Экологический активист, один из лидеров движения "В защиту Хопра" Константин Рубахин опубликовал расследование о схемах хищения и вывода за рубеж денег совладельцами группы УГМК ("Уральская горно-металлургическая компания"). Он прослеживает, как мафиозные связи двадцатилетней давности работают и сегодня на Искандера Махмудова, Андрея Бокарева и их партнеров.

Общественники выступают против планов УГМК начать добычу никеля в Прихоперье, поскольку это нанесет невосполнимый ущерб Хоперскому заповеднику и уникальным черноземным сельхозугодьям. Руководство компании неофициально обвиняет активистов в саботаже, провокациях и ангажированности конкурентами. На фоне многолетнего противостояния появились уголовные дела против самых активных защитников Хопра. Константину Рубахину тоже может угрожать уголовное преследование. В интервью Радио Свобода Рубахин рассказал о результатах нового расследования теневой деятельности УГМК, одной из миссий которой стало спасение капиталов друзей президента Путина, попавших под санкции.

–​ Что нового принесло это расследование?

– То, что у компании УГМК преимущественно все средства от проданных ресурсов в России оседают на счетах европейских трейдеров, в частности, от угля – у трейдера Carbo One на Кипре, от металлов – у трейдера, который расположен в Швейцарии. Это те фирмы, которые продают их продукцию; деньги оседают там, за границей. И на эти деньги компания покупает промышленные объекты, связанные с их деятельностью в Европе. То есть, грубо говоря, вместе с реализацией продукции УГМК (металлом) идет захват собственности в Европе, которая связана с обработкой этого металла. То есть полезные ископаемые при этом выступают таким "агентом", который позволяет захватывать часть экономической структуры Европы. И в результате у УГМК через швейцарские фирмы оказывается достаточно серьезное количество заводов по обработке меди, других цветных металлов – в Австрии, во Франции, в Словакии и других странах. Но вы правильно спросили насчет новизны. Саму эту схему я проанализировал еще примерно год назад.

В новом расследовании я решил показать, для чего все это делается, куда уходят ресурсы из России, кроме как в европейскую промышленность. А они уходят уже в частные руки, на "игрушки" для владельцев УГМК в виде огромнейших домов, обширнейших владений, роскошных яхт. И все это мы нашли, сняли и показали – что на самом деле олигархи, которые рассказывают о своем патриотизме, полностью ориентированы на Европу. Основное и самое богатое владение у них находится во Франции. Это два дома Андрея Бокарева, огромных, один оформлен на первую жену совместно с ним, другой – на вторую (Ольгу Сыроватскую), тоже совместно с ним. Это два дома Искандера Махмудова, один в легендарном охотничьем поместье в районе Soing en Sologne, замок, который называется Ле Пен ("Сосны") и имеет статус культурного наследия во Франции, у него даже сайт есть, и вот там Махмудовым куплено огромное пространство. Второй его дом находится на Лазурном берегу, в районе Сен-Тропе, практически целый холм. Дорога, которая идет от Сен-Тропе, заканчивается воротами во владения Искандера Махмудова. Вот самые удобные места для жизни российских "предпринимателей", выходцев из мафиозной среды 1990-х.

– В ​России те вещи, о которых вы говорите, не приведут ни к чему серьезному, даже не случится ущерба репутации компании. За рубежом, наверное, все не так просто, тем не менее мы видим, что и там хозяевам УГМК удается делать то, что они хотят. На какой эффект можно рассчитывать от вашего расследования?

– Мы можем точно сказать, что одинаково и в Европе, и в России. Это то, что большие уголовные процессы сильно связаны с политикой. В России эта политика полностью замалчивает подобные ситуации – или все происходит как в случае с испанским уголовным делом, по которому Искандер Махмудов вместе с Олегом Дерипаской является обвиняемым в отмывании денег в Испании через дочернюю компанию Vera Metallurgica. Испанским властям пришлось подписать соглашение с Россией о совместном ведении следствия, которое с 2009 года полностью тормозит российская сторона. Каждые полгода мы шлем запрос в Генпрокуратуру РФ, спрашиваем, как идет это уголовное дело. Нам отвечают, что Искандер Махмудов является подозреваемым и даже обвиняемым в Испании. Что касается российской части, то, мол, следствие идет и так далее... Испанцы сейчас пытаются разорвать это соглашение, чтобы продолжить самостоятельное следствие. Поэтому мы видим, что именно в России это расследование тормозится.

