В Мьянме (Бирме) оппозиционная партия Национальная лига за демократию, возглавляемая знаменитым оппозиционным политиком Аун Сан Су Чжи, лауреатом Нобелевской премии мира, одержала победу на всеобщих национальных выборах 8 ноября, состоявшихся в стране впервые за последние 25 лет. Однако Аун Сан Су Чжи не сможет стать главой государства, а военные в Бирме по-прежнему сохраняют свое влияние.
Национальная лига за демократию во главе с Аун Сан Су Чжи получила более 70 процентов мест в национальном парламенте, что превышает две трети голосов, необходимых для самостоятельного формирования правительства. Правившая до сих пор Союзная партия солидарности и развития, за которой стоят руководившие десятилетиями государством бирманские генералы, признала полное поражение. Прошедшие выборы в Мьянме сейчас рассматриваются на Западе как поворотный пункт на пути продвижения страны от военной диктатуры к демократии. Но даже при очевидном поражении правящей партии позиции военных в стране все еще остаются очень сильны.
Конституция Мьянмы столь же сложна, как и ее новейшая история – например, согласно ей, 25 процентов депутатских мест автоматически зарезервированы за вооруженными силами, а их главнокомандующий, генерал Мин Аун Хлайн (считающийся марионеткой бывшего многолетнего диктатора страны Тан Шве, сохраняющего колоссальное влияние – именно он в 1989 году сменил название государства на более националистическое "Мьянма") по-прежнему имеет право назначать руководителей силовых ведомств, включая министра внутренних дел и министра обороны. К числу "вассалов" Тан Шве принадлежит и нынешний президент страны Тейн Сейн, председатель проигравшей Союзной партии солидарности и развития. Но главное в конституции Мьянмы – право военных в любой момент брать на себя руководство правительством "при определенных обстоятельствах".
В прошлом августе Тан Шве провел значительные перестановки в руководстве армии, и большинство генералов формально ушли с военной службы, чтобы иметь возможность выставить свои кандидатуры от Союза солидарности и развития. Одновременно было срочно приватизировано имущество, связанное с их служебным положением: порты, авиационные компании, банки, правительственные здания, станции техобслуживания, рудники и многое другое государственное имущество оказалось в руках группы деловых людей, связанных с генералами. Часто о приватизации становилось известно уже после того, как сделки были завершены. По свидетельству бирманских экономистов, имущество было распродано по цене, значительно меньшей, чем его реальная рыночная стоимость.
В то же время Аун Сан Су Чжи не сможет стать главой бирманского государства – этому препятствуют положения конституции, в соответствии с которыми, в частности, этот пост не может занимать человек, чьи дети обладают иностранным гражданством. У Аун Сан Су Чжи сыновья имеют британские паспорта, британским подданным был и ее покойный муж. Однако, комментируя предварительные итоги нынешнего голосования, Су Чжи сказала, что "будет выше президента". В ответ в ее адрес раздались упреки в пренебрежении законами и авторитаризме.
– Ясно, что впервые миллионы людей в Бирме проголосовали на реальных конкурентных выборах. И, несмотря на некоторые структурные и системные пороки, мы считаем воскресное голосование важным шагом вперед в развитии процесса демократических реформ в Бирме, – подчеркнул в своем заявлении по поводу выборов пресс-секретарь Белого дома Джош Эрнест. В то же время госсекретарь США Джон Керри отметил, что организация и проведение голосования были "далеки от идеальных".
Партия Аун Сан Су Чжи впервые выиграла выборы еще в 1990 году, завоевав тогда 80 процентов голосов. Но военные отказались передать ей власть, формально действуя по распоряжению существовавшего тогда Государственного совета восстановления законности и порядка. Су Чжи, которая еще до выборов была помещена под домашний арест, отправили в тюрьму, где она провела почти 10 лет, несмотря на присуждение ей в 1991 году Нобелевской премии мира. В 2000 году она была переведена под домашний арест. На свободу правозащитница вышла только в 2010 году. Еще один год спустя она смогла поехать в Осло, где ей была вручена Нобелевская премия.
