Пишет Александр Горбунов: «Ну, вот и прошел День Победы. Через год все повторится. Я помню, как солдатики, получившие на войне увечья, некоторые – с гноящимися ранами, были вынуждены ходить по дворам и предлагать кому-то что-то починить, наладить, запаять чайник и самовар. Другие солдатики продавали нам, мальчишкам, по рублю леденцы-петушки кустарного производства. Эти наши рядовые солдаты, еще не старые мужчины, очень нежно и ласково говорили с нами, мальчишками со двора, рассказывали истории из своей жизни и, конечно, о войне, не придуманной, а всё как было на самом деле. У многих открывались раны, и мальчишки приносили для них кто что мог: бинты, куски материи, йод…Многие, - продолжает Горбунов, - нигде не работали. Они были не нужны предприятиям. Оформить инвалидность и получить лечение в те годы было весьма затруднительно. Вот и ходили по дворам. В аптеках не было пенициллина, да и денег у этих солдат тоже не было. Вот говорят, что жены, родственники с радостью встречали воинов-победителей. Да вот не все так гладко-то было. Многие жены просто выписывали таких из квартир. Находили себе новых мужей или уезжали в другие города. Мы, мальчишки-первоклассники, это уже был пятьдесят седьмой год, частенько ездили в центр города в Вознесенский собор. У ворот сидели нищие, бездомные, просто бродяги и…наши солдатики в потертых грязных гимнастерках. На ногах у кого что: рваные сапоги, портянки или просто тряпки. Мы приносили им кто хлеб, кто похлебку, кто чай. А они так грустно улыбались и говорили нам ласковые слова благодарности», - пишет Александр Горбунов. Спасибо за письмо, Александр, я помню этих инвалидов, мальчишкой с некоторыми водил личное знакомство. Они смеялись над своими медалями, над теми копейками, которые одно время полагались за боевые награды. Особенно грубо, насмешливо высказывались их жены. От них я не слышал слова «медали», а почему-то только «меНдали». Толку, мол, с них… Подтверждаю отношение тех калек к мальчишкам: теплое и - как к равным. Думаю теперь, это было равенство ущербных. Ущербность мальчишки во взрослой среде, где нет ничего, кроме забот о выживании, она от того, что он слабее мужика, да и бабы. Жизнь постоянно напоминает ему о его неполноценности, и напоминает сурово. То же испытывал и калека-фронтовик – молодой, ему бы горы ворочать, а он без руки, без ноги или без обеих. В него, как в чучело, натыкано осколков. Вот они и тянулись друг к другу, инвалиды и мальчишки. Сидит он с тобой на лавке за воротами, выставил деревяшку, одной оставшейся у него рукой крутит самокрутку. Ты достаешь ему из его кармана кисет или даже портсигар - самодельный, из немецкой стали, берешь оттуда щепотку отечественного самосада, выбиваешь огоньку посредством кремня и кресала. Иной и тебе даст затянуться, а иной скажет, что тебе еще рано, и ты без обиды согласишься …

«Одиночество, - пишет господин Кокарев, - отчаяние, депрессия, страх часто характерны для вполне благополучных и процветающих обществ. И наоборот: счастье в нужде было характерно для советских людей. Промывка мозгов, ложь соцреализма, пропаганда, скажете? Да. Но есть и еще кое-что кроме - кроме этой линейки "нищета-богатство", от чего зависит самочувствие, мироощущение человека. Социологи США и Европы бьют тревогу: депрессия, одиночество, страхи переносятся гораздо болезненней, чем материальная нужда, бедность. Конечно, не в деньгах счастье, да. А в чем же оно? Может быть, в давно известном наборе: любимая работа, счастье творчества, любовь, общественное признание, помощь ближнему, в самопожертвовании ради светлого будущего. А вот какое общество, строй, режим обеспечивает лучше подобный набор, то есть, обеспечивает самореализацию и расцвет личности - это и есть главный вопрос», - пишет Кокарев. «Счастье в нужде, - пишет, - было характерно для советских людей». Ну, вот как это можно было написать? И не какое-нибудь слово употребил, а «характерно». То есть, свойственно, присуще. Вы слышите, бывшие советские люди? Слышите, Александр Горбунов, автор предыдущего письма об инвалидах войны, которым вы подавали милостыню на церковной паперти через десять с лишним лет после Победы? Нам было присуще счастье в нужде… А там, где люди такой нужды не знали и не знают, они впадают в отчаяние, можете себе представить. Господин Кокарев и об этом пишет, употребляя слово «характерно». Но буду честным до конца. Это сегодня удивляюсь, как можно мечтать о таком обществе, где требуется самопожертвование ради светлого будущего, а ведь когда-то считал, что все правильно. Видимо, этот человек просто не находит подходящих слов, чтобы передать свое желание изобрести такое общественное устройство, при котором всем было бы хорошо. Известно, чем заканчиваются такие попытки. Прекрасные слова могут наполняться совсем не прекрасным содержанием. Лучше уж забыть их совсем. А суть-то… Многие из нас и вправду были счастливы в нужде, но не нуждой. Не нужда делала нас счастливыми, а казенное вранье, которому верили так, как верят сегодня многие жители России, - вранье, что мы лучше всех, а кругом враги, которых шапками закидаем.