В некоторых странах следствие продвигается за счет инициативности отдельных людей. Это люди государственные, как судья Гринда, который работает в Испании. Это просто его убеждение, что бандит должен сидеть в тюрьме. И вот он делает свое дело даже иногда вопреки некоторым его коллегам, которые, пока Гринда уезжал в отпуск, отпускают членов Тамбовской преступной группировки, в частности, одного из ее главарей, Геннадия Петрова, в Петербург из тюрьмы. Ситуация с расследованием дел российской мафии и олигархов в Европе неоднозначна. Что касается, например, Эстонии, они очень старательно защищаются от денег, которые могут идти из России в рамках лоббирования политических проектов и т. д. Но у УГМК там тоже есть угольный терминал в порту Мууга. Во Франции, например, где собственность Махмудова и Бокарева, тоже двоякая тенденция. Коррупция во Франции – вполне традиционная вещь, и коррупционные связи между французскими и российскими верхами имеют достаточно долгую историю и большой финансовый оборот.

Скажем, "Трансмашхолдинг", который принадлежит более чем на 50 процентов Махмудову и Бокареву. Они владеют "Трансмашхолдингом" вместе с французской компанией "Альстом", где мажоритарий – Мартин Буиг. Этот человек строит Православный центр в Париже, напротив Эйфелевой башни. На верфях Мартина Буига строились "Мистрали". Мартин Буиг рассказывает, какой замечательный Искандер Махмудов и какие они заядлые охотники или рыбаки, как они с Бокаревым, Махмудовым и Козицыным вместе проводят время. И при этом член команды Искандера Махмудова и Андрея Бокарева нынче руководит Департаментом транспорта Москвы – это Максим Ликсутов. В 2014 году он подписывает два контракта примерно на 6 миллиардов евро на "Трансмашхолдинг". Ликсутов всегда был человеком Искандера Махмудова и Андрея Бокарева, они Ликсутова продвигали, начиная еще с эстонских времен, когда Ликсутов вместе с Глинкой занимался "отмывкой" угля из "Кузбассразрезугля", который поставляла УГМК. Потом они Ликсутова привезли сюда, в Москву. Он был совладельцем "Трансмашхолдинга" одно время, а сейчас только формально отошел от дел, в действительности же продолжает участвовать в этой компании. И он на нее отписывает шесть миллиардов евро! И в этой схеме участвует французская компания "Альстом". То есть здесь прямое коррупционное нарушение, которое мы очень хотим довести до логического конца – до уголовного дела. Тем более что "Альстом" уже не первый раз штрафуют за коррупцию, и эпизоды, где они давали взятки, доказаны в нескольких странах.

–​ Эффект от подобных разоблачений в России тем меньше, чем ближе их объект к "кремлевскому клану". Какая роль в "кремлевском клане" сейчас отводится совладельцам УГМК? Вы упомянули в своем расследовании, что совладельцы УГМК помогают друзьям Путина обходить санкции.

– Да, Махмудов и Бокарев владеют "Трансойл" вместе с Геннадием Тимченко. Они выкупили его активы, по которым ему принадлежит собственность в порту Усть-Луга. Они выкупили долю в концерне "Калашников", владеют им на 49 процентов; а также верфи военные на Волге, которые делают военные катера. "Ижмаш" они тоже выкупили, но все равно он попал под санкции. То есть по нескольким направлениям мы видим попытку уйти от санкций с помощью Искандера Махмудова и Андрея Бокарева; Алексей Криворучко там тоже участвует – их старый партнер, еще по "Аэроэкспрессу", и Криворучко же возглавляет сейчас "Калашников". Это все одна команда, и в Эстонии тоже у них совместная собственность, связанная с "Трансмашхолдингом". Я думаю, эффект будет в другую сторону от таких действий: в конце концов сами Андрей Бокарев и Искандер Махмудов попадут под западные санкции, что будет вполне логичным результатом и нашей работы. Потому что мы показываем, что они работают в тесной связке с государством и во многом выполняют государственные политические заказы. Сам Искандер Махмудов однажды сказал: "Мы все солдаты Путина". Ну, раз они приняли на себя такой неформальный статус, то пусть за него и отвечают, а не ведут двойную игру по выводу активов из России, по покупке за рубежом недвижимости и предприятий. Пусть сидят себе спокойно на той родине, которую они все эти 20 с лишним лет грабили.

