячески старался направить ее на совершенно другой путь - серьезного отношения к жизни, приобретении самостоятельности и профессии, не ограничиваться декоративностью, не служить мужчине только дорогим украшением жизни. Ему начали нравится женщины, которые применили свои таланты на практике.

Марина Ефимова: Последние годы жизни Скотта Фитцджеральда, когда Зельда уже фактически не выходила из нервных санаториев, были скрашены любовью преданной женщины, способной оценить его редкий талант. Ее звали Шила (Шейла) Грэм. Она была журналисткой в Голливуде, одной из многих литературных пленников «фабрики снов».

Джеймс Меллоу: Шила Грэм могла бы стать спасением Фитцджеральда, если бы он так необратимо не разрушил свой организм к тому времени. Хотя он обращался с ней ужасно - он был груб, он скандалил, издевался над ее статьями. Шила страдала, ссорилась и мирилась с ним, но любила его и всегда была на его стороне. Но все равно эту связь невозможно даже приблизительно сравнить с его отношением к Зельде. Это был один из тех браков, что совершаются на небесах. Он любил ее по-настоящему, заботился о ней до самой своей смерти, он сам написал об этом: «Я растерял свою жизнь на дорогах, ведущих в санатории Зельды». Надо помнить, что Скотт и Зельда сами слепили свои жизни, свою романтическую легенду, создали силой таланта и воображения. Это не значит, что они лгали или все время играли, как на сцене. Совсем нет. Они выдумали романтический и блистательный мир, в котором мужественно жили до тех пор, пока этот мир их не разрушил. Трогательнее всего сказал об этом сам писатель в романе «Ночь нежна»: «Только выдуманная, нереальная часть нашей жизни несет в себе настоящую ценность и красоту».

Марина Ефимова: Скотт Фитцджеральд умер в Голливуде от инфаркта в возрасте 44-х лет. Незадолго до смерти он послал открытку самому себе. «Дорогой Скотт, почему ты так жесток? Почему не приедешь повидаться? Я одиноко живу в Великой долине. Приезжай, пожалуйста. Скотт Фитцджеральд».

У микрофона - Борис Парамонов.

Борис Парамонов: Тема Скотта Фитцджеральда– американская мечта. Мечта же эта, как всем известно, чрезвычайно прочно связана с деньгами, с материальным преуспеянием. Именно здесь лежит американская поэзия - в желании и умении создавать реально красивую жизнь. Гэтсби совсем не похож на реального финансиста, на бизнесмена, даже на жулика. Это поэт. Он и кончает, как поэт. Ничего стабильного, хорошего, подлинного из его антрепризы не вышло. С Фитцджеральдом произошло нечто вроде этого. Он по-своему повторил судьбу своего героя. Судьба сыграла с ним довольно злую шутку - позволила ему разбогатеть. Скотт Фитцджеральд - едва ли не первый из современных, 20-го века, писателей, который получил большой коммерческий успех, стал автором так называемых бестселлеров. И он стал вести жизнь своих героев. Когда-то он написал: «Богатые не похожи на нас с вами». И вот он сам стал похож на богатого. Дело не в том, что у человека появились деньги. Никакие деньги не смогут изменить ни на йоту таких писателей, как, скажем, Солженицын. Деньги - это не то, что их интересует в творческом плане, у них другие темы. Но у Фитцджеральда тема была именно такой - он из писателя превратился в персонажа собственных книг. Здесь произошло нарушение некоей писательской даже не этики, а метафизики - творчество не должно жизненно реализоваться, идеал по определению должен оставаться «по ту сторону Рая». А Фитцджеральду повезло – не повезло - оказаться по эту его сторону. Это была шутка дьявола. И не случайно жизнь обернулась адом и смертью в 44 года. Я начал с того, что деньги - это американская поэзия, с того, что американцы умеют претворять их в поэзию. Но это дано, так сказать, простым американцам, и это противопоказано, как показывает случай Скотта Фитцджеральда, художникам. Что позволено быкам, то не позволено Юпитеру.