Освобождение Аун Сан Су Чжи и других политических заключенных и начало политических реформ привели в 2010 году к ослаблению действовавших жестких санкций со стороны США, которые также предоставили Мьянме экономическую помощь в размере полумиллиарда долларов. В стране дважды побывал Барак Обама. Однако вскоре реформы застопорились, вновь начались аресты журналистов и оппонентов властей, по инициативе радикально настроенных буддийских монахов были приняты законы, существенно ущемляющие права многочисленного мусульманского меньшинства, и к тому же Мьянму почти полностью вновь закрыли для иностранцев.
О будущем Мьянмы (Бирмы) после выборов 8 ноября рассуждает доктор исторических наук, востоковед Андрей Володин:
– Можно ли говорить, что Бирма теперь действительно начнет превращаться в какое-то другое государство? Вернее, перестанет быть такой "Мьянмой", какой ее знал весь мир на протяжении десятилетий?
– Бирма всегда, столетиями, была закрытой страной, и прежде всего по географическим причинам, потому что она находится на стыке Южной и Юго-Восточной Азии. Это сформировало своеобразные комплексы у бирманской элиты – и закрытости, и опоры на собственные силы, и подозрений в отношении всех соседей. Такие элементы человеческой психологии, человеческого сознания одномоментно не меняются! А политическая ситуация там менялась уже какое-то время, и выборы эти, наверное, подвели первый промежуточный итог этим изменениям. Я бы так, очень осторожно, оценил пройденный этап и новый, начинающийся, период развития Бирмы.
– А что вдруг произошло с ультраконсервативными бирманскими военными-изоляционистами, что они вдруг открыли страну, пошли на сближение с Западом, с США, дали оппозиции победить на честных, на первый взгляд, выборах?
– Вообще говоря, не функция военных – управлять государством, и так считают во всем приличном мире. И события 70-80-х годов прошлого века, и также события начала 21-го века, если мы говорим конкретно о Бирме, это со всей ясностью показывают. Просто то, что военные наконец осознали, что необходимо передать власть гражданскому правительству или каким-то промежуточным силам, стоящим между военным истеблишментом и гражданским обществом, наверное, и привело к той ситуации, которая сейчас складывается в Бирме.
– Советский Союз в свое время не скрывал, что у него были достаточно крупные интересы именно в Бирме, не только во всей Юго-Восточной Азии. Сейчас у Москвы хоть какие-то интересы, экономические или политические, в этой стране есть?
– Ответить на этот вопрос однозначно очень трудно. Прежде всего потому, что все 90-е годы Москва последовательно уходила с востока. У СССР были огромные интересы в Юго-Восточной Азии, потом в Кремле о том, что они там есть, забыли, и Бирма здесь не является исключением. Поэтому, видимо, в российском МИДе начнется некая подготовительная работа, для того чтобы определить российские интересы в Бирме, чтобы понять, какое место Бирма будет занимать в иерархии внешнеполитических приоритетов Москвы, как будут соотноситься традиционная политическая дипломатия и дипломатия внешнеэкономическая. Просто говорить, что "Бирма России важна", сейчас, наверное, не совсем корректно.
– Режим, который там существовал, конечно, был очень жестким, военным, но он не был запредельно античеловеческим, его нельзя сравнивать ни с КНДР, ни, допустим, с Кампучией-Камбоджей времен красных кхмеров, но тем не менее во всем мире много говорят о нарушениях прав человека в Бирме, о подавлении инакомыслия и прессы, о бесчинствах и жестокостях, которые творили бирманские военные. Какое дело всему миру, если говорить откровенно, именно до этого государства, где существовал режим, похожий на очень многие режимы, которые остаются и на Ближнем Востоке, и в Африке, и в Латинской Америке – и с которыми цивилизованный мир сохраняет или даже налаживает отношения? Или это внимание определялось в первую очередь существованием такой действительно яркой личности, как Аун Сан Су Чжи?