–​ УГМК складывалась как компания в контакте с Измайловской преступной группировкой. Вы находите этому не одно подтверждение, но при этом называете Махмудова, Бокарева, Чухлебова, Кудряшкина и Козицына "бывшими мафиози". Что вы вкладываете в понятие "бывший мафиози"?

– Все люди, которые делают так или иначе бизнес, стараются быть адекватными своему времени. Некоторые пытаются делать это более чистыми методами, некоторые абсолютно четко для себя определяют, что любые методы для достижения некоторых в их понимании важных и логичных целей допустимы. Главное, чтобы эта цель была достигнута, а она будет достигнута тогда, когда его, например, не арестуют или не убьют в перестрелке. Поэтому общегосударственный закон в этой системе вообще не предусматривается. Предусматривается только личная безопасность, медийная в том числе. Когда избили активистов на Хопре, то был большой медийный взрыв, который очень сильно ослабил позиции компании. И УГМК это очень хорошо понимает. Поэтому они сами были в отчаянии, когда охрана взяла и поступила так, как ей показалось нужным. И конечно же, УГМК пытается делать красивое лицо при вот такой плохой игре. Ни один из эпизодов моего расследования, где показывается их связь с мафией и коррупцией, не комментируется никакими официальными лицами УГМК. Они очень надеются, что это все провалится в никуда и что раз в России это не расследуется, то в Европе про это тоже забудут. Но, в общем, они совершали преступления, по моему мнению, срока давности для которых быть не может. Они совершали преступления, которые не выглядят как циничные убийства, скорее как такая своего рода мягкая, но в то же время все равно криминальная сила, которая прячет свои нелегальные стороны в разных офшорных и других схемах, которые выстраивают подкупленные ими же менеджеры в красивых костюмах в Женеве, в Цюрихе или где-нибудь в Ирландии и Британии.

Для меня самый главный эффект от этого – не те уголовные дела во Франции, даже не разоблачение этой группировки. Для меня лично эффект конкретно касается России. Я хочу, чтобы, во-первых, закрылся этот идиотский проект на Хопре, который они затеяли с абсолютно непрозрачной мотивацией. Сейчас цена никеля, который они там хотят добыть, очень низкая. Не знаю, почему они так настырно туда лезут. Может, у них имеются некие скрытые от нас мотивы, ресурсы. Но это выглядит как какая-то афера.

И вот ради этой аферы губятся ценнейшие черноземы, которые могут тысячи лет кормить местное население. Из-за этого погибнет Хоперский заповедник, а это уже мировое наследие, потому что выхухолей, которые живут там, остались единицы. Вот ценой этих гигантских потерь для всего мира некто Махмудов Искандер построит себе еще пару домов и купит яхты. Это выглядит дичайше!

Для меня самый главный результат этой работы был бы, если бы они просто ушли с Хопра. Чтобы все, что перекопали, там восстановили – то, что там геологоразведка уже понаделала. Уже сейчас у людей там отравленная вода в колодцах и радиация – альфа-излучение в питьевой воде превышает норму в десятки раз. Это только после геологоразведки! Нужно, чтобы это все было зачищено, и чтобы людей УГМК там не было, чтобы они заплатили компенсацию региону за то, что они уже испортили, возместили этот ущерб. И исчезли оттуда. И чтобы они перестали грабить Россию, выводя ее ресурсы за пределы страны и просто замещая оборотные деньги купленных ими предприятий заемными деньгами. Потом это легко обанкротить и оставить деньги, которые выведены уже из России, у себя в офшорах. Это вот нужно остановить.

