"Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад", архивный проект
Самое интересное и значительное из архива Радио Свобода. Незавершенная история. Еще живые надежды. Могла ли Россия пойти другим путем?
Поверх барьеров
Специальный выпуск Московской редакции.
Интервью Марины Тимашевой с Аллой Пугачевой.
Первый эфир 8 августа 1996 г.
Алла Пугачева: Естественное желание мое было - подытожить мое творчество, которое было связано с определенным временем, советским временем. И не случайно эти компакт-диски красненькие, с золотой каемочкой. Я ни капли не стесняюсь. Что там говорить, есть звезды мира, есть европейские звезды. Мы все – кремлевские. Кремлевские звезды, в хорошем смысле слова. Если нас все знают в мире, то, опять же, это отсвет кремлевских звезд с таким привкусом – это оттуда, из-за забора, из-за стены Кремлевской. Мне кажется, что не звезды виноваты в том, что у нас сейчас творится, и не их качество, и не их количество, и не их цвет. Мне кажется, что звезд менять не надо. Денег нет. А когда денег нет, о какой культуре можно говорить? Потому что вся культура сводится к тому, что все просят денег. Дайте денег там, дайте денег туда… Я думаю, что министр культуры на сегодняшний день у нас - Виктор Степанович Черномырдин.
(Песня «Как тревожен этот путь»)
Марина Тимашева: Я встретилась с первой леди российской эстрады и последней народной актрисой Советского Союза у нее дома, вблизи от Земляного вала. Меня вышла встречать сама хозяйка, а также две собаки. Одна – 9-летний пудель, маленький, старый и слепой. Алла Борисовна говорит, что прежде собака ездила с ней на концерты и очень радовалась словам «поедем на работу». Вторая – молодой доберман, все время разговора подставлявший спину для чесания. Гостиная Аллы Борисовна обставлена как своего рода модель залы старинной усадьбы. А в коридоре висит множество масок. Такие продают в Венеции, маски комедии дель арте. Мой визит был связан с выходом на аудиокассетах коллекции песен Аллы Пугачевой, слухи о которой циркулировали по городу очень давно.
Алла Пугачева: Последние три года все время ходят слухи, что я коллекцию выпускаю и, почему-то, книгу пишу. Все звонят и говорят: «Вы уже написали книгу? Если не написали, то мы можем помочь». Я говорю: «Да нет, она у меня уже написана. Прошу издать после моей смерти». У всех сразу машинальный вопрос: «А когда?». «Не знаю, не знаю». Конечно же, в 1991 году мне казалось, что уже все сделано. Вот было у меня такое состояние. Вот приходит иногда такое состояние раз в три года или через какой-то промежуток времени. Но это абсолютно четко связано со временем вообще. Если я с ухмылкой относилась к анекдотам, что вот «эпоха Аллы Пугачевой», но это даже не моя эпоха, а эпоха определенного качества, скажем, определенного звучания, определенных тем, определенных желаний людей видеть артистку такой. Было стремление к определенному раскрепощению, которого не было. Желание видеть человека с внутренней свободой. Вероятно, вот это время и должно было запечатлеться в коллекции, а не просто - Алла Пугачева, коллекция. Конечно, это – тоже, это определенный этап работы. И мне кажется, что я вовремя ушла, потому что именно этой коллекцией ставится точка на том, что сделано. Остальное, мне кажется, будет только повтором. Лучше или хуже, но сделано много, во всяком случае, на тему любви. Спето столько, что я уже вижу по своим коллегами и начинающим артистам, что остается только перепевать эти темы в новом ключе, в новых аранжировках. Но тем же самым занималась и я, в свое время. И когда укоряют молодых певцов или констатируют факт, что «Пугачева разбилась на осколки», Рыбчинский сказал, что эти осколки сейчас поют… В этом что-то есть. Если мое творчество было настолько разнопланово и многогранно, то какие-то грани должны были схватить и понести дальше молодые певцы. Есть такая кассета и компакт-диск, где люди, прослушав эту кассету, поймут, что я была певица совсем другого плана, и голосок, может быть, не такой уж и сильный. Разительный контраст между тем, что я делала раньше, и тем, что я делаю сейчас.
