Иван Толстой: Сегодня мы собрались поговорить о Сергее Курехине – об этом феномене, гениальном музыканте и полу-загадочном человеке. Андрей, вы ведь были с ним неплохо знакомы, правда?
Андрей Гаврилов: Мы были знакомы неплохо в том плане, что очень хорошо друг к другу относились. Когда он приезжал в Москву он часто заходил ко мне. Я, когда был в Ленинграде, у него ни разу не был, но я так понимаю, что это был период его переездов, поисков квартир, и так далее.
Иван Толстой: Насколько я понимаю, у вас были отношения не только приятельские и отношения людей, близких друг к другу по возрасту, но и профессиональные. Вы - издатель, он – автор.
Андрей Гаврилов: Вы знаете, получилось по-дурацки. Когда мы с Сергеем виделись в самый последний раз, он приехал ко мне, где пытался на нашем раздолбанном пианино, которое не издавало никаких звуков, кроме неправильных, что-то поиграть моими детям. Это было забавно, потому что это как раз была та импровизация, над которой он был не властен, потому что какую бы ноту он не пытался взять, пианино отвечало совершенно другим звуком. Так вот, он ко мне заехал потому, что мы с ним пытались продумать серию, идею или идеологию его изданий. Я не знал, что он болен, я не знаю, знал ли он, но больше мы с ним не виделись и разговор этот продолжен не был. Он продолжился уже только после его кончины, когда мы встретились с его вдовой Анастасией, и пытались издать те записи, которые после него остались.
Но самое удивительное, что мы с ним и познакомились примерно в таких же обстоятельствах. В первый раз я услышал музыку Сергея Курехина и услышал его самого живьем в легендарном московском ДК «Москворечье», который дал нам концерты всех ведущих джазменов Москвы, Ленинграда и, вообще, Советского Союза, от трио Ганелина, вплоть до диксилендов… Трагедия в том, что практически не осталось записей этого ДК. Я был в этом ДК на концерте Курехина, и был настолько потрясен тем, что услышал, судя по реакции его сольных записей или записей малого состава, я до этого никогда этого не слышал, что я подошел к нему после концерта, представился, и мы с ним познакомились. А я в то время имел очень отдаленное, но какое-то отношение к фирме «Мелодия». И я сказал ему, давайте попробуем что-то ваше издать, тем более, что музыка у него был инструментальная, а, значит, не должно было быть проблем с худсоветом и цензурой относительно текстов. Инструментальную музыку всегда легче было протолкнуть через «Мелодию». Что-то не сложилось, но наше знакомство тоже состоялось на базе изданий.
Так получилось, что после этого мы подружились, мы даже успели обсудить идею издания. Сергею очень хотелось издать аудионоситель, которой каждый раз играл бы разную музыку при запуске. Как он сказал, такие есть японские коробочки, как бы ты их в руки не брал, что бы ты не делал, они все равно каждый раз играют разную музыку. В то время это было невозможно, в принципе. Сейчас это невозможно, чтобы это каждый раз была разная музыка, но возможно, чтобы это была музыка разная первую тысячу или две тысячи раз. В общем, мы ни о чем договориться не могли, а потом, уже с Анастасией, мы начали издавать диски Курехина на основе тех записей, которые остались после его кончины.
Иван Толстой: По-моему, Андрей, драматургия требует, чтобы сейчас мы послушали что-нибудь курехинское, что-нибудь вечное.
Андрей Гаврилов: Я предлагаю, в таком случае, послушать одну из самых знаменитых его мелодий, и одну из моих самых любимых мелодий. Это ария «Зима» из «Воробьиной оратории» Сергея Курехина. Причем, я настаиваю на том, что оригинальная запись, которая была сделана им с певицей Ольгой Кондиной, при всем уважении к другим певицам, которые потом пытались эту запись, так или иначе, с большим или меньшим успехом повторить, я настаиваю, что именно эта запись лучшая, и я предлагаю именно с нее и начать.
