Девятый сезон премии "Просветитель", впервые проходивший без поддержки фонда Дмитрия Зимина "Династия", подходит к концу. Осталось выбрать восемь лучших книг ( 4 - по гуманитарным наукам, 4 - по естественным и точным), которые по традиции будут отправлены в 150 российских библиотек.

Не менее важен и длинный список – он служит своеобразным ориентиром для тех, кому интересна наука, но у кого не хватает знаний, чтобы погрузиться в исследования глубоко. Правда, когда-то один из самых популярных в Советском Союзе жанр научно-популярной литературы (тиражи доходили до 30-40 тысяч), сегодня не пользуется большой популярностью, во всяком случае, в бумажном варианте.

Владимир Сурдин, университетский преподаватель, автор книг и лекций, не связывает это со снижением общего уровня образования. «В советское время, - рассказывает астроном, - нас от общества "Знание" направляли с популярными лекциями в самые разные места - от тюрем и коровников до высоких политических структур. Я и тогда, и сейчас чувствую, что существует очень большой диапазон. Но тогдашний диапазон - знания от незнания - был шире, чем сегодня. Сейчас телевизор, интернет более или менее выравнивают людей. Интересы могут быть разными, но уровень знаний сегодня более однороден".

С другой стороны, активная научная жизнь теперь происходит, по большей части, вне российских границ. Чтобы рассказывать о глобальной науке, надо владеть не только достаточными компетенциями и английским языком, но иметь и широкий идеологический горизонт. Некоторые из книг, попавшие в список премии "Просветитель", сначала были изданы на английском. Российские издательства, как правило, неохотно берутся за подготовку текстов, требующих не только переводчика, но и специального научного редактора.

О том, как складывается судьба российской научно-популярной литературы Радио Свобода рассказал сопредседатель оргкомитета премии "Просветитель" Александр Гаврилов.

- Русский философ Василий Розанов писал, что "тайна говорения на кончике языка, а тайна писательства на кончике пера". А вот тайна просветительства хранится где-то совершенно отдельно. Очень редко бывает, что лекционный дар, писательские способности и умение рассказывать о сложном простыми словами сходятся в одном человеке.

Ведь работа внутри научного сообщества (обучение студентов, научные исследования, доклады) - это одна история. И совсем другая – это работа с широкой аудиторией, которая сама никогда не совершит открытия в этой области, но которая должна хотя бы краем сознания понимать, что происходит в генетике, в астрономии, в исторической науке сегодня.

К сожалению, мы пока что не видели по-настоящему качественных и хорошо сделанных книжек, которые были бы написаны сторонними наблюдателями. Отчасти это связано с тем, что процесс появления большого текста включает в себя несколько стадий. Автор что-то пишет. Дальше все это попадает к заинтересованному редактору. И автор вместе с редактором выстраивает здание книги. Сегодня, поскольку научное и научно-популярное книгоиздание в России стало финансово неприбыльным делом, издательств, в которых есть нормальные научные редакторы для переводных книжек, я знаю три и только одно для книжек, написанных на русском языке. Просто потому, что тиражи тех книг, на которые должна быть затрачена дополнительная работа научного редактора, чрезвычайно невелики.

И я бы, честно говоря, не переоценивал сохранность традиции читать научно-популярные книги. Советский культурный процесс был консервативным во всех смыслах. Он консервировал идеалы XIX века. Классическая книжка, к которой мы все адресуемся, когда говорим о просветительстве, книжка Перельмана "Занимательная математика" написана в 1913 году. То есть к концу XIX века - начала ХХ века был выработан тип популяризации: серьезный ученый без больших скидок говорит с заинтересованной широкой аудиторией. При этом ведь, по сути, Перельман и компания - это книжки, написанные на самом урезе формирования массовой культуры. Появляется Перельман, и в тот же год выходят книжки про Ната Пинкертона, первые массовые детективы. Хокинг, когда пишет предисловие к книжке, уже, конечно, существует в рамках массового рынка. А Перельман еще пишет для чистой публики - кто-то пойдет в инженеры, кто-то во врачи, кто-то в ученые.

И все-таки эти книги до сих пор востребованы. В той точке развития культуры, где мы находимся, есть читательские практики - как книжку читать, как ссылаться на страницу, как одна книжка отсылает к другой книжке, как они спорят между собой… Все эти читательские практики, начиная от Платона и дотягиваясь, скажем, до Евгения Анисимова, выстраиваются в единую практику. И человек, который закончил хотя бы среднюю школу, умеет все это, он вовлечен в книжный процесс. А то, что связано с фиксацией устного высказывания, с отсылкой к устному высказыванию, устной дискуссии через длительное время - это только-только начинает заново выстраиваться. По сути, ближайшая интеллектуальная культура, к которой мы могли бы здесь людей отослать, это какие-нибудь средневековые диспуты. Поэтому сегодня книга по-прежнему незаменима, несмотря на выдающиеся просветительские проекты в интернете.