(Песня «Робот, ты же был человеком»)
Марина Тимашева: «Робот» - одна из первых вещей, записанных певицей. Однако, она расположена на 11-й кассете и, вообще, хронологическая последовательность не соблюдена.
Алла Пугачева: Хронология, само слово – не в моем характере. Это скучно. И в школе мне было бы скучно – вот эти таблицы, которые связаны с учебниками, в хронологическом порядке даты. Это что-то такое ужасное, скучное и блеклое. Поэтому я подумала и решила, что хронология все равно, волей-неволей, соблюдена, но хронология чувств. Мне же невозможно вне жизни находиться, хоть я и пела о любви. И, тем не менее, когда недавно дали по телевизору песню «Близкие люди» с «Рождественских встреч», я вдруг услышала, что уже сейчас, сегодня, она настолько актуальна во время нашей достаточно уже гражданской войны, настолько она актуальна, настолько она меня даже заставила затрепетать, хотя авторы этой песни и я, исполняя, думали о более бытовых вещах. Так что все равно где-то я выражалась во времени, в возможностях времени, в возможностях своего возраста, в желании в какой-то степени выйти, в какой-то степени скрыться. Я стала «женщиной, которая поет», певицей я себя не называла. Сейчас, может быть, я могу называться певицей. Поэтому для меня коллекция - это точка на каком-то времени.
(Песня «Близкие люди»)
Марина Тимашева: Коллекция Аллы Пугачевой вышла на фирме «Дженерал Рекордз». Каковы впечатления певицы от сотрудничества и ее личный вклад – ведь она является продюсером проекта?
Алла Пугачева: В 1991 году, когда ко мне пришла идея подытожить что-то, и думая, что уже можно подытоживать, в принципе, так оно и получилось - у меня с той поры, только вот этот последний диск «Не делайте мне больно, господа», который не вошел в коллекцию.
Естественное желание мое было - подытожить мое творчество, которое было связано с определенным временем, с советским временем. И не случайно эти компакт-диски красненькие, с золотой каемочкой. Я ни капли не стесняюсь. Что там говорить. Есть звезды мира, есть европейские звезды. Мы все – кремлевские. Кремлевские звезды в хорошем смысле слова. Если нас и знают в мире, то, опять же, это отсвет кремлевских звезд, с таким привкусом – это оттуда, из-за забора, из-за стены кремлевской. Собственно, когда время пришло подытожить, немного было таких студий грамзаписи, и было только два предложения - от «Полиграма», Зосимов сейчас этим занимается, и от «Дженерал Рекордз», которые во имя меня и собирались, и во имя моего имени «Дженерал Рекордз» и собралась тогда. У них и в планах была именно коллекция, чтобы раскрутиться. Никто не знал, что эта коллекция так долго будет создаваться. Я-то понимала, что это будет долго, кропотливо, а им казалось, что можно быстренько собрать все записи и выпустить – то, чем они и начали заниматься. И то, что я приостановила. Это жуткого качества кассеты. Мне стали звонить и говорить: «Алла Борисовна, что это за кассеты, которые выпускаются? Тут перепутаны все вещи, они шипят, хрипят». И полиграфия была сделана на каком-то заводе - жуткого качества. И я пришла на «Дженерал Рекордз» и сказала: «Покажите, что вы делаете? Почему без моего ведома?». Тогда еще не говорили об авторском праве, тогда еще не было законов о смежных исполнительских правах, тогда еще не было вообще разговоров о товарном знаке, об имени. Этим многие пользовались. И ничего удивительного в этом нет, что «Дженерал Рекордз» хотели побыстрее сделать это, на шармачка, потому что хотели быстренько заработать. Все хотели быстренько заработать. И не они одни. Наверное, все-таки я ценила не столько деньги, как всегда, а свое имя, которое, думаю, стоило мне крови какой-то в жизни, и поэтому меня мало волновали деньги. Мне хотелось уважения к этому имени – раз. Во-вторых, уважения к тому времени, когда я пела это. И надо было это все реставрировать, а реставрация заняла очень много времени. Потом, когда уже закончилась реставрация этих записей, естественно, захотелось даже переписать некоторые вещи. Но тогда меня уже убедили, что в таком случае она никогда не выйдет. Я думаю, что это со временем можно сделать – отобрать лучшие песни, сделать их по-новому и пустить их в эту новую жизнь с новым интересом и новым отношением к этим песням. Это – впереди. Сейчас надо выпускать это.
