В литературе для детей и подростков, издаваемой в России, все наоборот. Поросенок Петр гораздо популярнее своего автора Людмилы Петрушевской, трудности с социализацией возникают у волшебника Гарри Поттера, а выигранный на ярмарке поросенок меняет жизнь целой семьи.

Трудно сказать, по этой причине или другой, но подростковой литературой все больше зачитываются взрослые. С одной стороны, часть из них, воспитанная в советские времена, имела довольно ограниченный круг чтения - от "Тимура и его команды" до, скажем, "Молодой гвардии". Остальное добиралось на книжных полках родителей, и реже – в библиотеках. (Обязательная школьная программа в расчет не берется, поскольку она была обязательная и личных пристрастий не отражала.)

Правда, заведующая отделом детской книги ВГБИЛ Ольга Мяэотс объясняет, что это вовсе не российская особенность, и кое-где за границей отдел подростковый литературы в магазинах и библиотеках специально располагают по пути ко взрослым изданиям, чтобы человек не смущался, раскрыв книжку как будто невзначай. "Если взрослая литература обычно уходит в рассуждение, рассказывает Ольга Маяэотс, - то подростковая – это всегда драйв, экшн. А мы любим читать пока не дочитаешь, от корки до корки за один день".

Интересно, что именно теперь, когда у детей и взрослых появилась одинаково интересная и для тех, и для других литература, на такие книжки стали наносить возрастные маркировки. Причем возраст, как правило, завышается на пару лет.

Почему – Радио Свобода рассказали заведующая отделом детской книги ВГБИЛ Ольга Мяэотс, PR-директор издательства "Розовый жираф" Анна Шур, шеф-редактор издательства "Самокат" Ольга Патрушева и руководитель PR -отдела издательства "КомпасГид" Наталья Эйхвальд.

Анна Шур, PR-директор издательства "Розовый жираф":

- В силу законодательных ограничений нам приходиться завышать возраст, хотя книгу стоило бы прочесть раньше - не в 18, а в 13, когда начинаешь взрослеть и на мир смотреть по-другому. В 18 лет это может быть не так интересно. Но мы вынуждены ставить завышенную маркировку. Потому что находимся в очень странных обстоятельствах: с одной стороны, у нас есть рекомендательный адрес младший, средний, старший, дошкольный. И есть маркировка по закону о защите детей от вредной информации.

Как часто бывает, когда пишут "Не ходить, злая собака", и все боязливо обходят, если мы ставим 12+, то все воспринимают так, что до 12-ти это читать нельзя. И нам приходится все время вести какую-то разъяснительную работу, что вы вольны дать своему ребенку все, что считаете нужным, вам никто ничего запретить не может по части чтения книг. Потому что российские родители любой значок, маркировку воспринимают как руководство к действию. Они начали уже и к книгам относиться настороженно.

Наталья Эйхвальд, руководитель PR -отдела издательства "КомпасГид":

- Я росла без детской литературы, т. е. я росла, читая Дюма, Жорж Санд, все, что стояло в красивых корешках в библиотеке. Потом, на 4-м курсе журфака мне предложили прочитать это снова, сказав, что это литература взрослая.

Если говорить о книжках, которые выходят у нас, то ту же книжку Маши Ботевой "Ты идешь по ковру" сложно назвать чисто детской литературой. Это сложно назвать и подростковой литературой. Это просто литература, и на этом, думаю, можно поставить точку. Притом что маркировка на книжке 12+.

Ольга Мяэотс, заведующая отделом детской книги ВГБИЛ:

- Такое настороженное отношение к детской литературе, возможно, симптом нестабильного общества. Подросткам можно было читать Шолохова в социалистическом обществе, где все регламентировано и с тобой ничего не может случиться, кроме того, что прописано в программе Компартии. А сейчас получается, что мало социальных защищающих институтов, и родитель боится и опекает, чтобы, не дай бог, ребенок чего иного не подумал. Для меня просто загадка - почему больше боятся книги, чем телевизора, который всем можно смотреть.

Есть ли у детства национальность?