– Конкретная личность лидера бирманской оппозиции, безусловно, сыграла свою роль, значительную, для СМИ. Реальный же интерес подогревался соседством Бирмы с Китаем и стремлением многих мировых и региональных держав на границах Китая "получить государство", которое будет проводить самостоятельную политику, в интересах не только Запада, но и в интересах государств АСЕАН. Я думаю так.
– Сейчас во всем регионе идет военно-политическая игра: и США говорят, что Азиатско-Тихоокеанский регион будет приоритетным в 21-м веке, и Россия повторяет то же самое, и упомянутый вами Китай, и Индия, и другие. Можно ли предположить, что сейчас после этих выборов начнется "гонка за Бирму"?
– Для США, которые вступили в активную мировую политику сразу после Первой мировой войны, еще тогда определились два важнейших внешнеполитических направления – североатлантическое и Азиатско-Тихоокеанский регион. Здесь нет ничего нового, как и в том, что касается планов России. Это один момент. Что касается Индии, то для этой державы Бирма всегда была (по крайней мере, так считает большинство индийских политологов) воротами в Юго-Восточную Азию, Бирма непосредственно граничит с неспокойными северо-восточными штатами Индии, которые географически почти отделены от остальной индийской территории. Поэтому интерес Дели совершенно очевиден. Что касается Китайской Народной Республики, то для нее чрезвычайно важен фактор "внешнего контура безопасности", как, впрочем, и для Индии и России. Если этот контур безопасности находится в нормальном состоянии, если его не будоражат различные силы, значит, для Китая это хорошо.
Хотя некоторые известные авторы, такие как профессор факультета политических и международных исследований Кембриджского университета Мартин Жак, говорят о том, что грядет создание некого Pax Sinica. Что под собой подразумевает "китайский мир", я не совсем понимаю. "Мир по-китайски" мне непонятен так же, как непонятен "американский мир", или "русский мир". Видели мы и "мир по-советски"! Мир становится более равноправным, соответственно, и внешнеполитические стратегии государств, таких как Бирма-Мьянма, тоже разнообразятся. Они следуют концепции, которую в свое время Эммануэль Тодд назвал "свободная геометрия мировой политики". То есть необходимо поддерживать хорошие отношения со всеми государствами, и чем больше государств находятся в дружественных отношениях с вашей страной, тем легче отстаивать суверенитет. Чем сложнее расстановка сил и чем сложнее "геополитическое уравнение" вокруг вашей страны или вашего региона, тем, соответственно, и больше шансов у вашего региона спокойно и мирно развиваться. Я думаю, что правящие круги Бирмы, будь то военные или вот приходящие теперь к власти демократы, это хорошо понимают.
– В мире очень много спорят, как даже просто называть эту страну! Бирма или Мьянма? Многие утверждают, что Мьянма – это политически и националистически окрашенное название, придуманное военной хунтой в своих целях. Как Камбоджа, ставшая "Кампучией" на несколько лет при Пол Поте. Вы какой точки зрения придерживаетесь?
– Студентам я всегда говорю: Бирма-Мьянма, Мьянма-Бирма. Через черточку. И для меня большого значения это не имеет, Мьянма это или Бирма. С одной стороны, если есть официальное название государства, мы должны следовать этому официальному названию. Но мы все помним, что было такое государство, как Бирма. То же самое, например, произошло с названиями крупнейших городов Индии. Ну, какой Бомбей – Мумбаи? Бомбей, как и Калькутта, ставшая Колкатой, создавались не индийцами, а колониальными властями, сначала португальцами, потом англичанами. И какой Мадрас – Ченнаи? Форт Святого Георгия превратился потом в город Мадрас. Но его переименовали по националистическим соображениям в 90-е годы в Ченнаи, используя старое тамильское название этого места. Так происходит и с Мьянмой-Бирмой, – рассказывает востоковед Андрей Володин.