(Песня «Когда уходит детство»)
Марина Тимашева: Незадолго до разговора с Аллой Борисовной, Виктор Степанович Черномырдин с экрана телевидения предложил назначить ее министром культуры. Сначала посоветовались с самой певицей или, все-таки, сперва сообщили по телевидению?
Алла Пугачева: Сначала сообщили.
Марина Тимашева: А как она реагировала? Очень смеялась?
Алла Пугачева: Нет, я не смеялась, у меня было странное, смешанное чувство. У меня было чувство такое, когда мне стали звонить и говорить, что только ты или только вы, потому что только вы можете что-нибудь сделать, я поняла, что, наверное, надо было бы. А второе чувство у меня было такое, что что же я могу-то? И это долгий разговор был с людьми из правительства. И я поняла, что, может быть, сейчас не ко времени. Потому что, во-первых, это помешает моему творчеству, если я соберусь что-то еще делать, во-вторых, я не могу раздваиваться, если бы я сейчас занялась этой работой, я бы туда ушла с головой. И я боюсь, что они плохо видели меня тем министром культуры, которым я себя представляю. Я - человек нового поколения, я не кабинетный червь. Я сказала такую фразу, что «кабинет я выбираю сама». Я-то говорила не просто о кабинете, а о том, что мне нужно быть в гуще народа, то есть кабинет для меня - это Театр песни, который мне так и не построили. Денег нет. Когда денег нет, о какой культуре можно говорить? Потому что вся культура сводится к тому, что все просят денег. Дайте денег там, дайте денег туда. Я думаю, что министр культуры на сегодняшний день у нас - Виктор Степанович Черномырдин, который должен, ко всему прочему, еще и подумать о культуре. А культура - это я. Я тоже культура, и мне нужно что-то такое строить, делать и петь. Естественно, министром культуры должен быть тот человек, который мог бы распоряжаться деньгами или сумел бы делать деньги. Раньше Госконцерт был, который отправлял за рубеж балет, имел какие-то деньги, и Союзгосцирк, который работал на министерство культуры. Министром культуры можно было бы быть, но это была бы такая война, к которой сейчас у меня нет ни сил, ни средств. А желание что-то сделать для культуры у меня всегда было, но я - очень реальный человек. Я вижу, что сейчас одного желания – мало. А для того, чтобы были и средства, и возможности что-то сделать для культуры, а не просто пробивание процента, который нужен на культуру, это немножко мне нужно еще поработать.
(Песня «Эй, вы там, наверху»)
Марина Тимашева: Когда-то Алле Пугачевой прочили карьеру вовсе не министра культуры, но пианистки. За инструмент на сцене она садится все реже и реже.
Алла Пугачева: Сама чувствую и, наверное, если вернусь на сцену, то это обязательно будет в концерте. Я с таким удовольствием играю сейчас, возвращаю себе технику. Не могу никак отрастить ногти, потому что я очень много сейчас стала играть. А раньше нужны были ногти.
Марина Тимашева: А что предпочитает Алла Пугачева играть для самой себя?
Алла Пугачева: В общем, я классику, конечно, люблю. Ноктюрны Шопена - это вообще мое любимое было. Я вообще люблю мелодическую музыку. Не любила играть Баха, но любила слушать. Баха никогда не запоминала, хотя проще-простого – фуги, слышишь темы, и все. А вот мелодическая линия меня всегда привлекала.
