В сущности, Сталин первым делом уничтожил вокруг себя всех, кто не то что был лидером каким-то там сверхъестественным и представлял для него именно "популистскую" опасность, а тех, кто обладал более или менее выдающимися "вербальными" способностями. Троцкий, Киров, Бухарин, Зиновьев, Крылов, множество писателей и журналистов – всё это и ораторы, и публицисты, и просто люди, обладавшие оружием речи. Остались косноязычные дуболомы, притом что прекрасно кровавые управленцы и исполнители. Нельзя сравнивать ни Микояна, ни Жданова, ни Молотова с любым из большевистских цицеронов, убитых коварным горцем, который едва ворочал языком, будто он у него был с костями и такой же усохший, как его правая длань.
Если смотреть хронику партийных съездов, читать стенограммы – все это невозможно не только понять, но и просто воспринять – лоботомия есть телячья нежность в сравнении с этим насилием мозговой коры с помощью языка, обутого в сапог кавказского акцента и тавтологичной риторики, едва годной для тостов, а не то что для кафедр.
Есть что-то хтонически мрачное в таком завоевании вербальной русской, хотя и пропагандистской внятности (далеко не мысли и не истины) вот этой азиатской гортанной фонетикой доблестного коварства.
Золотая Орда, поглотив Русь, оставила ей веру и язык.
Сталин же растлил перелицовкой старую веру и насадил свою; но самое мрачное: сломал хребет русского языка каблуком бюрократической мертвечины, сигнальной системы, на которой удобней всего сочинять уничтожающие человечность приказы и распоряжения.
Причем не в последнюю очередь в этом участвовал его акцент.
Вообще, это правильно: смерть, как оплот нечистоты, действительно, должна говорить с человеком на чуждом ему языке, с отчетливым акцентом столь же неведомого, сколь и всемогущего "политконсультанта".
В убийстве главное – отчуждение сторон: палач в таком случае меньше переживает
Уничтожить крестьянский класс хладнокровно мучительнейшей смертью не смог бы ни при каких обстоятельствах ни царь, ни помещик, ни народоволец. Абсолютная чуждость Ленина/Сталина по отношению к самому народу только и позволила совершить с ним, народом, подобное насилие.
В убийстве главное – отчуждение сторон: палач в таком случае меньше переживает. В то же время и жертва меньше ожесточена, чем если бы знала, что ее убивает земеля на поле гражданской несправедливости; жертве легче, и она более послушна небытию и меньше склонна ко мщению в потомках, если ей намекнуть, что ее умерщвляет чужеземный враг, это дает ощущение гибели в бою, частичку незряшности.
Мне кажется, языковая чужеродность Сталина сделала большое дело. Акцент его оказался узаконен в национальном сознании, как страшная угроза, совмещенная с необходимой для выживания покорностью, благом смирения. Диапазон этого полюбовного насилия в русском национальном сознании колеблется от акцентов варяжского (Рюриковичей) и немецкого (Екатерины II) до кавказского розлива.
Спросите московский плебс, кого он ненавидит, кроме евреев (либералов, которые с помощью "казенных евреев" отделены от еврейского вопроса политически), и вы узнаете, что его ненависть направлена на тех, кто говорит с ним с тем же акцентом, что и его ужасающий кумир. Просто им нет дела до YouTube'a, чтобы вслушаться в лелеемую канувшую эпоху. Кстати, расклад этот напоминает ситуацию с преступной элитой: кавказские группировки поднялись и воцарились в XX веке в России не столько вопреки Сталину, сколько благодаря его разрешительной ауре, благодаря его с ними кровному акцентированному родству: воровской мир – мир чистогана, там пропаганда бессильна.
Вот почему русский язык в великой своей ипостаси стихов Мандельштама, Цветаевой, Ахматовой, прозы Платонова, Зощенко и т. д. оказался главным врагом сталинизма. Не только благодаря имманентной национальному сознанию литературоцентричности. Вот почему хрущевские "пидарасы" и "Кузькина мать" оказались прощены национальным сознанием, ибо они "родные" русскому языку и не являются сущностей угрозой – язык их не отторгает.
Вот почему язык Шаламова и Бродского остается хранителем генетического смысла нации.
Александр Иличевский – писатель, лауреат премий "Русский Букер" и "Большая книга"
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции