Александр Генис: Совсем недавно в нашей беседе с Алексеем Цветковым мы оба сетовали на то, что интернет радикально изменил природу чтения, но еще не успел породить собственные литературные жанры. И вот, словно в опровержение этого тезиса, в московском издательстве АСТ только что вышла книга, которая стала возможной именно и только благодаря интернету. Ее автор – блогер Джон Шемякин, кумир ФБ.

За его творчеством следят около 60 тысяч горячих поклонников – и я среди них.

Джона Шемякина мне открыла Татьяна Толстая, которой я очень за это благодарен, потому что явление принципиально нового автора – редкая радость. Шемякин действительно не похож ни на кого другого. Его оригинальность так велика, что невозможно подобрать название для того жанра, в котором он сочиняет свои причудливые посты.

Оставив другим литературоведам биться с терминами, я хочу привести несколько коротких текстов, которые дают первое представление об этом крайне своеобразном писателе.

Вот как Шемякин пишет о себе:

У живущего в посёлке есть несколько неприятных обязательств перед обществом: стараться не ходить в магазин за продуктами голым, резать чёрных козлов не на крыльце, а в глубине двора, подновлять колючую проволоку над забором, не забывая её на это время обесточить, сдавать деньги на всё подряд. И принимать гостей. Без этого никак.

Гостей я обычно принимаю в человеческом обличье. Домочадцы обметают с меня пыль, паутину, отскребают прочие следы жизни на мне. Я расчёсываюсь двумя руками и аккуратно протираю глаза мокрой тряпкой. Так что всё в полном порядке – гости входят и видят меня сидящего, облокотившегося о рояль и со скрипкой в руке. Тем самым символизируется творческое начало вечера.

А вот характерный для него период с далеко уводящей метафорой:

Стою с яблочком посреди коровьих свидетельств, за спиной дом мой достойный кренится, колонны – как зубы у полярника: где несколько в стороны, где и вовсе черно от отсутствия, так, для форсу зубы, понятно, что не пригодятся уже для опознания.

А так Шемякин создает живописный, незабываемый и пугающий образ-картинку.

Один раз мне обрадовался сокурсник М-н, когда я к нему жить переехал. Молодец, говорил М-н, набирая воду в пожарную каску, старого ещё образца – "с ушами". Молодец, держи теперь её за проволоку над спиралью, скоро закипит вода, макарон порубаем!

И держал, и порубали макарон, сохранивших при вываливании на тарелку касочную форму, так что со стороны могло показаться, что мы, сурово нахмурясь, едим в полуподвале чей-то мозг.

​

Среди постоянных персонажей Шемякина – его экзотическая родня:

Непонятно камчадалам было другое. Общеизвестно, что у мужчины пять душ: душа, которую подарили, душа, которая плачет от песен, душа-зверь, душа, которую можно отдать, и душа, которая летит лебедем над миром, там, где воздух как холодная вода в горном озере. У женщин душ восемь или девять.

Камчадалы не всегда могли понять, какая из душ попадёт в рай?

В наличие ада камчадалы не верили.

Развивая мифологию своих родственников, Шемякин углубляется в причудливые фантазии, отдаленно напоминающие Милорада Павича, с которым, впрочем, его роднит разве что живой интерес к эксперименту и богатейшее воображение. Вот отрывок-новелла о гендерных различиях:

Что хорошего было у моих предков с побережья холодного моря?

Много хорошего.

Например, у мужчин и женщин были разные произношения, разные слова для обозначения одного и того же, разные ударения в этих словах. Разные языки, короче говоря.

Удобно было – не передать как. Надо поговорить с женщиной – руками и коленом распрямляешь её над корытом и, подбирая общие для мужчин и женщин слова, помогая руками и бровями, объясняешь ей некоторые насущные вещи. Поняла, спрашиваешь, а?! Мотни башкой! Поняла, да, вижу. Так вот, больше так не делай, не надо, а то, слышь-нет, а то – всё, вот так говорю, видишь, всё тебе, конец, на мху лежать будешь, с поминальным бубном на лице, как в прошлом году перед санитарным врачом из Анадыря.

А потом к мужикам оборачиваешься и комментируешь.

Женщины тоже не в накладе – могут часами трещать на птичьем своём, не задевая лобные доли сожителя.

Недавно, когда в Нью-Йорк приезжала Татьяна Толстая, мы с ней беседовали о Джоне Шемякине, радуясь скорому появлению его книги. Разговор получался интересным и полезным, поэтому мы нашли в Сохо квартал потише, уселись прямо на чье-то крыльцо, и я, решив игнорировать городские шумы, достал магнитофон.

Татьяна, представьте, пожалуйста, нашего автора.

Татьяна Толстая: Наш автор Джон Александрович Шемякин, человек, прямо скажем, необыкновенный.