Ольга Патрушева, шеф-редактор издательства "Самокат":

- У нас сейчас соотношение переводных и российских книжек примерно 60 на 40. Но мы все время ищем новых авторов, работаем с рукописями. Что касается зарубежного рынка, то здесь мы сотрудничаем со многими издательствами. Недавно вышла книга "История одной семейки" Кристины Нестлингер, известной австрийской писательницы. Это история про парня, который растет в семье, где кроме него еще шесть женщин - две старших сестры, мама, бабушка и две тети. Мне кажется, очень похоже на российские реалии.

Еще одна новая книга - Нины Дашевской "Я не тормоз", тоже подростковая, и она рассказывает про какие-то другие отношения в семье, более понятные современным детям. Другое дело, что в российских магазинах, в каталогах издательств много старых книг, из детства родителей, бабушек. И там, мне кажется, описаны другие семейные отношения, и подача другая. Поэтому складывается ощущение, что есть отличие межу российской семьей и зарубежной. Если же мы возьмем современных авторов, то все будет по-разному.

Впрочем, старые книги тоже интересно переиздавать и читать, не только детям. Скажем, "Леопард за стеклом" греческой писательницы Алки Зеи. В России она выходила один-единственный раз в 1966 году под названием "Наш брат Никос". Когда мы готовили ее к печати, то я посмотрела в интернете и обнаружила, что очень многие взрослые вспоминают эту книгу до сих пор. Но в 60-е годы упор в аннотации и в отзывах был на то, что есть брат Никос, двоюродный брат героини, коммунист, который сражается с греческими фашистами. На самом деле, это только одна из тем.

Главные же героини - две девочки, 8-ми и 10-ти лет, которые живут на греческом острове. У них очень забавная семья: дедушка, который очень любит древнегреческую историю; папа, работающий в банке, который все время боится абы чего не вышло. Еще тетя, гордящаяся чучелом леопарда, который живет в шкафу. И этот старший брат Никос, он иногда приезжает к ним в гости и начинает рассказывать удивительные истории, в т. ч. про этого леопарда.

А летом они переезжают на другую часть бухты, где у них что-то вроде дачи в виде старого амбара для хранения бочек. Это лето, полное приключений, впечатлений, то лето, которого обычно ждут все дети. Но в то же время присутствует контекст исторический, потому что дело происходит в 1936 году, когда в Греции к власти приходит диктатура. И возникает много разных ситуаций, которые Алки описывает глазами ребенка, но взрослый-то видит, что из-за детской путаницы взрослые попадают в нелепые положения.

Наталья Эйхвальд, руководитель PR -отдела издательства "КомпасГид":

- Мы сейчас издаем поровну зарубежных и российских авторов, и читатель одинаково хорошо принимает любую хорошую литературу. Как пример - наша новинка "Календарь ма(й)я", дебютная повесть никому неизвестной самарской писательницы Виктории Ледерман, первый тираж мы продали за 1,5 месяца. Книжка для средних и старших школьников, комфортная лет от 10. Сюжет завязывается просто: что нужно сделать, когда ты видишь стену, которой 3-4 тыс. лет? Ответ любого подростка - написать на ней 23 мая 2013 года.

И трое ребят на следующий день просыпаются не в завтра, а во вчера. И так они просыпаются каждый божий день, откатываясь на один день раньше. Сначала это хорошо и здорово, потому что можно отомстить всем, кого ты не любишь в школе. Можно переписать все контрольные, ведь ты уже знаешь все ответы. Можно сделать массу полезных вещей, очень нужных и важных в хозяйстве. Но, с другой стороны, в какой-то момент ребята понимают, что из прошлого надо как-то выбираться. А вот как стереть надпись, которую ты еще не сделал - это, конечно, большой вопрос.

Причем, описаны абсолютно разные дети. Глеб - резкий мальчишка, который живет с отцом и глубоко одинок в своем взрослении, девочка Лена, на которую свалилась куча взрослых проблем, Юрасик - классический сын из интеллигентной семьи, где все хорошо. И они, такие разные, оказываются в этом самом обратном отсчете и, действительно, меняются абсолютно все. Все, что я могу сказать об этой книжке, что мне полночи твердили: "Выключи, пожалуйста, свет. Уже невозможно". А я сидела и читала, пока не закончила.