Понятно, что ученый смотрит на 10-15 лет вперед. И я абсолютно уверен, что за ближайшие 15 лет чтение, вообще, употребление информации основного и дополненного образования существенно изменится. Но как учитель (по образованию) я мыслю категориями учебного года. Я знаю, что от сентября до мая нужно детишечкам что-нибудь дать. И сегодня книга не имеет себе равных, поскольку подразумевает глубину серьезного разговора. Она не ограничивает человека клиповыми рамками или форматом лекций. Она позволяет выстроить некую архитектонику событий. Очень часто мы видим, что даже отдельные лекции, собранные вместе, производят совершенно другое впечатление, чем каждая из них. Потому что дом, сложенный из кирпичей, не равен сумме кирпичей.

Умение подстраиваться к любой аудитории - от высокопрофессиональной до самой неискушенной - как правило, отличает всех лекторов-популяризаторов. Я горжусь тем, что мы организовали лекцию историка Евгения Анисимова в Москве. Но и книжка его абсолютно великолепная. Это очень редкий случай, конечно, когда дар писательский, дар лекционный и дар просветительства соединились в одном человеке.

И в каждой книге, которая войдет в короткий список премии, должен очень точно соблюдаться баланс научности, популярности и увлекательности. Но вот в длинный список мы можем позволить себе включить книжки, в которых научности больше, чем увлекательности, или популярности больше, чем научности. Единственное, что мы не можем себе позволить, это чтобы книжки конфликтовали с сегодняшним научным знанием. Как правило, это беда книг, написанных любителями и влюбленными дилетантами: они, не отслеживая изменения в науке, просто по старой памяти отсылают к тезисам, давно опровергнутым. И так бывает, что мы получаем книжку достаточно увлекательную и бодрую. Просим специалиста ее прочитать, и получаем обратно всю исчерканную красным с проклятиями и криками: "Да когда же это кончится!"

Соответственно, у нас каждый год есть 8 лучших книжек. Две из них являются победителями, а еще 6 авторов называем финалистами, потому что они следят за мировым научным процессом и согласны тратить свое время на русскую читающую публику. Часто это бывает обратный перевод, как с книгой лауреата прошлого года Алексея Юрчака "Это было навсегда…". Юрчак вдруг ни с того ни с сего взял и написал о том, как функционировало советское общество с самого конца Советского Союза.

В этом году в длинном списке есть книжка, в которую я страшно влюблен, называется "Песня драконов". Ее написал советский, американский биолог Владимир Динец. И она удивительная. Это книга о том, как Владимир Динец исследовал брачное и игровое поведение крокодиловых. Замечательное повествование, охватывающее весь Земной шар, по которому безумный ученый колесит в попытках увидеть очередных крокодилов и проверить - хлопают они головой или не хлопают. И параллельно это история человеческой жизни, история любви.

Эта книга, как мне кажется, показывает нам еще одну важную вещь. Мы понимаем, что работа просветителя, работа просвещения - сообщить новую информацию широкому кругу слушателей. И мы представляем себе просветителя на кафедре, а перед ним сидят сто загипнотизированных сусликов. Но наш опыт работы с лекциями, опыт организации фестиваля премии "Просветитель" показывает, что просветители, деятели науки, которые говорят с широкой аудиторией, действуют на эту аудиторию не только тем, что они рассказывают, а еще и фактом своего присутствия. Некоторым образом ученый, выходящий к широкой публике, вовлекает эту публику в интеллектуальную работу фактом своего присутствия.

Мне кажется, что естественные и точные науки, в основном, работают с вечным, работают с драгоценностями, которые нас окружают. Вот мы смотрим в небо и видим тучи, не видим ни звезд, ни планет. Мы смотрим в реку и видим, в лучшем случае, малька, но не видим микроскопических обитателей в каждой капле.

Интересно, что любая технология, почти любой научный прорыв проходят как бы три этапа. Когда все знают, что это чистая магия и не понимают, что произошло. Каким образом состоялось полное прочтение генома? Что перед нами теперь открывается?! Поработят ли нас всех люди, которые знают, что написано у нас в геноме? Потом наступает период, когда общество постепенно усваивает открытие и утрачивает ощущение чуда. Ну, и что, что самолет летает на высоте 10 тыс. м. Зачем мне нужно знать, что мы летим на высоте 10 тыс. м.? И третий этап, когда люди, которые по-настоящему знают, как это устроено, возвращают ощущение чуда. Да вы посмотрите, что у вас в руках! Интересно, что на этом третьем этапе как раз зарождаются книжки, большие повествования. Не лекция, не статья в журнале, а книга - длинное, развернутое повествование.