Александр Генис: Начиная с имени.

Татьяна Толстая: Начиная с имени, и в этом имени отражается его многонациональность, я бы сказала, потому что в нем сошлись самые невероятные национальности, о чем он много раз писал. Отец у него шотландец в чистом виде, мать наполовину камчадалка, еще много чего другого, там есть немцы, зыряне, чего там только нет.

Александр Генис: Где мог шотландец найти камчадалку?

Татьяна Толстая: В городе Могилеве. Джон Александрович родился в городе Могилеве Белорусской ССР. Отец его приехал как инженер на какой-то из заводов и познакомился, соответственно, с его матерью. Все завертелось, как говорится, и вот мы имеем такое чудо-юдо во всех отношениях. Эта редкая смесь, как иногда бывает, как и должно быть, дала новую пассионарность – и в результате родился и вырос Джон Александрович, который ни на кого в общем не похож. О чем ни спросите, вы от Джона Александровича получите ответ. Мой опыт заключается в том, что что бы мне ни хотелось узнать сейчас, сегодня, через минуту, достаточно обратиться к Джону Александровичу, и ответ будет получен.

Александр Генис: Когда я с вашей наводки толко стал читать его посты в "Фейсбуке", то решил, что это – мистификация, я даже вас подозревал в том, что вы и есть Джон Шемякин. Но потом я понял, что это не так, потому что автор ни на кого не похож. В первую очередь он не похож на человека, ибо в первую очередь он похож на авторского персонажа. Представьте себе, что Фейсбук ведет Зощенко, но не сам Михаил Михаилович, а его авторский персонаж. Вот и получится что-то вроде Джона Шемякина. Не так ли?

​Татьяна Толстая: Не совсем так. Потому что у него несколько авторских персонажей, насколько я знаю. Я довольно хорошо знаю все его тексты, он с 2007, если не ошибаюсь, года вел ЖЖ, а затем, как все, перешел в "Фейсбук". Он еще представлен в "Вконтакте", тексты запаралеллены, я просто "Вконтакте" не читаю, но знаю, что он тоже там присутствует. Я вижу, что тут есть несколько разных авторских личностей, и эти авторские личности, соответственно, выдерживая свой стиль, ведут совершенно разные нарративы. Тут есть то, что условно назвали издатели "Дикий барин", книга так и называется "Дикий барин".

Александр Генис: ... Хорошее название.

Татьяна Толстая: Да, это хорошее название. Но это, конечно, никоим образом не исчерпывает ни личность, ни авторскую личность автора. Насколько я понимаю, это проект, который состоит из нескольких книг. Мы сейчас видим первую книгу, куда вошла часть текстов, другие части будут содержать другие записи.

Александр Генис: Другие авторские личины?

Татьяна Толстая: Не совсем так. Если бы я составляла эту книгу, я бы составила иначе, но здесь издательские дела, им виднее. Суть в том, что я бы перемешала в одной книге несколько разных личностей, не откладывала бы их на потом, на следующую книгу, а перемешала бы. Потому что, например, в этой книге Джон Александрович выступает как дедушка, как хозяин своего большого зверинца, у него, соответственно, кот, собаки, попугай и так далее. И он как дикий барин (один из самых смешных персонажей, всенародный любимец) якобы страшный, невероятный тиран, который тиранит свое многочисленное семейство. Оно не ест, не пьет, не шевелится, боится вздохнуть, а он, “разметав седые кудри” (а другой раз пишет “смоляные кудри”, он каждый день немножко меняет свою воображаемую внешность), их мучает и продыху не дает. И из всего этого видно, какой это любящий отец, дедушка и хозяин большого семейства.

Александр Генис: Татьяна, что вас привлекло в его крайне своеобразном стиле?

Татьяна Толстая: Больше всего сочетание вот каких вещей, буду перечислять в произвольном порядке. Необычайная чуткость к слову и необычайная свежесть слова, словоупотребления. Остроумие и остроумие неожиданное. Он очень любит заводить тебя в какую-то сторону, ты сейчас думаешь, будет вот что, а будет ровным счетом наоборот. Он пользуется приемом ложного ожидания, скажем так. Причем он умеет пользоваться этим приемом по несколько раз на протяжении одностраничного текста.

Потом все эти тексты очень краткие, что я очень высоко ценю. Длинно писать всякий может, длинное описание – это способ скрыть графоманию, как, скажем, пышные одежды скрывают дурную фигуру. А здесь не так, здесь краткие тексты, которые содержат в себе все, что текст должен содержать: начало, середину, конец, посыл, мысль, несколько остроумных соображений, яркую картинку.

Иногда картинка до такой степени яркая, что у тебя создается ощущение... знаете, есть такой опыт, когда вживляют в мозг электроды, рассказывают, что при небольшом электрическом разряде даже слепой видит, вместо темноты он видит яркую картину. Вот это Шемякин и делает своим текстом. То есть он выполняет главный завет художественной литературы в целом: не рассказывай, а показывай!