Если говорить о том, как проблема взросления сейчас отражается в русской прозе, это можно посмотреть на примере того же "Календаря ма(й)я". Девочка, которая учится в шестом классе, взвалила на себя весь груз домашних проблем, хлопот, ухаживает за младшими братьями и сестрами, подрабатывает, в общем, решает кучу совсем не детский историй. Сейчас мы отправили в типографию первую работу Юлии Кузнецовой, тоже книга о взрослении и о принятии ребенком взрослой жизни. Там девочка идет на первую работу - преподавать испанский, чтобы заработать на летние курсы и уехать в летний лагерь, где она сможет этот язык подтянуть. Эта тема с советской эпохи до настоящего момента регулярно встречается в литературе, и я не могу сказать, что что-то принципиально изменилось.

Анна Шур, PR-директор издательства "Розовый жираф":

- Недавно мы издали "Поросенка Петра" Людмилы Петрушевской, которого не было 10 лет на книжном рынке. Конечно, Людмила Петрушевская – это имя, которое само за себя говорит, но в этом случае еще неизвестно, кто популярней - автор или Поросенок Петр, ставший интернет-мэмом. Часто на него реагируют читатели лет 20-ти. И покупают, потому что - надо же! - "Поросенок Петр". Конечно, есть ощущение, что появляется больше авторов русских, и это замечательно.

Но вышла и отличная книжка американской писательницы Джуди Блум "Суперфадж", продолжение "Питера Обыкновенного". Мне эта книжка нравится, потому что она про семью, где есть старший 12-летний сын, средний и рождается девочка. И, соответственно, описывается, как малышку воспринимают эти два брата, реалистично и смешно одновременно.

Ольга Мяэотс, заведующая отделом детской книги ВГБИЛ:

- Мне кажется, что в нас еще очень сильна жажда мифотворчества. Мы, как ни одна другая культура, все время себе придумываем, какая у нас семья, такая особенная, на других не похожая. Не могу себе представить, чтобы какого-нибудь француза волновало бы, что про него думают англичане, американцы или русские. В России постоянно должна быть оппозиция. И все врут, и все ничего не понимают. Но, на самом деле, каждая семья уникальна, и в России они тоже самые разные.

Скажем, книжка русского автора Марии Ботевой, только что вышедшая в издательстве "КомпасГид", очень семейная. Заметьте, классическая детская книга раньше - родители куда-то исчезают, и тогда дети начинают действовать, получаются приключения. И во всех этих книгах родители присутствуют где-то на периферии, даже в "Денискиных рассказах". Мне кажется, что это очень важный тренд, что родители и дети в нынешних текстах все время заодно, фактически как в настоящей жизни. Мы стали намного ближе к своим детям, чем поколение наших родителей. И это приходит в книгу.

Поскольку я еще и переводчик, я лоббирую свои любимые книжки. Вот книжка немецкого классика немецкой взрослой литературы Уве Тимма "Руди-Пятачок", где главный персонаж свинья, которая живет дома. Когда я эту книжку переводила, я поняла, что она необыкновенно актуальна, потому что антикризисная. Там папа археолог-египтолог лишается работы и работает одна мама-учительница. И есть трое детей. И им до кучи в этот полный раскардаш попадается еще и поросенок, которого младший выигрывает на какой-то сельской ярмарке.

С другой стороны, сейчас растет интерес к истории, к истории семьи. И он постоянно растет, потому что история страны не написана, она неоднозначна. То есть взрослые еще не решили, что на самом деле происходило. И тогда обращение к семейной истории, архивам и фактам биографий, и в то же время к мифам, когда ты говоришь, что это время было страшное, а это время, наоборот, счастливое, становится очень важным.

У нас в библиотеке есть конкурс, когда дети сами делают книжки-картинки на иностранном языке. И тема "Когда бабушка и дедушка были маленькими" имела огромный успех. Потому что дети расспрашивали своих бабушек и дедушек, а потом приводили их с собой. И у них вдруг оказывался повод поговорить. Тем более что с нашим поколением родители не разговаривали. А теперь, будучи бабушками, наши мамы и папы о каких-то вещах вспоминают.

Правда, появились книги с новым, широким взглядом на военные события, и рассказывающие о предшествующих репрессиях. И вдруг меня родители спросили - а где книги про революцию? Как нам с ребенком говорить про революцию? Действительно, такой пласт, огромная глыбища куда-то провалилась, ее просто нет.