Опубликованный на сайте Радио Свобода текст "Горчица на зефир" – это не рецепт, а аргументы, из числа попыток перенести в Европу понятие "101-й километр", советскую "черту оседлости", заимствованную из практики ограничений еще царской России. Черта касалась сначала иудеев, а в СССР использовалась в отношении всех политически неблагонадежных, в дополнение к ним – всех бездомных и прочих виктимных граждан, портивших идеологический фасад империи очевидным свидетельством ее несовершенства. Этим людям законодательно запрещалось проживать и появляться там, где им хотелось бы.

"Пользуясь случаем", вчерашний российский экономический мигрант предлагает в Европе применить те же, знакомые ему, испытанные его бывшей страной способы регуляции. Я бы назвала это по-другому и честно: нарушением фундаментальных прав человека. Отчасти автора текста и идеи (брать какие-то расписки с беженцев и прочее) можно понять – понять его логику и природу его умозаключений, связанную, очевидно, с тем, что он проживает в небольшом чешском городке. Мне есть что о Теплице вспомнить, начиная с первого приветствия тамошних жителей: "Уезжай к себе в Ханой!"

Совершенно случайно присоединившись к чешским коллегам, я попала на неонацистский марш трудящихся, как водится, оформленный под шествие за "порядок" и прочие "мир, труд, май", на деле против цыган под знаменами футбольных фанатов. Чешским ультра хотелось если не показательно "набить морды" смуглым согражданам под какими-то раздутыми предлогами, то хотя бы испытать терпение полиции и местных политиков криками о том, что "Россия для русских", пардон, "Чехия для чехов".

В самый разгар полета булыжников я потерялась и обнаружила себя в прифронтовой зоне, понимая, что кусты крапивы, над которыми в синем газовом дыму летают вперемежку с матерными выкриками пивные бутылки и камни, а с той стороны раздается треск холостых выстрелов – не самое лучшее место для сохранения здоровья и жизни.
Не один чувствительный удар кулаками в спину мне достался от бритоголовых, когда пришлось вместе с ними бежать, меняя место дислокации на заросли деревьев. Мое азиатское лицо "из Ханоя", конечно, не осталось незамеченным. После цыган именно вьетнамская диаспора так же не дает спокойно спать чешским бюргерам, подсчитывающим, с большими погрешностями против правды, насколько те их объели.

Даже в азарте атаки чешские собратья русских скинхедов успевали проследить, чтобы рядом не было расово чужеродных. А если окажутся, то с ними надо расправиться. Не уверена насчет ножей, но откормленные на хорошем мясе, пиве и хлебе, в соответствии со всеми рекомендациями Евросоюза по качеству еды, плотно сбитые молодые люди и откровенно толстые девушки со специфическими тату, судя по враждебным взглядам, еще до начала марша были готовы к любым боевым единоборствам с чужаками, пригодными к битью вместо roma.

Именно поэтому, когда российский экспат, живущий в этом городке, оставшемся не только в моей памяти, но и на лбу чешского коллеги шрамом от удара бутылкой, рассуждает об опасностях, потенциально заложенных в само миграционное движение с Ближнего Востока, я отчасти могу его понять. Он живет в среде, где, как мне объяснили чехи, высок процент постсоциалистической экономической депрессии и скуден выбор для развития ума и души. Это чешские "спальные города", равные московским спальным районам – инкубаторам "Русского марша". Насмешка тут в том, что для чешских патриотов, рассуждающих примерно в том же ключе про чужие рты, русские коллеги по борьбе за расовую чистоту крови и жилища все равно не будут братьями после прививки 1968 года. И желание мигранта из России защитить "европейские ценности" от "варваров-мусульман с Востока" вряд ли окажется, как сейчас говорят, зачетным.

"Вот у вас сгорел дом, например, в Саратове. Вы соглашаетесь на любое жилье, пусть временное. Вы – пострадали, вы – погорелец. Вам надо помочь. Но если вы под предлогом своей беды поехали в Москву, выбрали понравившуюся вам квартиру, вышибли ногой дверь и поселились бы в этой квартире – это уже другой случай", – рассуждает Игорь Будыкин. Давайте договоримся, что сравнивать с условным погорельцем в мирном Саратове беженца из Грозного в период российских зачисток или жителя Алеппо прошлого года, или выбравшегося из Кобани вот только вчера – надо пройти хорошую школу идеологического бойца Первого российского канала. Мы тут в России каждый день имеем возможность сравнивать, у нас за год уже пронеслись и "распятые младенцы", и чего только не было.
Неубедителен и личный пример в качестве эталона поведения: "Первое, что я сделал, переехав в Чехию, – попытался осмыслить, понять правила и законы, обычаи, привычки и менталитет людей, здесь проживающих. Коренного населения".

