Недавно отметивший свое восьмидесятилетие Вуди Аллен – завсегдатай Канна, приехавший на Круазетт уже в двенадцатый раз. Дважды ему доводилось открывать фестиваль – "Голливудским финалом" (2002) и "Полночью в Париже" (2011). Впрочем, не обошлось без неловкой сцены. Ведущий официальной церемонии открытия актер и комик Лоран Лафитт (в конкурсе его можно будет увидеть в новой картине Пауля Верхувена "Она") грубо пошутил: "Очень здорово, что вы снимаете столько фильмов в Европе, хоть вас и не осудили за изнасилование в Америке". И еще добавил, что Аллен ставит на место французских актеров, давая им плохо оплачиваемые эпизодические роли. Что же, такие скандалы – тоже издержки светской жизни.
Действие Café Society – так фильм называется в оригинале – происходит в середине тридцатых годов. Не так давно появился звуковой кинематограф, Голливуд находится в самом расцвете, актеры и режиссеры в момент делают головокружительные карьеры и становятся кумирами миллионов. Юный Бобби (Джесси Айзенберг) вырос в Бронксе в любящей еврейской семье и, не имея особых планов на будущее, просто из желания к перемене места отправляется в Лос-Анджелес к своему дяде, именитому агенту, лично знающего всех знаменитостей. Тот сначала встречи с племянником избегает, но затем все же вводит Бобби в светский круг и просит секретаря Вонни (Кристен Стюарт) взять над ним шефство. Стеснительный юноша быстро влюбляется в независимую Вонни, уже успевшую разочароваться в голливудской роскоши, но у нее есть бойфренд, и Бобби даже не догадывается, кто он… В следующем акте любовный треугольник уже превращается в четырехугольник, а Бобби уезжает обратно в Нью-Йорк, где от брата ему достался ночной клуб, который он превращает в центр богемной жизни города, куда по ночам приходят знаменитости, политики, музыканты и бандиты.
Вуди Аллен вот уже полвека снимает по фильму в год, и странно было бы, если бы в своей 47-й полнометражной картине он отказался бы от излюбленных тем, мотивов и шуток. Он слегка парафразирует знаменитую "Энни Холл" (1977), снова разделяя действие между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом. По первым кадрам "Светская жизнь" обещает быть синефильским водевилем, чем-то вроде пары к недавнему "Да здравствует Цезарь" братьев Коэн, открывавшему Берлинале. Но это обманчивое ощущение. Предметом фильма оказывается мечта, греза – слово, не раз повторяемое героями, словно желающими подольше подержать его на языке. И Голливуд, к которому они так близко, – мираж, мир, частью которого им не стать, да и не очень того хочется. Под стать этой атмосфере и необычное, неестественно-ирреальное изображение; стилизация под тридцатые, сделанная на сверхчувствительную современную камеру. "Светская жизнь" – первая совместная работа Аллена и легендарного оператора Витторио Стораро (работавшего с Бертолуччи и Копполой), причем оба дебютировали в цифре. Здесь все время упоминаются всем хорошо известные имена – Джон Форд, Говард Хоукс, Дэвид Уорк Гриффит, с которым фотографировалось одна из второстепенных героинь… Но по-настоящему тревожно, как весточка из мира реального, звучит имя Адольфа Гитлера, пришедшего к власти где-то очень далеко, что пока еще не мешает планировать поездки в Париж и Венецию.
Режиссер сам читает ироничный закадровый текст, поскольку, по словам Аллена, вместо сценария у него получился небольшой роман, в котором хотелось проследить за судьбами всех героев, включая семью Бобби. И действительно, "Светская жизнь" в первую очередь вызывает не кинематографические, а именно литературные ассоциации. Своим джазовым ритмом она напоминает романы Фицджеральда, а той легкой небрежностью, с которой повествователь – словно скороговоркой, чтобы не испортить праздник (а Café Society – конечно же, фильм-вечеринка), – крушит жизни героев, заставляет вспомнить об Ивлине Во и его сумеречных людей тридцатых годов.
Восхищались Барбарой Стэнвик в "Женщине в красном" (1935), посещали первые закрытые просмотры, ходили смотреть на особняки Спенсера Трейси и Джоан Кроуфорд, вроде бы всё только начинали и начинали и не заметили, как мечтой стало уже не кино, а не случившаяся жизнь. В "Светской жизни" нет трагедий и драм, только легкая меланхолия героев, проживших вроде бы хорошо и правильно, но с болью упрекающих бывших любовников в том, что они изменились, не оправдали ожиданий, стали своей противоположностью. А тем остается бросить в ответ аналогичное обвинение. "Жизнь – это комедия, написанная драматургом-садистом", – замечает Бобби. "У нас был очень тяжелый год", – вздыхает его мать. "Светская жизнь", начавшись одной вечеринкой, заканчивается новогодним празднеством.