Марина Тимашева: Алла Борисовна все время говорит о себе-певице в прошедшем времени. И все же совершенно не верится в то, что она бездействует.
Алла Пугачева: Пишу, но не для себя, и не знаю, кому. Я только сейчас начала, потому что я не подходила к роялю, и не хотелось. Я и телевизор не могла смотреть, и радио слушать. Что-то такое во мне перегорело, предохранитель. Две-три мелодии у меня есть новые. Одна - со словами, вторая пишется. Но я поставила себе задачу не писать для себя, потому что я себя не знаю на данный момент. Я такой счастливой себя никогда не видела, такой безмятежной. Незнакомая женщина для самой себя. Вероятно, это очень моему творчеству мешает. И когда я сажусь за рояль и пишу мелодию к понравившимся мне текстам, то я стараюсь даже не заказывать текст, а уже на текст писать. Выбираю тот, который мне не присущ. Тогда может быть что-то новое. Не хотелось бы делиться этим состоянием. Я в первый раз жадная стала. Насколько мне было приятно делиться какими-то невзгодами, борьбой, иногда бессмысленной, показывать, как можно перебороть в себе состояние горя, тревоги какой-то, этим я делиться не хочу - оно все мое, и пусть оно останется мое. Наверняка шило в заднице у меня появится когда-нибудь, несмотря на все счастье и безмятежность, окружающие меня. Наверняка появится, а если оно не появится, я его найду. Мне Филипп говорит, что обычно у меня после трех лет это начинается. Вот на Старый Новый Год, в 1997 году, будет три года. Он говорит: «Ну, что тогда?». Я говорю: «Не знаю, посмотрим». «Это не помешает нам?». «Ни в коем случае!» Вот какое состояние! Разве можно что-то творить для себя теперешней?
(Песня «Когда я буду бабушкой»)
Марина Тимашева: В каких случаях Алла Пугачева сама пишет музыку и тексты, а не использует те, что ей приносят?
Алла Пугачева: Когда меня не устраивает то, что приносят, тогда я пишу сама. Такое накопление, и без всяких творческих мук оно рождается. У меня нет творческих мук. В этом ужасно признаваться. Но бывают творческие муки до того. То есть, я что-то делаю, переживаю, куда-то ухожу, уезжаю, кого-то слушаю, что-то мне не нравится, что-то я отвергаю в себе, в других, а потом оно само так сверху дается, и все. «Мэри», самая моя последняя песня этого этапа, это вообще была песенка-«рыбка». Знаете, «рыбка» когда пишется, просто тексты на мелодию, чтобы оформить ее для себя. И так она «рыбкой» и осталась. Я думала, что ее Филипп споет, а он сделал все, чтобы ее не спеть, он страшно хотел, чтобы я ее спела. И я ее записала. Так что у меня нет такого, я могу написать текст, и это знают многие мои друзья-поэты - и Ильюша Резник, и Андрюша Вознесенский. Они знают, что я могу, но не всегда этого хочу.
Марина Тимашева: Одной из самых знаменитых вещей Аллы Пугачевой была песня «Миллион алых роз» на стихи Андрея Вознесенского. Позже, в «Книге о», поэт рассказал очень сюжетно похожую историю. Мужчина, влюбленный в незнакомку, ее звали Апельсин, выложил на полу ее комнаты паркет из этих самых фруктов, поставил по свече в каждый и зажег. Я спрашиваю Аллу Борисовну, может ли она вообразить себе такую ситуацию, и что бы стала в ней делать?