–​ Однажды при попытке получить комментарий по поводу планов УГМК добывать никель в Черноземье, в Прихоперье, я услышала от представителя компании такую фразу в неофициальном разговоре: "Они (то есть защитники Хопра) не за экологию, они борцы с УГМК, причем проплаченные конкурентами". У меня возникло два вопроса. У УГМК в данной ситуации есть конкуренты и кто? И гарантирует ли победа защитников Хопра над УГМК, если она случится, что уникальные земли и природа будут неприкосновенны? Насколько сильны и влиятельны государственные тылы у УГМК или это только их каприз?

– Я и говорю, что проект на Хопре очень непрозрачный. Мы не знаем, какие у кого там обязательства. УГМК работает с государством вплотную, они аффилированы с государственными чиновниками и компаниями, можно сказать, с близким кругом Путина. Вся наша финансово-промышленная элита состоит из симбиоза преступных групп, таких как Измайловская, Тамбовская преступная группировки, и некоторых "экономистов", которые продолжают работать сейчас, а начинали работать под крышей вот этих самых мафиози и совместно с ними владели этими компаниями. Сейчас это "сотрудничество", в принципе, до сих пор в силе, но скрывается в разных офшорах, под видом совладения разными трейдинговыми компаниями. Олег Дерипаска был совладельцем некоторых компаний вместе с Антоном Малевским, лидером Измайловской преступной группировки. До сих пор остатки этого официального сотрудничества зафиксированы в документах европейских или офшорных компаний. Поэтому мы не знаем, что значит вообще эта задумка на Хопре, к чему она ведет, чья это идея, чья инициатива. Махмудов и Дерипаска, которого могут причислить к его конкурентам, потому что "Норильский Никель" частично ему сейчас принадлежит, – на самом деле старые партнеры. Их "породил" в свое время Михаил Черный – и Дерипаску, и Махмудова. По большому счету, это ни для кого не секрет. И поэтому конкуренция между старыми партнерами, конечно, возможна, но маловероятна.

Мне кажется, что как раз одна из основных целей нашей работы – показать, что Хопер неприкосновенен, что если ты начнешь работать на Хопре, то получишь всю эту "красоту", которая сейчас разворачивается в Европе в связи с преследованием остатков Измайловской преступной группировки. Я не один, и если со мной что-то произойдет, работу продолжат мои коллеги, которых я просил это доделать, уже передал им все документы. И конечно, если начнутся какие-то агрессивные выпады в мою сторону, работа только удесятерится и станет в разы сильнее, и у государственных органов стран Европы появится больше мотивации преследовать эту группу. Поэтому мы поставили вопрос так: на Хопер лучше не соваться. Тем более это не очень рентабельный проект, я в этом уверен.

–​ Когда вы были у самих этих домов, которые вы снимали и показываете, и вообще когда занимались расследованием, у вас возникало ощущение реальной опасности, что сейчас к вам выйдет охранник и разобьет камеру, или даже может случиться что-то более ужасное?

– Такие сценарии возможны на Хопре. Когда мы подходим к участкам, которые захватила УГМК, мы всегда опасаемся выхода охраны, всегда мы готовы как-то нейтрализовать нападение и так далее. Здесь же Франция. Когда мы начали снимать дом Махмудова, выехал человек на квадроцикле, явно садовник, и я спросил, можно ли заехать и развернуться в эти ворота, где уже начинается собственность. Мы не могли развернуться на узкой улочке. Он нам позволил проехать на эту собственность, где мы нормально поснимали. Но это только первые ворота, где еще не начинается заезд в дом. Следующие ворота никто, конечно, для нас не откроет. Рядом с домом Кудряшкина, где мы снимали, сразу загорался свет, когда мы подходили к воротам. Но нас это особо не волновало, потому что это Франция, там мир! Поэтому, в принципе, эту страну люди, которые развязали войну с населением в России, и выбрали для себя. Там спокойно жить, и там все по закону.