Ария «Зима», вокал - Ольга Кондина, гитара - Юрий Каспарян, программирование - Георгий Гурьянов, и на клавишах - композитор Сергей Курехин.
(Музыка)
Иван Толстой: Интересно, Андрей, что эта фамилия, как очень много что в русской культуре, идет без всякого имени и без пояснения. Курехин - один, и такое впечатление, что другого Курехина и не будет. Вот в этой части моей фразы есть какая-то правота? Будет ли в русской культуре еще раз Курехин?
Андрей Гаврилов: Ну, как можно ответить на такой вопрос? Будет ли в русской культуре другой Пушкин? Конечно, хочется ответить, что нет и никогда, как не было другого Гомера, но мы же понимаем, что это немножко игра все. Замечательные музыканты, к счастью, продолжают появляться, несмотря на все эти кризисы музыки, кризисы культуры, кризисы записывания музыки – все то, о чем сейчас так много говорят. Я думаю, что музыканты будут появляться, каждый будет идти своим путем. Можно ли их сравнивать? Нужно ли одному давать имя другого – не знаю.
Я бы хотел немножко с другой стороны поговорить о том, возможен ли другой Курехин. Я подумал, готовясь к нашей программе, о том, что все знают великую фразу Дюка Эллингтона: «Мой инструмент – оркестр», при том, что Дюк Эллингтон и, слава богу, есть пластинки, подтверждающие это, был замечательным пианистом. Он писал соло, он записывался в малых составах, квартетах, мы слышим, что он был прекрасным пианистом, но ему этого было мало. Его инструмент – оркестр.
Я думаю, что многие читали о том, что Скрябин, когда писал ноты некоторых своих сочинений, использовал не пять линеек нотного стана, а шесть. Шестая линейка была для световой партитуры. Потому что обычной музыки, обычных пяти линий ему было мало, ему нужно было нечто большее.
Когда я думаю о записях Курехина и не только о записях, а, вообще, о его музыке, когда я вспоминаю, что он играл и записывался и соло, и в дуэтах (например, с Сергеем Летовым), и в трио (например, в трио Вапирова), и в квартетах (например, квартет Чекасина), я думаю о том, что любой этой формы Курехину было мало, и появился этот грандиозный состав «Поп механика» именно потому, что он стремился, как Дюк Эллингтон, от рояля к оркестру, как Скрябин, от простых нот к нотам с музыкальной партитурой, он стремился к какой-то другой форме музыки, которую, я думаю, мы никогда не услышим и никогда даже не сможем предположить, что же именно он имел в виду. И разные составы ансамблей настолько индивидуальны у него, что, мне кажется, если с этой точки зрения отвечать на ваш вопрос, то нет, конечно, второго Курехина не будет, это слишком индивидуально. Может быть второй Пушкин, но не может быть второго Пушкина, который пишет тем же почерком. Так и здесь. Наверное, может быть музыкант, которого когда-то назовут вторым Курехиным, но это точно будет что-нибудь другое, что-нибудь, что рассматривает музыку под другим взглядом, с другой стороны. И вот «Поп механика», начиная от первых форм, малая «Поп механика», где было три-четыре человека, до последних грандиозных форм, где были сотни людей на сцене, и не только людей, но еще и животных, это свидетельство того, что намечалось что-то феерическое, что-то громадное. Оно могло не получиться, оно могло окончиться неудачей, но это было что-то что задумал композитор Курехин. Увы, нам этого услышать не дано.
Иван Толстой: Вы сказали очень важную вещь, произнесли важную мысль, что второй Пушкин возможен, но невозможно такого почерка. И в этой связи я хочу подхватить и немножко подправить свой предыдущий вопрос. Конечно, я понимаю, что второй Курехин в таком же виде невозможен. Но Курехин оставил такое эвристическое музыкальное культурное наследие, эвристическое, то есть рождающее мысль следующего, приходящего на это борозду, что он продолжается в творчестве других музыкальных людей. Продолжается, отражается, видоизменяется, развивается как-то. Давайте поговорим об этом. Вы ведь знаете людей, которые Курехина любят, ценят, интерпретируют и продвигают куда-то дальше. Непонятно - по кругу, по спирали, вперед, линейно или циркулярно, - но что-то делают с курехинским наследием, с курехинскими музыкальными идеями. Кто эти люди и что они такого сочинили, что заслуживало бы внимания наших слушателей?
