Я родилась 21 сентября 1983 года. Когда мне исполнилось 6 лет, мы уехали в Европу с бродячим театром Footsbarn travelling theatre company. Поэтому я мало что помню об СССР.
Моя мама москвичка, журналист. Папа – музыкант из Днепропетровска, работал в Еврейском театре на Таганке, потом в ансамбле "Своя игра".
Мама всегда была очень свободным человеком, а хипповский бродячий театр, колесящий Европе, окончательно ее раскрепостил.
Когда мы вернулись, стало очевидно, что мы оппозиционная семья. У нас принято говорить о своих политических взглядах. Принято "не любить власть".
Когда Владимир Владимирович и Дмитрий Анатольевич поменялись местами, все вдруг проснулись и вышли на Чистые пруды. Тогда казалось, что все вот-вот изменится. Мы с ВИА "Татьяна" очень хотели поиграть и даже играли на каких-то акциях.
Когда от стихийных они перешли в организованные, удивляла одна вещь – как неправильно они были сделаны.
Как актер, имеющий отношение к выступлениям, я не понимала, почему нельзя было срежиссировать их иначе? Поставить нормальный звук?
Почему ораторы часто несли полную фигню? Почему за выступавших часто было неловко? Они были истеричны, непоследовательны. Наверное, поэтому все оказалось бесполезным.
Я иногда снимаюсь в сериалах для Первого канала. Выступаю с группой в "Вечернем Урганте". Снялась у Никиты Сергеевича Михалкова, что в моей семье было воспринято неоднозначно. Но как актрисе мне было бы странно отказываться от такой истории из-за предубеждений на этот счет.
Я езжу по России. Периодически попадаю в другие города, кроме Москвы и Петербурга. Вижу, что люди живут ужасно. Но при этом все боятся, что может быть хуже.
Есть небольшой счет в банке, есть кредит, который худо-бедно выплачивают. Выезжают раз в год в Турцию – теперь уже в Крым. И как бы довольны.
Я не знаю, голосуют ли за Путина или против, – они индифферентны. А индифферентные люди намного хуже, чем любые ярые поклонники того или другого режима.
Таких людей у нас большинство.
Русские люди – если обобщать, достаточно простые. "Ах, живем, будь как будет". При этом они очень чувствительные. Их легко развести на настоящие эмоции. Спеть им красивую песню – и они проникаются. Понятно, что ВИА "Татьяна" – это всем понятная музыка. Она заложена в их подкорке.
Одна из главных проблем наших людей – отсутствие правильной коммуникации. Неумение говорить "извините", "простите, пожалуйста", "будьте добры".
Агрессивные люди на улице кроют тебя трехэтажным матом: им очень хочется с тобой общаться, но они не умеют по-другому. Они не знают, как тебе сказать: "Я очень расстроен. Жизнь меня побила. А ты идешь такая вся и даже на меня не взглянешь". И вместо этого говорит: "Ах ты, сука! Пошла на…"
Мы огромная страна. Возможно, кончится тем, что все разделится, как у Пелевина. Все станет китайским. При всей гадости, которая здесь есть, мне кажется, что это очень интересное место.
Я думала уезжать много раз. Но меня смущает даже не то, что придется начинать все сначала. Я знаю английский, я знаю французский. Меня не смущает петь в лобби отеля или убирать квартиры. Просто я очень люблю Москву. Здесь живет куча друзей. Здесь много любимых мест – закоулков, кафе, книжных.
Все это очень примиряет с тем, что не нравится в этом городе, в этой стране.
А еще у меня здесь не только эпизодические съемки в кино, но и несколько музыкальных проектов, которые я не могу перевезти в Израиль, или в США, или в Англию. То есть мне придется их закончить. А они мне дороги. Особенно ВИА "Татьяна". Это моя личная благотворительность.
Мне кажется, сохранение этого материала, передача этого материала очень важно для будущего.
Мы поем песни разных лет – от 30-х до 70-х.
В 60-х музыка расцвела вместе с кино – стала интересней: танго и фокстроты 30-х были очень однотипными: не было оркестровок, ходов. Не было ощущения светлого будущего, как в поздних песнях.
30-е – смесь кабака и богемной жизни. Будто еще не советские совсем. А 50-е – уже полный песенный идиотизм. Он мне очень нравится, кажется милым и абсурдным. Все песни начисто лишены сексуальности, как и манера исполнения. В стране происходили ужасы, а песни, наоборот, несли заряд какого-то идиотического оптимизма. Они про каких-то новых людей, будто неживых немножко, которые верят в будущее. Про андроидов, роботов каких-то.
Так случилось, что мама попросила ей спеть на день рождения.
И мы сбацали маленький концерт. Изабеллу Юрьеву, Утесова, Лещенко. Потом я узнала Клавдию Шульженко, Тамара Миансарову, Нину Дорда. Мы стали искать пластинки, кассеты.
Все они жили непросто. Изабеллу Юрьеву ночью дергали к Сталину – петь ему песни. Вот ее, значит, вызывают в Кремль. Она приезжает. Ужасно боится. Не знает, что петь. Перебирает в голове репертуар советский. А на месте ей говорят: "Успокойтесь. Здесь вы можете петь свою цыганщину". Которую было запрещено петь где-то еще. Говорят, что Сталин крутил ее пластинку с песней "Сашка". И говорил: "Хорошая песня, хорошая певица".
Я не привязываюсь к контексту.
Воспринимаю эти песни просто как песни с хорошей музыкой. То, что мы выступаем в ретро-платьях – ну, да, было бы странно, если бы мы выступали в джинсах.
Смотрю много видео Кристалинской, Тамары Миансаровой, Ларисы Мондрус. Как они чуть-чуть жестикулируют, как одеты.
Понятно, что одеты они не так, как большинство женщин в СССР. С другой стороны, включишь "Заставу Ильича" и "Июльский дождь", увидишь людей, которые идут по улице, – у всех прически…
Я не романтизирую Советский Союз. Просто в каждой эпохе все равно есть что-то хорошее. Рисайклинг, например, в СССР работал круче, чем он работает сейчас во многих европейских странах, – все сдавали стекло, макулатуру, алюминий. Но, разумеется, было много страшного. Людей сажали, люди боялись. Спрашиваю у мамы, что она знает про моего прадеда: она говорит, переезжал все время из разных городов, так боялся ареста. Документы все уничтожил.
Постоянно я об этом читаю – дневники, мемуары. Я про все это знаю. Но это никак не влияет на мою нежную любовь к этой музыке, к этим песням.
Это просто хорошие песни.