В одной из предыдущих передач мы говорили о параллельном или подпольном, или теневом, хотя оно и на виду, здравоохранении в России. Оно основано на взятках, поборах, связях, блате, бартере. Социолог Кордонский первый обратил внимание на такое явление, как гаражная экономика. То, что люди производят в гаражах, составляет значительную часть общероссийского производства. Без гаражной части уже трудно представить себе нынешнюю российскую экономику. Вот я и сказал - в шутку, разумеется, но в каждой шутке есть доля шутки, - сказал, что не удивлюсь, если в России появится и гаражная медицина. Там будут делать, и делать без проволочек, все – от всевозможных анализов до переливания крови и других операций, будут делать, понятно, лучше, чем в казенной части здравоохранения. Не все слушатели «Свободы» поняли, что я говорил это не совсем серьезно. С юмором не у всех одинаково. Читаю письмо господина Бадина из Волгограда. Он инженер, супруга у него врач: «Вы рассказывали и фантазировали про то, что в России медицинские лаборатории в гаражах. Ведь это же форменная бредятина! Не столько даже от невозможности это устроить. Ведь невозможно запретить желающим, например, сигать с крыш. Просто человек в здравом уме и памяти не будет доверять свое здоровье медикам в гараже. Но вы, А.И.Стреляный, тоже вроде бы человек в здравом уме и памяти, на полном серьёзе уверяете, что в России такое или есть, или будет. Я даже в некотором затруднении и не могу это объяснить ничем, кроме как политическими соображениями. Фантазировать на тему медицинских лабораторий в гаражах можно разве только на потребу публике, выкрикивающей что-то вроде бандеровских кричалок "слава Украине-слава нации-смерть врагам-москаляку на гиляку". Эта демонизация России, представление России страной ужасов, "страной неудачников", несомненно, будет иметь успех у этой публики. Вы, А.И.Стреляный, как говорится, человек идейный и отчаянно пытаетесь, что называется, уесть россиян. Но в ваших словах есть и правда. Россия сегодня мало интересного делает. И потому мало интересна в мире. Вот это слабое место и проблема. Согласен. В этом смысле сегодня Россия, конечно, не слишком удачно хозяйствует и вообще живет», - пишет господин Бадин из Волгограда. Это письмо вдохновило меня на продолжение разговора о гаражной экономике в России, большого разговора, начатого, повторю, социологом, профессором Кордонским. Скажу о такой отрасли, как образование. В России можно заметить определенный спрос на добротное общее и специальное образование. Есть дети и подростки, есть молодые люди, встречаются и взрослые, которым хочется учиться, а не только делать вид. А раз есть спрос, то может возникнуть и предложение, жизнь ведь не стоит на месте, странная иногда и кое-где, но на месте не стоит. Короче, я не удивлюсь, если появятся гаражные школы, гаражные курсы разного рода, гаражные колледжи и даже университеты. Могу назвать и место, где будет первый гаражный университет. Он объявится в одном из сочинских гаражных городков. На исследователей хозяйственной жизни в России они производят большое впечатление. В моем прогнозе или пророчестве гораздо меньше шутки, чем может показаться спокойному слушателю Радио Свобода. Учителя, преподаватели, профессора уже настолько поднадзорны, что одних это вгоняет в тоску, а других побуждает искать выход. Экономист Павел Усанов, например, сообщает что десятого мая ему пришло приглашение на конференцию, заявленную так: «Современный преподаватель – доверенное лицо государства». Конференция названа международной. Фарид Хусаинов, в свою очередь, сообщает, что знает одного историка, который разрабатывает концепцию, гласящую, что "преподаватель - это низшее звено правящей бюрократии и поэтому преподаватели - естественные враги свободы и поклонники авторитаризма". В общем, лозунг: «В гараж за полноценными знаниями и свободной мыслью!» пишется, можно сказать, на наших глазах. Для части серьезных молодых, и не только молодых, людей это веление времени.