Андрей Гаврилов: Самое удивительное, что таких людей не очень много. Я не знаю, в чем причина. Может быть, в том, что Курехин был слишком индивидуален. Но, тем не менее, такие люди есть. Совсем недавно, 9 июля, в день 20-летия смерти Сергея Курехина, в Москве состоялся концерт, к сожалению, пока что принято решение, что это будет последний подобный концерт, это вызвано какими-то конфликтами с правонаследниками. Концерт, когда Алексей Айги, московский композитор и скрипач, никогда не бывавший на концертах Курехина, взял на себя совершенно фантастическую задачу: записать нотами музыку Курехина. Не всю, но какую-то. Дело в том, что после Курехина не осталось нот. То, что он записывал сам, очевидно, он считал, что в нотах не нуждается. То, что он записывал с какими-то коллективами, то, что играл с ними, очевидно, он считал, что сможет объяснить музыкантам прямо в студии, тем более, что импровизация занимала огромное место в его творчестве и в творчестве его ансамбля. Если после Фрэнка Заппы остались ноты только потому, что один из его музыкантов взял на себя труд при жизни Заппы ходить за ним, как апостол, и записывать его ноты, то такого апостола у Курехина не было. И мы имеем большое количество материала, который издан или записан, но еще не издан, который существует, и его можно послушать, и ни одной ноты, которая помогла бы другим музыкантам это дело повторить.
Так вот, Алексей Айги взял на себя труд записать нотами часть произведений Курехина. То, что он записал, он исполнил не первый раз, но, очевидно, последний, 9 июля в большом зале Московской консерватории со своими ансамблем «4'33», с оркестром «Ad Libitum» и с приглашенными солистами, которые практически все в свое время играли с Сергеем Курехиным: Сергей Летов, Владимир Волков, Вячеслав Гайворонский, Александр Александров, Алексей Круглов, который не играл с Курехиным, но хорошо знает его музыку. И вот этот коллектив собрался, и на сцене Консерватории попытался возродить дух Сергея Курехина. Разумеется, повторить «Поп механику» невозможно, а передать дух, настроение музыканты попытались. Неудивительно, что недавно вышедший альбом на «Лео Рекордз» с записью такого прошлогоднего концерта так и называется – «Сергей Курехин. Дух продолжает жить». Я предлагаю из этого альбома послушать одну из известнейших мелодий Сергея Курехина «Трагедия в стиле рок». Запись 2015 года.
(Музыка)
Иван Толстой: Андрей, вы только что упомянули «Лео Рекордз». Вы не могли бы немножко подробнее для наших слушателей, которые могут почему-либо не знать, кто такой Лео, и что у него за Рекордз, рассказать об этом человеке, который, насколько я знаю, сыграл большую роль в судьбе распространения творчества Курехина на Западе в свое время.
Андрей Гаврилов: Я бы даже сказал шире: не только распространения, но и вообще в судьбе Курехина. Дело в том, что самая первая пластинка Сергея Курехина вышла именно на «Лео Рекордз». Это небольшой лейбл, его даже трудно назвать фирмой. Это иностранное слово «лейбл» уже как-то вошло в профессиональный жаргон музыкальных издателей. Это лейбл, который придумал и осуществил Алексей Леонидов, он же - Леонид Фейгин, в свое время ведущий «Би-Би-Си», занимавшийся джазом и авангардом, который решил, что так много он получает интересной музыки из СССР, что просто становится жалко, что эта музыка пропадает без следа или, как записанная программа, оседает в архивах радио корпорации. Поэтому он решил начать издавать пластинки. «Лео Рекордз» сделал очень много для советской и русской культуры. Я очень надеюсь, что он доволен тем, как его труд, его подвижничество оценивают во всем мире и, в частности, у него на родине, в России, потому что он, с моей точки зрения, этого заслуживает на триста процентов.
