Однажды я уже писала об основных приемах и стадиях развития российской пропаганды – в частности, об ослаблении критического мышления в российском обществе, о давлении на эмоции потребителей информации (жалость, страх, гнев), о создании образа врага, о привязке любых внутренних проблем к внешнему фактору, о консолидации и оправдании лишений ради противостояния "внешней угрозы" и искусственном создании экстремальных условий и страха катастрофы, единственным спасителем от которой кремлевские СМИ считают Владимира Путина.

Однако существуют еще некоторые особенности пропагандистских приемов, которые делают даже самую вызывающую, агрессивную и отталкивающую ложь в чем-то привлекательной для зрителя или читателя. Сюда относятся, в частности, эксплуатация подсознательных архетипов, заложенных в российских граждан еще с детства, умелая игра на психологических потребностях человека, а также прямая лесть.

Попробую выделить лишь некоторые подобные приемы:

1. Самое простое и распространенное средство, применяемое всеми без исключения тоталитарными режимами, – эксплуатация чувства коллективизма, потребности человека ощущать себя частью большой сплоченной общности. Замятинское "Мы" актуально во все времена, а пропаганда всячески эксплуатирует коллективное начало в человеке, противопоставляя "патриотическое большинство", "народ", "нормальных людей, не приемлющих фашизм" и прочие подобные конструкции "отщепенцам": "национал-предателям", меньшинству, "либералам", "майдаунам" и прочим "явным и скрытым врагам".

Картина мира в таком случае становится простой и понятной, как детская игра. Есть некое "коллективное добро", причастность к которому греет душу обывателя. Это добро не приемлет "фашизм, революции, бандеровцев, развращенные европейские ценности", ощущает поддержку со стороны властей и само, в свою очередь, поддерживает их. Ощущение враждебного окружения еще больше сплачивает мифический коллектив, а причастность к большинству дает иллюзию силы и защищенности.

2. В отличие от советского времени, помимо коллективного начала ставка в современной России во многом делается на индивидуализм, элитарное начало в человеке, ощущение его особой избранности, уникальных моральных качеств или особой осведомленности. Если в советское время "сознательными и патриотичными" должны были быть все граждане СССР, то сейчас подчеркивается: патриотизм и готовность к жертвам ради родины – редкая черта, которую лишь немногие сумели пронести сквозь "лихие 90-е" и "ценности общества потребления".

Этот прием индивидуальной лести удивительным образом связан с поощрением коллективистского начала. Очень ярко оно проявилось, к примеру, во время травли актера Владимира Зеленского, развернувшейся в том числе на центральном московском канале "Вести". Пропагандисты явно подчеркивали, что равнодушное большинство идет на показ комедии с участием украинского артиста, поддержавшего военную операцию на востоке своей страны, и лишь отдельные "сознательные граждане" готовы отказаться от невинного удовольствия, чтобы полученные за фильм деньги не пошли "на убийство детей Донбасса".

Аналогичная тактика используется и при разговоре о санкциях. Наряду с некими "массами", настроенными "эгоистично и потребительски", "растет число патриотов", готовых отказаться от пармезана "ради интересов родины". Людям, активно поддерживающим даже самые абсурдные решения властей, внушается, что они – лучшие, особенные, что только они способны пронести "героические качества советского человека" через годы "засилья либерализма", либо что только они достаточно мудры, чтобы понимать "геополитический смысл происходящего". В итоге человек, относящий себя к данной группе, ощущает себя чуть ли не носителем секретных знаний – особых геополитических раскладов, понимание которых возвышает его над сиюминутными желаниями и бытовым недовольством.

3. Вообще эксплуатация чувства тайны как таковой – тоже родом из детства. Практически каждый из нас зачитывался детективами, смотрел фильмы о полицейских и преступниках, мечтал познать непознанное. И пропаганда услужливо предлагает легкий доступ к настоящим "секретным материалам". Достаточно взглянуть на некоторые "расследования" НТВ, изобилующие документами и финансовыми отчетами, аудиозаписями чужих разговоров и видео скрытой камерой, сделанные на закрытых встречах. В большинстве стран такого рода информация является лишь достоянием спецслужб, но в России к ней приобщают обывателей, добавляя к крупицам правды тонны вымысла.

