Программа по литературе для старшей школы проходит финальную экспертизу. Особое внимание этому предмету, помимо учителей и экспертного сообщества, уделила Русская православная церковь.

Патриарху, как писали некоторые издания, заняться этим делом поручил Владимир Путин. Другие СМИ, правда, отмечали, что инициативу проявил патриарх, заручившись поддержкой главы государства. Как бы там ни было, в конце мая, на первом съезде Общества русской словесности, которое возглавил глава РПЦ, Владимир Путин включил русский язык и культуру в число вопросов национальной безопасности. Ему вторил патриарх Кирилл, подтвердив, что русская словесность – это "культурный столп государственной жизни".

Справедливости ради надо сказать, что светская власть не оставалась в стороне: концепция преподавания русского языка и литературы, которую приняли этой весной, разрабатывалась специальной комиссией под руководством председателя Государственной думы Сергея Нарышкина.

Души российских школьников, по мнению государственных и церковных деятелей, нуждаются в обязательном укреплении русской классической литературой, которая мыслится как одна из главных духовных скреп. Тот факт, что объем обязательных для прочтения в старшей школе произведений выходит за грани возможного, а значительная часть текстов требует специальных, как исторических, так и филологических комментариев, остается за скобками. Педагоги-словесники, в свою очередь, кто – любя всем сердцем художественное слово, кто – отстаивая предметное лобби и опасаясь за количество часов, также не готовы отказаться от главного культурного достояния.

Конечно, самый действенный способ заставить школьников прочитать всех традиционных классиков – это сделать ЕГЭ по литературе обязательным. Другое дело, что такой подход отобьет охоту к чтению вообще, и интерес к русской классической, довольно-таки непростой литературе, в частности. Есть еще третий вариант – профанация, натаскивание исключительно на экзаменационные вопросы, благо они довольно предсказуемы.

По счастью, подобных крайностей, несмотря на полярность прозвучавших мнений, удалось избежать, как и в случае с итоговым сочинением, которое хотя и предполагает некий литературный багаж, характер и объем его не ограничивает. Более того, новый вариант государственного экзамена по литературе, который может войти в практику через пару лет, учитывает не столько детальное знание классических произведений, сколько умение понимать и работать с любым литературным текстом.

Подобнее об общественном обсуждении школьной литературы и новой программе по этому предмету Радио Свобода рассказали заместитель руководителя Школы филологии НИУ ВШЭ Михаил Павловец и писатель, литературовед Александр Архангельский.

Александр Архангельский, писатель, литературовед:

- В разговоре о школьной литературе сегодня присутствует почти мистическое отношение к вопросу о количестве часов, темах, изучаемых произведениях и спискам авторов, и не только в Государственной Думе, но и в обществе в целом. Конечно, в идеале это не вопрос для Думы или Русской православной церкви, а для общественных организаций и учителей, в первую очередь. Но поскольку мы находимся в данной реальности, следует каким-то образом всех примирить, утихомирить и вернуться к нормальной профессиональной работе. Что в принципе – возможно. Не без потерь, и я бы даже сказал, с большими потерями для всех сторон, однако некий компромисс сегодня достигнут. Результатом, правда, недовольны ни радикалы, ни консерваторы.

Надо честно сказать, что методическое сообщество, выступающее с разных позиций, бывает склонно к сектантству – правильно только так, как мы считаем, а не как иначе. Любое отступление от документа, прогрессивного или консервативного, это расстрел и катастрофа. Так вот, катастрофы не произошло. Я с некоторым ужасом ждал выступления Его святейшества. Поскольку понятно, что те, кто в процесс обсуждения его втягивали, рассчитывали, что церковь консервативна и сейчас как даст больно. А доклад оказался нормальным. Со многим я не согласен, со многим согласен. Та же ситуация с комиссией Сергея Нарышкина. Я был на первом заседании, и волосы у меня встали дыбом, когда услышал, что говорили некоторые участники. А потом, шаг за шагом, втягиваясь в практику, члены комиссии пришли к общему пониманию.