Но мы сейчас не будем говорить обо всей его деятельности, это тема отдельных программ. Скажу только, что когда он получил запись Сергея Курехина, он ее издал под названием «Пути свободы» или «Путь свободы». Название было очень провокационное для советских властей, название придумал не сам Лео, а именно Сергей Курехин, он же придумал названия композиций, которые тоже могли дразнить советского цензора. И, несмотря на надпись на пластинке «Музыкант не несет ответственности за публикацию этих записей», которую Лео всегда делал, чтобы как-то оградить музыкантов от возможных неприятностей на родине, несмотря на эту надпись, все равно было как-то волнительно, сойдет ли это Курехину с рук. Ему это с рук сошло. После этого были записи с Анатолием Вапировым, также изданные на «Лео», и после этого Сергей Курехин стал одним из тех музыкантов, кого Лео издавал постоянно, много, и вот совсем недавно, буквально несколько недель назад, Лео издал двойной альбом с записью концерта памяти Курехина, концерта 2015 года, издал на компакт-диске и на ДВД, в одной упаковке. Замечательное издание! Просто даже завидно!
Иван Толстой: А у нас нет возможности что-нибудь с этого диска послушать?
Андрей Гаврилов: А мы слушаем. Вот «Трагедия в стиле рок», которую мы только что слушали, она именно с этого диска. Но раз вам так хочется, давайте послушаем еще похожую мелодию, но исполненную совершенно по-другому тем же составом: Алексеем Айги, его группой оркестром «Ad Libitum» и приглашенными солистами в том же самом 2015 году. Мелодия называется «Трагедия в стиле минимализм».
(Музыка)
Иван Толстой: Куда движемся дальше, Андрей? Что из музыкального наследия Сергея Курехина привлекло его интерпретаторов, последователей, аранжировщиков?
Андрей Гаврилов: Я бы хотел сказать, что есть один пианист, он родился в Ирландии, живет в Швейцарии, его так иногда и называют, ирландско-швейцарский музыкант, Джон Вольф Бреннан. Очень интересный музыкант, участник квартета «Pago Libre», в который вошел другой российский музыкант, Аркадий Шилклопер, но это не имеет прямого отношения к теме нашего разговора, просто забавное совпадение. Так вот, Джон Вольф Бреннан, родившийся, как и Курехин, в 1954 году, с большим интересом относился к творчеству Курехина. И, вообще, он один из немногих западных музыкантов, который прекрасно знает нашу современную культуру, не зря, например, он выпустил альбом под названием «Москва-Петушки», основанный как раз на бессмертной поэме Венедикта Ерофеева. Замечательный альбом, очень советую его послушать. Это не прямая передача, не прямой перенос материала Ерофеева, это не какой-нибудь музыкальный монтаж, это просто совершенно отдельная композиция, на мой взгляд, страшно интересная. Так вот, Джон Вольф Бреннан интересовался творчеством Сергея Курехина вплоть до того, что он играл его сочинения. Играл на концертах и записывал на пластинках. Честно говоря, я не могу вспомнить, кто еще из известных, знаменитых, уважаемых западных музыкантов делал нечто подобное. Вот у Джона Вольфа Бреннана была пластинка под названием «Картинки в галерее» (конечно, тут же намек на «Картинки с выставки»), на которой он записал свои вариации на тему Сергея Курехина «Положение азиатского пролетариата в Америке». У этой композиции Джона Вольфа Бреннана есть подзаголовок «С3PО» - это название или имя одного из роботов фильма «Звездные войны».
(Музыка)
Кстати, я только сейчас сообразил, что эта пластинка Бреннана также издана фирмой «Лео Рекордз».