Господин Воропаев пишет нам о Зиновии Пешкове. О необыкновенной жизни этого человека он только что прочитал. Зиновий - родной брат Якова Свердлова. Яков стал виднейшим большевиком и умер на втором году советской власти, а Зиновий рано разочаровался и в коммунизме, и в иудаизме, за что был проклят отцом-иудеем. Тогда его усыновил Горький, живший по соседству. Так Зиновий стал Пешковым. Он объездил полмира, во время Первой мировой войны служил во Французском легионе, был тяжело ранен, потерял руку, спас его лейтенант Шарль де Голль. Они подружились. После этого он делает головокружительную карьеру французского дипломата, награждается орденом Почетного легиона. Бывает по службе и в советской России. В начале Второй мировой войны он уже полковник, отказывается признать капитуляцию Франции, за это приговаривается к расстрелу, совершает фантастический побег чуть ли не прямо с места казни, добирается доГибралтара к де Голлю, становится одним из основателей движения Сопротивления. Войну заканчивает полным генералом Франции, едет послом в Китай, потом в Японию. Арагон назвал его жизнь «одной из самых странных биографий этого бессмысленного мира». Зиновий Пешков умер в шестьдесят шестом году. Ему было восемьдесят два года, его похоронили на русском кладбище в предместье Парижа. Прочитав об этой жизни, наш слушатель Воропаев, человек явно не старый, пишет:

«Разные бывают судьбы, интересные. Это, кстати, лишний ответ на вопрос, зачем нужны войны, репрессии, всяческие потрясения. Без них не было бы таких вот интересных судеб. Исчезли бы темы для героических биографий, приключенческих романов и фильмов. Ну, а если бы борцам за всеобщее счастье еще и преступность удалось искоренить - детективов и триллеров не было бы, ну а после полной победы над алкоголизмом, наркоманией и психическими болезнями пришел бы окончательный капец, описанный в антиутопиях». Этот слушатель, конечно, рисуется, а если нет, если он это все серьезно, то хотелось бы сказать одну вещь. Вместе с авторами его любимых антиутопий он упускает из виду, что человеку доступны и чисто умственные удовольствия, приключения, взлеты (и падения, конечно), риски и подвиги. Умственная жизнь может дарить человеку не просто большие, а самые большие радости. Умственный труд может приносить такие награды, по сравнению с которыми все богатства мира - ничто. Зачем мне миллион, если я знаю, как устроена Вселенная? – так примерно математик Григорий Перельман из Санкт-Петербурга объяснил свой отказ от премии в миллион долларов за решение необыкновенно трудной задачи. Молодая киевлянка Марина Вязовская, преподающая математику в Берлинском университете, тоже недавно решила задачу, над которой бились четыреста лет. Ее решение находит применение в мире интернета, мобильной связи и космических исследований. Не думаю, что таких людей будет становиться меньше. Не думаю также, что их жития будут (для них, конечно) скучнее тех, которыми зачитываются любители приключенческих романов.