Александр Генис: Татьяна, мы с вами не так давно говорили о "Фейсбуке" как новом литературном пространстве. Но обычно тем не менее в "Фейсбук" приходят писатели, которые сначала уже были писателями, а потом стали авторами постов в "Фейсбуке" – например, вы. Но Шемякин родился из "Фейсбука", это, собственно говоря, дух, который вырос из "Фейсбука", то есть это писатель “фейсбучной эры”.

Татьяна Толстая: И опять не совсем так. Во-первых, до существования "Фейсбука", когда "Фейсбук" лежал во тьме, существовал "Живой журнал", и Шемякин собственно оттуда. Кроме того имеются бесконечные форумы, мы с вами туда не ходим, а имеются разные форумы, например, исторические, военно-исторические и так далее, на которых он, кажется, под псевдонимом, но иногда и под своим именем, вел бесконечные дискуссии на разные темы исторического плана.

Александр Генис: Так или иначе, Шемякин – это не литература в прежнем понимании этого слова, это сетевая литература.

Татьяна Толстая: Это и литература, и не литература. Это не просто "Фейсбук" – это интернет. Человек может присутствовать в интернете в очень разных видах. Поскольку Джон Александрович существо бесконечно многовалентное, то он присутствует в самых разных видах в разных изводах интернета. На форумах, где люди не претендуют на литературность, особенно на его литературность, он пишет нечто с аргументом на какую-то историческую тему, возражая кому-то, они бесконечно обсуждают какую-то вязкую тему, он и там резко выделяется тем, что знает, как пользоваться словом. Слово для него инструмент совершенно потрясающий.

И еще интересная происходит вещь: он бесконечно разворован по всему интернет-пространству. Если вы возьмете любой кусочек из его текста и вклеите в "Яндекс", на вас посыпется чудовищное количество страниц, где он представлен со ссылками и без ссылок. Есть люди, которые приписывают его тексты своему авторству. Есть люди, которые перевели на другие языки, доступные нашему пониманию, под своим именем печатают по-белорусски, по-украински. А если он воспроизводит свой текст снова в "Фейсбуке", к нему приходят и говорят: что же ты украл у какого-то Мыколы Гнатюка?

Александр Генис: Это такой фольклор: якобы у "Фейсбука" нет автора, но на самом деле автор у него, конечно, есть.

Татьяна Толстая: Извините, фольклор возникает от бессовестности того народа, который его составляет. Конечно, автор есть, и всем это известно.

Александр Генис: Вы мне напоминаете тезис Вагрича Бахчаняна, который сказал: “Постмодернизм – это когда все воруют у Бахчаняна и говорят, что придумали они”. Но так или иначе Шемякин существовал именно в пространстве интернета, но вот появляется книга, причем не одна, а целая череда книг, как мы теперь знаем. Скажите, как происходит преобразование "Фейсбука" в книгу, тем более что вы этим тоже занимаетесь?

Татьяна Толстая: На самом деле преобразование в книгу – это очередная стадия. Написать тексты – это одна стадия, затем из этих текстов сделать, сварить книгу – это немножко другой уже уровень. Это очень трудно, это должен делать кто-то, очень трепетно и грамотно к этому относящийся, потому что существует, пять, шесть, семь, сто способов из разрозненных текстов сложить книгу. Важна рамка и важна цель. Вот этот проект издательства. Издатель предложил сделать вот так, им кажется, что так лучше, раз новый автор – подать пять книг. Они имеют полное право на то, чтобы так думать, им виднее, в конце концов они делают свою работу. Я делала бы иначе. Какая цель была бы у меня, например? Существует необыкновенный автор, необыкновенная личность и необыкновенный писатель. Он существует как зеркало, разбитое на тысячу кусков, надо это зеркало вновь собрать. Как сделать, чтобы это зеркало было не просто грудой маленьких зеркалец, а чтобы оно из мозаики предстало снова чем-то объемным, многомерным, хотя бы трехмерным. Вот для того, чтобы составить из раздробленного некое целое, нужны какие-то определенные усилия, чтобы тексты собрать в нужном порядке. Опять же повторяю, каждый это стал бы делать по-своему. Мое видение отличается от видения издателя, но ничего плохого в видении издателя нет.

Александр Генис: Татьяна, как вы представляете себе будущее Шемякина-писателя и его отношения с новыми читателями, потому что читатели "Фейсбука" и читатели книг – это разные люди.

Татьяна Толстая: Я просто очень завидую тем, кто в "Фейсбук" не ходил, вообще в интернет не ходил и раньше текстов Шемякина не читал, потому что для них это праздник. Новый писатель – это всегда праздник.