Иван Толстой: Андрей, а при жизни Сергея были какие-то модификации его сочинений, которые он мог слушать, была ли какая-то «обезьянка истины» при жизни Курехина, играли ли с ним и играл ли он со своим зеркалом, со своим отражением? Он ведь такой игровой человек «хомо люденс».
Андрей Гаврилов: Нет, в прямую нет, по крайней мере, я об этом не знаю. Происходил обмен идеями, это да. Например, когда Сергей выступал с людьми, я никого не хочу ни обидеть, ни оскорбить, но не всегда музыканты или участники «Поп механики» соответствовали Сергею Курехину по уровню музыкального мышления или по уровню музыкального мастерства. Что не удивительно, поскольку ему нужно было совершенно другое. Ему не нужен был виртуоз, ему нужен был человек, который мог подхватить его идею. Так вот, когда Сергей играл с музыкантами, которые соответствовали его уровню, например, с Анатолием Вапировым, с Владимиром Чекасиным или с Генри Кайзером, со многими музыкантами, которых мы знаем чуть меньше, поскольку они записывались заграницей, то происходил обмен идеями. Одну идею кидал Владимир Чекасин, Курехин ее подхватывал, развивал, это превращалось в нечто странное - результат совместного творчества.
Если вы помните, был «Музыкальный ринг с Сергеем Курехиным», и там одним из главных его партнеров был Сергей Летов. Вот они тоже часто перекидывали друг другу идеи. Но прямого такого, что вышла пластинка или была опубликована какая-то мелодия Курехина и кто-то другой ее исполнил при жизни его, я, честно говоря, не знаю.
Хотя здесь есть одна интересная вещь. В 1989 году в Японии была организована группа, которая называется «Шибуса Ширазу Оркестр». Они приезжали в Россию несколько раз. Когда я в первый раз попал на их концерт, я просто онемел, потому что я вдруг увидел на сцене расширенное, дополненное, увеличенное, доведенное в чем-то до совершенства издание «Поп механики». К тому времени как появился этот японский коллектив, Сергей был жив. То, что «Шибуса Ширазу» слышали его музыку, я уверен на сто процентов, поскольку одним из художественных руководителей ансамбля был известный джазовый деятель Японии Теруто Соэдзима, который, в частности, издавал даже пластинки российских музыкантов. Существует пластинка группы «Архангельск» Владимира Резицкого, которую издал как раз Теруто Соэдзима. Он очень хорошо знал (я его видел довольно давно, не знаю, жив ли он, надеюсь, что жив, это человек в очень преклонном возрасте) музыкальную жизнь СССР и России. И, судя по тому, что делает«Шибуса Ширазу», эти свои идеи, которые он ухватил, он явно передал японским музыкантам.
«Шибуса Ширазу» играют музыкально лучше, чем, чаще всего, играла «Поп механика». Как я говорил, «Поп механика» это был коллектив единомышленников, не важно – музыкантов, или нет. «Шибуса Ширазу», за исключением танцоров, все музыканты, они все играют очень хорошо, играют, поют. И главный солист, фишка которого в том, что он практически всегда выступает в трусах. Даже не в плавках, а именно в трусах. Все они, тем не менее, прекрасные музыканты. Но идея творчества, идея визуальной передачи звукового материала - это то, к чему стремился Сергей Курехин. Я уверен, что он не остановился бы на этом и пошел еще дальше, но то, что его идеи легли в основу творчества японского коллектива – несомненно. У меня есть запись, сделанная на концерте в Фудзи в 2002 году. Конечно, не видя того, что происходит на сцене, этого мало, чтобы понять, почему этот коллектив так близок «Поп механике», тем не менее, надеюсь, музыка, хоть частично, но это передаст.
(Музыка)
Иван Толстой: Непериодические разговоры с Андреем Гавриловым, который совершенно сразил меня невероятно ловкой артикуляцией столь трудных для произнесения японских имен. Андрей, вы упоминали не раз «Поп механику», которая, в своем уже последнем для Курехина изводе достигала нескольких сот человек исполнителей. Вот интересно, кто-нибудь из них оставил свои воспоминания о Сергее? Я имею в виду интересные воспоминания, литературные, творческие?