Мы все, по крайней мере, в большинстве сходимся в одном – вариативность в школе – это норма, а не исключение. А дальше вопрос – как мы понимаем вариативность. Я лично понимаю вариативность и как возможность отказа от вариативности, но это уже тонкости. Еще мы начинаем расходиться по степени радикальности и по степени гибкости. Например, радикальное требование – оставить 10, условно говоря, обязательных произведений, не менее опасно, чем любое другое, в силу особенностей методического сообщества. Ведь если скажут 10, то попробуй 11 или 12 - тебя к стенке поставят.

Однако главное – научить человека читать и жить внутри текста. И анализ нам нужен, прежде всего, для того, чтобы научиться это делать без всякого анализа. То есть цель анализа – избавитьсяот анализа. Кроме специализированных литературоведческих компетенций, большинство людей должны уметь анализировать так, чтобы не замечать, что они анализируют, т. е. понимать, как построен текст – где я, где автор, где герой, где речь, где ход, где сюжет. Но какой-то набор текстов, несомненно, должен иметься в "обменнике" у каждого на его личном жестком диске, потому что это гарантирует коммуникацию по определенному типу национальной культуре.

А дальше надо садиться и считать. У нас примерно 105 часов литературы в 5-6 классах, их количество падает в 7-8-х и опять вырастает в 9-ом. Сколько в рамках этого можно проговорить, не имитируя процесс? Сколько времени в день ребенок может выделить на чтение? Сейчас мы требуем прочесть то количество текстов, которое заведомо прочтено не будет. И дальше учим лжи, а не опыту чтения, надо быть честными. Поэтому все тексты, которые нам хотелось бы донести, донести не удастся, и надо минимизировать удар.

Здесь не надо впадать в тупой консерватизм, который связан с тем, что мы отказываемся признавать реальность, ни в веселое ребячество - если это тяжело, то все отменим. Давайте попробуем найти какие-то ходы и выходы. Сегодня уже все учителя пользуются презентациями, но попробуйте заговорить с ними о лонгриде. А, между прочим, есть бесплатная версия, где запросто можно сделать хороший лонгрид с аудио-, видео-, анимированными вещами. Школьникам это интересно, а как только им становится интересно, интересным становится и то, что раньше было сложно.

Михаил Павловец, заместитель руководителя Школы филологии НИУ ВШЭ :

- Я расскажу о той проблеме, с которой мы столкнулись, когда согласились работать над примерной программой 10-11 классов. Примерная программа 5-9 классов рассчитана на 5 лет. Там есть так называемый список А, т. е. небольшой перечень строго обязательных для изучения произведений, и этот список состоит всего из 10 наименований. И, как правило, эти произведения не очень большие. Самые объемные – "Капитанская дочка" и "Мертвые души". И их изучение, в общем-то, растянуто на 5 лет, даже если учесть, что большую часть проходят в 7-9 классах.

А дальше наступает 10-й класс. И мы берем те списки, которые традиционно изучаются на этой ступени и делаем опрос учителей, экспертов, что следует включить обязательно. И видим, что ни одно из названных произведений не встречает единодушного одобрения. Тем не менее, в 10-м классе ребенок должен прочесть Островского "Гроза", Гончарова "Обломов", "Отцы и дети" Тургенева, "Преступление и наказание" Достоевского, "Война и мир" Толстого, один из романов Салтыкова-Щедрина, (как правило, называют "Историю одного города"), обязательно одну повесть Лескова, Чехова "Вишневый сад" и некоторый набор рассказов. И все эти произведения следует прочитать за один год, что в нынешних условиях практически нереально.

Все опросы, все исследования показывают, что список целиком не читается. Разработчик сайта пересказов briefly.ru говорит, что в месяц у них 3 млн. посещений. То есть школьники, в основном, знакомятся с этими текстами именно через пересказ.

То есть, если мы берем эти произведения в качестве обязательных, мы должны гнать лошадь во весь опор и стараться как можно быстрее их пройти, но тогда, во-первых, мы теряем возможность читать медленно. Достаточно на одном произведении зависнуть, рассмотреть его более подробно, как сразу от этого пострадают другие.

Второе. Мы теряем не менее важную вещь –самостоятельное чтение. Потому что, если мы привыкаем читать книги только под руководством учителя, только на уроке или только под конкретный урок, способность самостоятельно найти книгу, выбрать ее, прочитать, проанализировать на том уровне, который необходим для понимания, дать свою интерпретацию, даже просто в форме рекомендации другу, именно этой компетенции вырабатываться не будет. Потому что все силы мы бросаем на то, чтобы заставить, принудить прочитать этот самый обязательный список и поставить галочку.

С другой стороны, есть проблема гиперответственности учителя. Учитель боится отдать Достоевского в руки ученика. Пусть тот читает свою подростковую, юношескую литературу, но Достоевского, Толстого, Гончарова, Тургенева, Островского, Чехова он не может ему доверить. Во-первых, потому что это спросят в заданиях ЕГЭ. Во-вторых, потому что без посредничества педагога, без объяснения ребенок ничего не поймет или, не дай Бог, поймет как-то не так, как нужно. Потому что "так как нужно" знаю я, учитель. Пусть сначала он научится знать, запомнит, как нужно, как я ему скажу, пусть узнает, что нам хотел сказать автор. Привычная формула, которая, как известно, до бешенства доводит современных детей. "Дети, что нам хотел сказать этим произведением автор?" Даже в ЕГЭ есть такая формулировка – определите позицию автора и при необходимости выскажете свою точку зрения.

Мы же предлагаем перевернуть эту пирамиду – дать возможность хотя бы там, где ребенок получает возможность читать самостоятельно, быть самостоятельным читателем без учителя над головой или за левым плечом. Да, сам прочел, сам попытался понять. Дал свою, читательскую, интерпретацию. Потом эту интерпретацию можно обсудить на уроке.

Но выпустить из своих рук текст, отдать его ребенку, дать возможность самому с ним поработать учителю очень сложно. Потому что я преподаватель, потому что я уверен в своей правоте, я жизнь посвятил, я лучше знаю. Меня бесит, если я слышу точку зрения, со мной не совпадающую, особенно если вижу в ней нестыковки, особенно если я вижу, что она нелогична. Мне гораздо проще остановить и сказать – нет, ты не прав. Правильная точка зрения такая, запиши, пожалуйста.

Работая над новой программой, мы ориентировались на подход, который существовал в 90-е годы. Тогда вышла программа под редакцией Курдюмовой,и была она гораздо шире, чем в самой гуманитарной из гуманитарных школ, даже если у тебя 10 или 17 часов одной литературы в неделю. Но это была рекомендательная программа, и в нее входили только проверенные, верифицированные произведения. А дальше составители рабочей программы, работая с этими текстами, сами решали – какие из этих текстов лучше подходят для конкретного класса, региона, школы, для тех задач, которые ставит перед собой учитель. Скажем, "Гроза" Островского или "Бесприданница", или "Снегурочка". "Преступление и наказание" Достоевского или "Идиот".

Я знаю учителей, которые брали "Идиота", потому что никто не докажет, что "Идиот" хуже, чем "Преступление и наказание", что он не входит в золотой канон и не является высочайшим достижением русской отечественной литературы. А другой учитель, может быть, взял бы "Подростка". Если у тебя не сильные ребята, если у них вообще тяжело идет чтение, а читать надо, и с Достоевским познакомиться надо, возьми "Подростка". Он понятен и меньше по объему – не 700 страниц, а пара сотен. И это интересное для школьника произведение.

Мы не отказываемся от классики, мы просто даем возможность выбрать из лучшего адекватное, подходящее твоему классу, твоей школе. Ведь есть дети, для которых русский язык не родной, и для них читать Достоевского и Толстого в таком объеме неподъемная задача, и, конечно, они не читают.

Сейчас разработчики нового ЕГЭ предложили такой вариант экзамена, который, если будет принят, позволит школьнику, не прочитав ни одного произведения из самого обязательного списка, тем не менее, блистательно сдать экзамен. И это правильно – на проблему школьной литературы надо смотреть не с точки зрения списка, (а у нас большинство разговоров сводится именно к вопросу списка), здесь цель совершенно иная – дать возможность прочитать,пережить и сделать понятое частью своей духовной культуры.