Оказаться внутри настоящего "шпионского детектива", только не с вымышленными, а с реальными участниками в главных ролях, не вставая при этом с дивана, – сильное искушение, которому поддаются многие. Легко может возникнуть ощущение, что вас подпустили к "святая святых" – к глубинам вражеских заговоров, к кипе чужого грязного белья и теперь, после просмотра передачи, вы изнутри знаете весь механизм "козней Госдепа". Почувствовать себя в роли контрразведчика – детская забава, которой увлекаются многие взрослые.

4. Еще одно воспоминание детства: черно-белое видение мира, деление на "своих" (героев, патриотов, добропорядочных граждан) и "чужих" (американских агентов, шпионов, экстремистов, либералов, предателей). Некоторые, даже интеллигентные знакомые жаловались мне: знакомясь с продукцией российской пропаганды, они не могут поверить ей в силу природного интеллекта, но очень хотели бы это сделать. "Каким простым и однозначным тогда был бы мир, как жаль, что на самом деле он не таков", – сетуют они порой. Желание верить в праведную борьбу, в идеальных и непогрешимых "своих" и абсолютных злодеев в противоположном лагере – возвращение к сюжетам детских игр, в которых обязательно были герои и злодеи.

Тоталитарное общество в принципе погружает человека в детство. В нем всегда есть "отец" (лидер нации, сильный и непогрешимый), есть враги, от которых этот отец защищает, есть коллектив (аналог семьи), элитарность как аналог родительской похвалы, есть тайна и поединок, практически как в романах Дюма. Однако при таком раскладе возникает серьезный риск: если общество не готово к тоталитарной мобилизации, число подверженных "сладкому яду" оказывается намного меньше, чем того хочется диктатору.

Именно это, похоже, и наблюдается в современной России. Если вначале эйфория от аннексии Крыма и ужасы развернувшейся в Донбассе войны практически парализовали возможность многих мыслить критически, а пропаганда сумела ввергнуть российское большинство в иллюзорный мир, то теперь острота первичных эмоций прошла. Большинство физически не может постоянно находиться в возбужденном и нервном состоянии, и потому, несмотря на неослабевающий пропагандистский фон, первичные страхи, ненависть и прочие сильные чувства улеглись, на их место пришли другие: недовольство, тревога по поводу ухудшения условий жизни, у некоторых – попытки более рационального осмысления происходящего, у кого-то – моральные принципы.

"Ко мне в магазине и на улице подходят незнакомые люди, говорят: "Держитесь!" и никто, слава Богу, не плюет в лицо. В магазине, к примеру, на прошлой неделе женщина узнала меня и низко поклонилась. У всех разный уровень протестного сознания, не каждый решается открыто выразить свои взгляды, но люди начинают просыпаться", – поделилась своими наблюдениями екатеринбурженка Екатерина Вологженинова, осужденная за экстремизм из-за репостов записей, направленных против российской агрессии в Украине.

Показательна и реакция в поддержку Екатерины после того, как активистка ОНФ Валерия Рытвина написала на нее донос с требованием проверки возможных будущих "экстремистских действий" женщины. За Екатерину заступились тогда многие, и никакие пропагандистские штампы телевизионщиков о "русофобке и бандеровке" не смогли затмить очевидного факта: силовики и доносчики воюют против матери-одиночки за ее антивоенную позицию. По словам Екатерины, ее поддержали даже те, кто вначале осуждал ее взгляды.

Усилению коллективистского начала не способствует сильнейшая атомизация общества и высокий уровень взаимного недоверия людей. Сформировавшуюся за годы авторитарного правления пассивность граждан тоже не так-то просто перевести в режим мобилизации сталинского типа.

В результате сохраняющая уровень накала и агрессии пропаганда приводит не столько к единству сплоченного общества, сколько, напротив, к все большему его разделению. Если вначале пропагандистского бума влияние телевизионной лжи было практически всеобщим, то сейчас все отчетливее видно разделение на тех, кто поддался "сладкому яду" и теперь с радостью участвует в травле и пишет доносы, и тех, кто ощутил свое разочарование в нем. Такие люди, как справедливо заметила Екатерина, еще боятся открыто выразить свое недовольство, но их намного больше, чем может показаться. При этом по мере усиления кризиса и репрессий обе категории в перспективе, похоже, будут еще больше радикализоваться, что ставит российское общество на опасную грань гражданского противостояния. Продолжение пропагандистской истерии только усиливает этот риск, непреодолимую пропасть между теми, кто вписался в русло приятной лжи, и теми, у кого она вызывает отторжение.

Ксения Кириллова – журналист, бывший корреспондент "Новой газеты" (Екатеринбург), живет в США