Андрей Гаврилов: Я знаю, что многие давали интересные интервью. Недавно вышла книга «Сергей Курехин. Безумная механика русского рока». Это книга московского журналиста Александра Кушнира, который брал интервью у всех, кто еще жив, у всех, кого еще можно было найти, поймать, уговорить записаться для этой книги, и многие воспоминания там приведены. И, конечно, у Александра Кана была книга, посвященная Курехину, тоже со многими воспоминаниями участников всех этих действ. Но, по-моему, никто из самих музыкантов мемуаров не оставил. В журнальных публикациях был какой-то минимум - только интервью и разговоры. Все-таки, они, прежде всего, музыканты.
Кстати, когда я говорил про Джона Вольфа Бреннана, я забыл сказать, что он не только играл произведения Курехина, он даже написал композицию, посвященную памяти Сергея. У Курехина было две программы со схожими названиями. Просто «Опера» и «Опера богатых». И композиция, которую написал Джон Вольф Бреннан, называется «Потерянная опера». Композиция довольно длинная, мы не можем ее послушать, но было бы несправедливо, если бы мы поговорили о Бреннане и ничего еще его не дали в эфир. Поэтому я бы хотел, чтобы мы послушали в его исполнении композицию Сергея Курехина «Последний вальс».
(Музыка)
Иван Толстой: А что еще сделал Алексей Айги для увековечивания памяти Сергея Курехина? Ну, может быть, не для увековечивания, а для собственного творческого, художественного удовольствия?
Андрей Гаврилов: Я не представляю себе, насколько тяжело, но я знаю, что это чудовищно тяжело со слуха разбирать ноты, учитывая, что та музыка Курехина, которую аранжировал и оркестровал Алексей Айги, зачастую была музыкой к фильмам. И отдельно музыка не сохранилась – приходилось брать кассеты или ДВД и, несмотря на реплики героев, которые звучат на фоне музыки, как-то разбирать и записывать то, что Курехин придумал. Если бы даже Алексей Айги не исполнял эту музыку, а просто расшифровал и опубликовал ноты, я вообще считаю, что это был бы уже музыкальный подвиг. То, что при этом Алексей смог как продюсер выступить, собрать коллективы, собрать музыкантов, пригласить друзей Курехина, музыкантов, которые с ним играли, обратиться к молодежи, которая никогда не видела Курехина, и только в лучшем случае слушала его записи, и вот этот состав, этот оркестр провести по Москве, Петербургу, не буду сейчас точно врать, в каких еще городах они были, но это музыкальное событие не ограничивалось только двумя столицами. Это подвиг, который должен делать нормальный продюсер, а не музыкант, не скрипач, не композитор, которой должен заниматься музыкой. А тут получилось так, что Алексей Айги взвалил на себя совершенно нечеловеческую ношу и, по-моему, с честью ее пронес, к сожалению, до конца. Будет жалко, если этот проект так и закончится 9 июля 2016 года. Надеюсь, все-таки, что он получит какое-то развитие, хотя я понимаю, что в моей фразе очень много эгоизма, потому что, для того, чтобы он получил развитие, Алексей должен и дальше расшифровывать записи Курехина, не повторять же одно и то же несколько раз с разными музыкантами. Я хочу, чтобы он и дальше работал не покладая рук, но я понимаю, что у него свои планы, идеи, музыка, музыканты. Может быть, действительно, этот проект дошел до своего логического конца.
В любом случае я предлагаю закончить нашу программу пьесой, которая, если не ошибаюсь, открывает двойной альбом, изданный «Лео Рекордз», под названием «Сергей Курехин. Дух продолжает жить», на котором записано выступление Алексея Айги и его музыкантов 2015 года. Трек называется «Крыша» и, по-моему, он вполне достоин того, чтобы завершить наш с вами разговор.
(Музыка)