Алла Пугачева: Зачем мне воображать? Каждый из моих мужчин в жизни изгалялся, как мог, в этом смысле. Ну, не апельсины. С одним у меня было так, что я, когда зашла в комнату, то у меня вся комната была сплошная дорога (а жила я в 19 метрах в Вишняках) вот этого серебряного елочного дождя. Но он так умудрился сделать, что это было похоже на подсвеченную свечами реку, которая вела куда-то в неизвестность. И как было не влюбиться в эту ситуацию? Или не влюбиться в этой ситуации. Например, Филипп просто повторил миллион роз - он на протяжении долгого времени, и до сих пор, просто меня удивляет, что, сколько у него есть возможности, столько он цветы дарит. Но я знаю другую историю, что Пиросмани сделал так с грузинской актрисой - устроил ей такой праздник души. Уж не знаю, миллион там был роз или не миллион, но это настолько ситуация красивая… И мне кажется, что любая женщина хоть раз должна это испытать, в той или иной мере.
(Песня «Миллион алых роз»)
Марина Тимашева: Когда я училась в Государственном институте театрального искусства, Алла Пугачева училась там же, на другом факультете. Утверждали, что она исправно ходила сдавать экзамены. Студенты этому активно не верили.
Алла Пугачева: Наверное, была смешная ситуация, потому что я действительно ходила. Вероятно, в сознании людей не укладывалось, что я могла ходить. Но в моем сознании - я должна была ходить. Синдром отличницы. Наверное, мне было необходимо сменить обстановку какую-то, я чувствовала, что мне не хватает общения с людьми совершенно другого плана. Это были студенты, это были люди, которые горели желанием что-то сделать. Среди них болталась я, которая уже что-то сделала и продолжала делать. И они на меня давили, с одной стороны, что, мол, подожди, вот мы тоже что-то сделаем. Я же, наоборот, гордыню свою смиряла перед ними, потому что думала, что вот я уже что-то сделала, они тоже сделают, а я неизвестно что буду делать. Так что вообще менять среду жизненную мне просто крайне необходимо для того, чтобы жить. Вот просто жить, в физическом понятии этого слова.
Марина Тимашева: В свое время дочь певицы Кристина Орбакайте снялась в фильме «Чучело». Легко ли далось Алле Пугачевой тогда согласие, чтобы разрешить дочери сниматься в кино?
Алла Пугачева: Конечно, Ролан Антонович не спрашивал моего разрешения. Там все по-другому было завязано. Просто просматривали пробы детей, и одна из помощниц режиссера, тогда еще Александра Стефановича, который должен был снимать фильм «Душа», в котором Кристина должна была играть меня, то есть певицу в детстве. Вот они увидели эти замечательные пробы и показали Ролану Антоновичу. Он сказал: «Ой, какая девочка чудная, только маленькая». И тогда помощница сказала, что этой девочке уже 11. И когда привели Кристину… То есть, позвонили моей маме, они все это тайком от меня делали, привела моя мама на эти пробы, то, кончено, - Кристина не понравилась Ролану. Она не произвела того эффекта, и он не знал, что он хотел бы. И когда уже столько девочек было просмотрено, он тогда вернулся к ней. А тогда мама лежала в больнице с инфарктом очередным. Мы разговаривали с Роланом Антоновичем, он говорит: «Что случилось? Почему не могу найти Кристину?». «Потому что она у меня, вот вы и не можете ее найти. А что такое?» Он сказал про фильм. «Какой фильм? О чем вы говорите! Ей надо учиться, зачем это нужно? У всех детей крыша едет в этом возрасте». Он говорит: «Ну, прочти повесть». Я прочла повесть. Конечно, я нашла очень много таких параллелей со своей судьбой детской, потому что меня в детстве «дикаркой» звали, такой не похожей, не входила я как-то в эту тусовку. И я согласилась. Но одного моего согласия было мало, надо было, чтобы она еще согласилась. А она, по возрасту своему, когда прочла это все и узнала, что ей надо бриться наголо, ломка была большая. Вот тут-то пришел ко мне Ролан Антонович, он со мной долго разговаривал. Он сказал: «Если ты не заставишь свою дочь побриться наголо и показаться чудовищем и чучелом, но красивой души человеком, и сыграть это в фильме, никогда у тебя не будет дочери - хорошего человека, и никогда не будет дочери-хорошей артистки. То есть он меня настолько убедил, что я долго разговаривала с Кристиной. Говорю: «Я бы хотела знать, как ты к этому относишься. Разве в этом дело?». То есть это была такая беседа долгая, которая, может быть, пошла на пользу 11-летней девочке.