Госпожа Слепенок три года назад побывала в США. «Хваленая супердержава, - пишет она, - оказалась не супер. Совсем. Не нравилось все - ужасное грязное, заплёванное жвачкой метро; некрасивые кафе и рестораны без намёка на какой-либо дизайн; отсутствие раздевалок в присутственных местах (пальто кидали под сцену на мюзикле на Бродвее, в ресторанах одежду вешали на спинку стула); некрасиво и неопрятно одетые люди; горы черных мешков с мусором на улицах; шмыгающие крысы под ногами в уличных кафе; какие-то занюханные аэропорты. Афроамериканцы, выгуливающие на поводках разноцветных и разновозрастных детишек - садов нет, как у нас, и декретных отпусков тоже. Смотрят за ними китайцы и черные, спят одетые на матах, едят птичий корм, что родители принесут. Студентка, работающая у дочери в магазине, у которой две мамы-лесбиянки. Негры в норковых шубах до пят и золотых цепях и везущий их белый рикша в Вашингтоне. Искусавшие нас клопы в пятизвездочных апартаментах в Майами. Поначалу был просто шок. И это Америка? Комплекс неполноценности прошёл. Мы не убогие, как стали считать с девяностых годов. Я перестала завидовать им, с тоской глядя на наши дома... Балтрайон оказался милым, люди наши умными и красивыми, страна сильная, с великой историей. Все у нас будет, а многое, очень многое есть… Чтобы понять величие своего народа, надо отъехать от берёзок на пару тысяч км", - пишет госпожа Слепенок. У нее высшее образование, географ. Для преодоления тоски ей пришлось, как видим, проделать давно известную операцию. Она выкинула из головы все, что могло бы помешать ей смотреть на Штаты сверху вниз. Какая, например, детская смертность там и в России… Двадцать с лишним лет назад один мой знакомый писатель случайно оказался в Штатах, провел там с неделю, потом сообщил в газете: «Я был в Америке, и мне там не понравилось». Так он ее закрыл для себя. Считаю это самым удачным выражением послесоветского антиамериканизма. «Я там был, и мне там не понравилось»… В российском высшем руководстве есть только один человек, который вслух говорит, как отстала Россия от Запада, хотя выражается осторожно: «На десятки лет». Герман Греф, бывший министр экономики, сейчас – глава Сбербанка. В марте он вместе тремя десятками своих сотрудников провел некоторое время в Штатах. Не в метро, которое скоро станет не нужным, а в Стэнфорде и Кремниевой долине, то есть там, где создается будущее планеты. То, что в России считалось бы великим достижением, у американцев, по их меркам, - отстой (слово Грефа). Когда-то я сочинил плохонькую кинокомедию, в которой колхозный председатель-романтик говорит скотникам на молочной ферме: «Придет, мужики, такое время, когда корова будет не корова, а одно сплошное вымя». – «Думаешь, добьются, гады?» - отвечает ему пастух, противник науки. Так вот, американцы этого уже добились. Господин Греф рассказывает о производстве искусственного молока и мяса, но не химическим путем, а биологическим. Его поразили американские темпы. Читаю: «Я несколько лет назад почувствовал, что эту скорость нельзя передать в словах, ее надо передавать максимально в ощущениях… Честно говоря, это для нас, ребята, очень плохая новость. Вот мы загрустили, когда мы это увидели… Они делают сумасшедший прорыв… Не оставляют камня на камне на том, что где-то есть какая-то ниша, какая-то норка, в которую можно занырнуть со страха и не встретиться со всеми этими чудесами цивилизации. Похоже, таких норок, ребята, нет», - говорит Греф. Рассказывает, как американцы делают алюминиевый прокат – у них это занимает не двадцать дней, как в России у Дерипаски, а двадцать минут, и то, что получается, обладает свойствами железа. И, наконец, передает слова одного американца, откуда берутся эти чудеса. Сочетание порядка и свободы, разумное сочетание порядка и свободы. Отсюда - главный американский секрет: высочайшая культура труда, трудовых отношений.

