Вокруг попытки государственного переворота в Турции в ночь на 16 июля пока больше вопросов, чем ответов. Чего, кроме свержения нынешних властей, хотели путчисты? Насколько справедливы утверждения удержавшегося у власти президента Эрдогана о том, что за мятежом части вооруженных сил стоит влиятельный исламский богослов Фетхулла Гюлен, живущий в эмиграции, и его движение "Хизмет"? И не была ли сама попытка переворота спектаклем, устроенным Эрдоганом ради укрепления собственной власти и дальнейшего закручивания гаек (эта версия после провала путча довольно громко звучит в прессе и социальных сетях)?
На первый взгляд, военные попытались вернуться к турецким политическим реалиям прошлого века. Тогда армия трижды (1960, 1971, 1980) брала власть в свои руки, и еще однажды (1997) настолько ясно выразила свое недовольство правительством, что его тогдашний глава немедленно подал в отставку. Кстати, это был умеренный исламист Неджметтин Эрбакан – во многих отношениях политический учитель Реджепа Эрдогана.
Власти утверждают, что взбунтовалась "небольшая группа" военных – впрочем, арестовано уже почти три тысячи человек. Турецкая армия не была едина и в прошлом: так, в 1960 году переворот против популярного премьера Аднана Мендереса (его путчисты повесили) организовала группа офицеров среднего звена, в то время как большая часть генералитета была не меньше правительства удивлена случившимся. Но, в отличие от июля 2016-го, в ХХ столетии военные оказывались неизменно успешными. Возможно, на сей раз они проиграли потому, что Эрдоган не первый год "чистит" армию, справедливо видя в ней угрозу собственной авторитарной и все более исламистской по духу власти.
Впрочем, видеть в турецких военных демократов тоже никак не следует. Их выступления и в прошлом, и сейчас были направлены против сил, которые пользуются поддержкой большинства населения, однако по политическим или идеологическим причинам не устраивают армию. Нравится или не нравится нам Эрдоган, но с 2002 года он и его партия неизменно побеждают на выборах – возможно, не образцовых, но куда более демократичных, чем, к примеру, российские. Утверждаю это не голословно: доводилось общаться с иностранными наблюдателями, в разные годы работавшими на выборах в обеих странах.
В политическом смысле ХХ век действительно не кончился – и не только в Турции
Хотя мятежным военным, кто бы за ними ни стоял и какими бы ни были их цели, не удалось свергнуть Эрдогана и его правительство, попытка путча обозначила, что в политическом смысле ХХ век действительно не кончился, и не только в Турции. Армия вмешивалась в политику (в качестве самостоятельной силы или на стороне одного из участников политического противоборства) на протяжении всего прошлого столетия в самых разных странах. В этом отношении в одном ряду стоят польский маршал Пилсудский (1926), испанский генерал Франко (1936), чилийский Пиночет (1973) и "лучший министр обороны всех времен" Павел Грачев (1993).
Объединяет все перечисленные события и их участников одно: глубокий кризис предшествовавших путчам демократических режимов. В этом смысле не совсем прав турецкий премьер Бинали Йилдырым, назвавший попытку переворота "пятном на турецкой демократии". Пятен на ней и до 16 июля было немало, и большинством из них "украсил" турецкую демократию как раз Реджеп Эрдоган. Потому что если сравнивать нынешние турецкие порядки не только с российскими (или китайскими, кубинскими, туркменскими, не говоря уже о северокорейских), то радоваться нечему: разгоны оппозиционных демонстраций, торжество "административного ресурса", аресты неугодных журналистов, попытки блокирования соцсетей при Эрдогане стали привычным делом.
Поэтому призыв президента к гражданам – выходить на улицы и противодействовать путчистам во имя демократии – прозвучал в ночь путча весьма лицемерно. Люди, тем не менее, вышли; и не только сторонники, но и противники Эрдогана. Видимо, даже нынешняя, хромая на обе ноги демократия показалась большинству турок более приемлемой, чем военный режим. Ирония судьбы в том, что как раз теперь у президента Турции есть возможность добить не только путчистов, но и демократию. Естественно, во имя стабильности, безопасности и борьбы с происками внешних врагов – обычный репертуар авторитарных правителей, в погонах или без (недавнее примирение Эрдогана с Путиным выглядит в этом свете абсолютно логичным: два столь похожих по взглядам и методам политика просто не могут быть врагами). Характерно, что среди арестованных в первый день после турецкого путча оказались не только военные, но и несколько десятков судей, а с судейской властью у Эрдогана давний конфликт.ХХ век продолжается. И не только потому, что военные по-прежнему вмешиваются в политику то тут, то там (до Турции это произошло три года назад в Египте). Но и потому, что сами демократии остаются хрупкими. Популярность харизматических лидеров во многих обществах, в том числе турецком и российском, выше, чем уважение к законам и институтам, а демократия то и дело толкуется как власть демократов – точнее, тех, кто громче себя таковыми назовет (даже если их действия не имеют с демократией ничего общего). В этих условиях остается только ждать, когда в следующий раз солдаты и танки появятся на улицах – Анкары, Каира, Киева или Москвы.
Ярослав Шимов – историк, международный обозреватель Радио Свобода
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