Марина Тимашева: Мне кажется, что Алла Пугачева должна была бояться за психику ребенка. Фильм очень тяжелый. Кристина, естественно, не была профессиональной актрисой, а, стало быть, и переживала вместе со своей героиней.
Алла Пугачева: Нет, в 11 лет психика может сломаться, снимаясь в фильме, только от звездной болезни. Вот этого я боялась. А так, в принципе, я знала Быкова, они хорошо справлялись с поставленной задачей. Они в это играли. И еще потом, на просмотре, хихикали, потому что они вспоминали, как это все они играли, кто-то падал, вот она руку сломала – тоже над этим хихикали. Это определенный возраст, они еще не понимали той трагедийности, которую видел режиссер.
(Песня «Арлекино»)
Марина Тимашева: Кристина сыграла в последнем сезоне театральную роль. Алла Пугачева в таком качестве никогда не появлялась. Почему?
Алла Пугачева: А не предлагали. Песню я крою на себя, совершенно не подпускаю никаких режиссеров, потому что они мешают, именно они не понимают меня. Было же время, когда кто-то пытался режиссировать, я никого не подпускала, потому что я, кроме себя, не вижу лучшего критика себе и режиссера. А в театре есть непосредственно режиссер, который видит своим глазом это все. Вот если бы был такой театр, в котором я была бы режиссером, и еще бы сделала драматический спектакль, но мне нужны были бы какие-то советы со стороны наблюдателей, людей, которым я очень доверяю, я бы все это как-то вкупе соединила в одно большое замечание и сделала бы его себе. Но вот чтобы надо мной стоял режиссер и подгонял меня под то, как он мыслит, а не я, я бы никогда не смогла.
(Песня «Маэстро»)
Марина Тимашева: Что все-таки важнее для Аллы Пугачевой – любовь, о которой она пела всю жизнь и о которой говорит теперь, или все-таки сцена?
Алла Пугачева: Что важнее для меня? Работа для меня это все-таки была реальность успеха, а в любви было очень много иллюзий. Поэтому у меня, конечно, чаша весов работы и любви всенародной перевешивает. Она мне помешала реально любить и создавать семью. Все это и так ясно.
(Песня «Не отрекаются, любя»)
Марина Тимашева: Многие люди, наверняка, думают, что Алла Пугачева, как и всякая звезда, почти не имеет представлений о реальной жизни, например, о том, что и почем в магазине.
Алла Пугачева: Я не могу не знать, потому что у меня есть Люся легендарная, которая все это покупает и берет деньги на это. И жутко экономит при этом. Я говорю, что сейчас-то, пока есть еще возможность... Она мне говорит: «Вот, я помидоры могла здесь взять за столько-то, а я пошла, вот у меня там, за углом, магазин, там на две тысячи дешевле». Я говорю: «Люся, а зачем? Ведь есть же возможность не торговаться?». Она говорит: «Сейчас она есть, а завтра ее не будет». - «Я же, вроде как, могу…». Она говорит: «Никто не знает, что будет завтра, и поэтому, если уж жизнь вас не научила, то хотя бы я вас приучу к тому, что надо смотреть на то, что все кончается, и деньги кончаются, и слава кончается». Вот она такая зуда с утра до вечера, что она меня всегда с небес на землю опускает. Так что я цены знаю, и все знаю.
Марина Тимашева: Как относится певица не к собственному своему положению в жизни и самоощущению от нее, но к тому, что составляет, собственно, жизнь за окном?