Ну, и к разговору о гаражных поликлиниках и университетах. Я не дождался дня этой передачи и поделился своим прогнозом, что они появятся, с друзьями в интернете. И был посрамлен. Мне тут же сообщили, что я опоздал.«Гаражные аптеки, гаражные стоматологии, гаражные ветеринарки – все это уже есть, ив большом количестве», - написал Сергей Селеев. А человек под псевдонимом Ден Центурион поставил меня в известность, что существуют, и тоже давно, и гаражные школы. «У меня, - пишет, - в такой дочь учится». Я ему в ответ: «Да вы что?! Христом Богом прошу: напишите более-менее подробно». «Я напишу, - отвечает он, - только давайте сверим термины: "гаражная" не означает, что она физически в гараже. Физически она в подвале. Это означает, что она такого же происхождения, как гаражные мануфактуры имени Симона Кордонского». Я: «Валяйте - что за вопрос? И училки там есть? И директриса-стерва, но - на гаражный лад?». Он: «Да самое обычное дело. Была себе маленькая частная школа (организовалась в девяносто втором или третьем году). Дожила она до года две тысячи четвертого-пятого, что ли. К этому времени давление со стороны регулирующих органов достигло уровня, когда, по словам директрисы, либо закрываться, либо плата втрое. Они и закрылись, но не исчезли. Дети оформляются родителями на домашнее обучение, а в школу ходят туда. Помещение арендуется. Директриса там такой педагог-хирург с сорокалетним опытом». Добавляет Александр Павлов. Он из Ульяновска: «У нас есть гаражная медицина. Диагност Паша - он и тачки, и людей лечит. Дима Малых не даст соврать. Кроме школ, хотел бы поведать про частные детские сады на квартирах и на дачах. Просто тренд последних сезонов. Не просто сети, а целое явление, которое вообще никто не видит. Формально, по статистике, все у нас молодцы, указы Путина выполнили, места в детсадах для всех есть. А на деле это обеспечивается тем, что к детсадам приписывается неимоверное количество детей. Но поступают в детсады мало. Куда же остальные деваются? Куда-то, что власти и хорошо, не надо ресурсы тратить. А на деле - в частные детские сады по квартирам и дачам. В Ульяновске только таких несколько десятков», - пишет Павлов. И что я вам, друзья, скажу? Движется гаражная Русь в правильном направлении, к свободе движется, только незаметно для себя. Так вообще-то и должно быть. Самые глубокие, необратимые перемены – те, что происходят незаметно и…не от хорошей жизни.

Пишут о суде над художником Петром Павленским. Судят его за то, что с вызовом поджег дверь здания ФСБ. Обвинения со статьи «вандализм» переквалифицировали на «уничтожение объектов культурного наследия». Прокурор объяснил это тем, что здание ФСБ на Лубянке представляет собой историческую и культурную ценность, «поскольку в тридцатых годах в здании содержались под арестом выдающиеся деятели культуры». Такое заключение представила следствию культурологическая экспертиза. «Чудесная логика, - пишет господин Резник. -Напоминает выступление в суде убийцы собственных родителей, который просит снисхождения, поскольку остался сиротой». «Откровенным цинизмом и последней стадией идиотизма в одном стакане» называет это Людмила Павлова. Виктор Андреевич усматривает здесь сигнал населению: "Не смейте осквернять ни жестом, ни непочтительным взором, ни помыслом нечистым священную Плаху! Знаете ли вы, невежды, какие головы на ней рубили!" Когда читаешь такие отзывы, то видишь, как бывает трудно не только оценить, но и объяснить некоторые вещи. Настоящий автор разыгрываемой пьесы, конечно, не прокурор Сизов. Я вижу перед собой человека из Кремля, скажем, господина Иванова, главу президентской администрации, генерала КГБ. Чем всегда отличались высокие чины КГБ и МИДа и что перешло к их преемникам? Глумливость. Грубая или мягкая – в зависимости от обстановки. Глумливость, которая должна приниматься намиза ум. «Говорят, что он художник, этот Павленский? Деятель культуры? Что совершенный им поджог входной двери ФСБ – художественное произведение политической направленности? Ну, так мы заявим, что за той дверью тоже культура. Напомним, сколько выдающихся творцов побывали за нею. Получится, что гражданин Павленский покусился не на что-нибудь, а на памятник культуры. Вот так, господа либералы. Русское государство не преследует культуру в его лице, а наоборот, защищает от него культуру, на которую он набросился с канистрой бензина». Так я представляю себе речь, которую держал перед своими кремлевский автор пьесы, которая была потом разыграна в суде.

На волнах Радио Свобода закончилась передача «Ваши письма». У микрофона был автор - Анатолий Стреляный. Наши адреса. Московский. Улица Малая Дмитровка, дом 20, 127006. Пражский адрес. Радио «Свобода», улица Виноградска 159-а, Прага 10, 100 00. В Интернете я в списке сотрудников Русской службы на сайте: svoboda.org