Алла Пугачева: Я не хочу углубляться в эту тему, я же нормальный человек. Но от того, что я буду сидеть и плакать от того, что плохо, и вообще... Я могу даже в пафос войти, у меня бывают такие моменты, когда я говорю, что надо, чтобы телевидение хотя бы на два дня остановило все развлекательные программы в виде протеста, чтобы народ вспомнил, что где-то люди умирают… И потом я тут же себе контр-ответ такой даю, что найдутся обязательно люди, которые скажут: «Так, минуточку, а сама-то? Сама говорила, что надо не поддаваться панике». У меня борются эти чувства. Хотя я вижу удивительную реальность жизненную не в розовом цвете, и желание людей не видеть этой реальности. Удивительная такая защищенность у наших людей есть, чтобы они старались этого не замечать. Это не значит, что они этого не замечают. Ну а есть люди, которые, конечно, жутко страдают. Но сейчас я поговорила с одним человеком, он сказал: «А когда в нашей стране и, вообще, во всем мире было, чтобы кто-то не страдал?». Я стараюсь на все смотреть с философской точки зрения.
(Песня «Уехал славный рыцарь мой»)
Марина Тимашева: За 20 лет на отечественной эстраде не появилось ни одного имени, которое могло бы составить конкуренцию Алле Пугачевой. Какими причинами это объясняет она сама?
Алла Пугачева: Не хочется обобщать и в одну кучу все и всех валить, потому что это такой вопрос многоплановый. Есть очень большой момент, когда середняк режиссер, середняк редактор, середняк композитор, середняк поэт себе подобных рука об руку подобрали, основную тусовку, и друг друга хвалят. И этот уровень их устраивает, потому что они все на равных. И есть еще ответвление. Есть очень талантливые люди, которые, ввиду своей неординарности, не могут нравиться основной массе середняка. Но это всегда было, есть и будет. Этот ком середняка вдруг начинает сам себя изживать. Ему скучно, и он становится все более рыхлым, и, вдруг, постепенно сгнивает. И вот тогда он не повторится. Наступает момент какой-то золотой середины, когда деньги даются на развитие талантливым людям, потому что уже заработали деньги на середняке, и уже хочется выделяться. Я сейчас сумбурно говорю – это можно нарисовать, но не рассказать. Все равно талантливый человек проявится.
Марина Тимашева: Видимо, так, как проявилась сама Алла Пугачева.
Алла Пугачева: Я появилась в такой же ситуации, но у меня даже не середняк, а у меня, наоборот, такой плотняк. Это была такая планка, стена. Я сейчас вижу такой шарик - вот они тусуются, тусуются, друг друга хвалят, ругают. А там была стена, вдоль которой я шла и говорила: «Можно пройти?». И все равно эта стена ветшает, потому что когда все время одно и то же, одно и то же… Кому такая стена нужна? Обязательно приходит кто-то и говорит: «Так, эту стену мы перенесем». И, может быть, я была не лучший представитель для того, кто встал на место этой новой стены, а, может, я вообще не стена была. Может, меня поставили для разнообразия. Я, может, слишком скромна в своих высказываниях о себе, но я как раз спокойно к этому отношусь. Бабушка моя говорила, что на безрыбье и рак - рыба. Вот я была тем раком, наверное, на безрыбье. Если бы я не развивалась дальше и не хотела развиваться… Для меня это была жизнь, сцена это было лекарство, это было совсем другое, я не за деньгами шла, а за чем-то большим, у меня была какая-то миссия, которую я даже не осознавала. И будем считать, что эта миссия с этой коллекцией закончилась. Оно само все разложится, потому что оно подвержено разложению, и никуда оно от этого не денется. И чем большое оно разлагается, тем больше оно воняет, и эта вонь будет распространяться на людей, и они говорят: «Боже мой! Мы ЭТО могли терпеть?». И вот так, постепенно, в перестройке нашего организма, нашего мозга, нашего вкуса и рождается, с болью и страданием, что-то свое.
(Песня «Дежурный ангел мне явился ночью»)