Дьявол тут кроется в термине "коренное население". Такого словосочетания не позволит себе никто, кроме россиян, буйно помешанных в последние годы на составе крови и основанном на этом сомнительном биологическом факторе особом роде нового права, плюющем на Конституцию и другие общественные институты правовой регуляции. Я помню недоумение иностранцев, бесконечно запинавшихся в России о вопрос, "чистый" ли он американец или француз. Они искренне не понимали, что имеют в виду пытливые "коренные жители", один даже отшутился: да, конечно, я чистый американец, вчера ходил в вашу баню.

Понятие "первые нации" в международных документах – совсем не то, что имеют в виду россияне, упоминая "коренных". Для россиян этот вопрос "коренных и пришлых" обрел дурно пахнущее свойство с началом "Русских маршей" про то, кому можно жить на Руси, и лозунгов про Кавказ с неприличными глаголами. Поэтому оговорка, рассматривающая людей не по статусу "гражданин" или "негражданин", а в качестве "коренных" и прочих, выдает, что автор по документам, может быть, уже и европеец, но содержимое головы у него все еще домашнее – российское.

"...В ситуации на границе с Венгрией я на стороне венгерских полицейских". Знаете, а чешские волонтеры и журналисты, работавшие там, были не на стороне беженцев, не на стороне полиции, а на стороне права. И передавали в своих репортажах о нарушении этих прав. Я не буду тут загромождать текст ссылками, поскольку автор знает чешский язык, легко найдет все точки зрения и, в отличие от живущих в России, не знаком с всплывающей на мониторе надписью: "Данный ресурс заблокирован решением Роскомнадзора".

Итак, перебравшийся в Чехию россиянин находит оправдание антимигрантской, антиисламской реакции бывших соотечественников, охотно разделяемой и им самим: "Почему для русских эмигрантов это переселение вдруг стало такой обсуждаемой, конфликтной, полной взаимных обвинений темой? Многие уехали из России не за дешевой колбасой. Они уехали и от беззакония, и постоянного опасения за жизнь детей и за безопасность семьи. Они приехали за возможностью вечером выгуливать в парке собачку, не прихватывая с собой молоток или нож". Допускаю, что могу ошибиться, но мне все же сложно припомнить такие государства, в которых россиян принимали бы в качестве беженцев только из-за невозможности дома "гулять с собачкой" без ножа.

Еще сложнее понять то, почему любые иные, кроме русских, беженцы, получается, просто-таки мечтают гулять с ножами, мешая людям с собачками, и наиглавнейшей целью их побега с детьми и котомками является возведение мечетей и отравление своим присутствием воздуха прекрасных до их переселения стран. Логика проведения параллелей между людьми с ножами, преследующими автора, и другими цивилизованными мигрантами дома, а теперь еще и в Европе, завершается кодой: "Вот так вдруг, между европейской страной и родиной этого эмигранта, вспыхивает война. Фантастика, но в нашем мире все бывает. Будет он защищать страну, в которой сейчас так хочет поселиться?"

А повесил бы Луис Корвалан Пиночета, если бы нашел хорошую, крепкую веревку, или защищал бы Буковский своим телом Брежнева в случае нападения марсиан? Задаваться такими вопросами простительно, наверное, в глубоком детстве. Но публично выдвигать оскорбительные предположения о природных преступных наклонностях совершенно незнакомых людей, увиденных мельком в новостях, – в правилах российской журналистики. Даже если ты давно живешь в другой стране, переезд девушки из деревни, как подмечено, процесс быстрый, но собственно разлука с деревней в себе самом часто затягивается надолго.

Именно поэтому в человеке, нуждающемся вот сегодня, сейчас в конкретной помощи и стоящем вот прямо перед тобой, видят конкурента по социальным пособиям и, предвосхищая действия государства – а вдруг ему повезет больше, чем мне? – начинают делиться фобиями. Трагедия совершенно незнакомых людей в одной стране вызвала цунами переживаний за третьи страны, в которые бедствующие, по мнению наблюдателей из России, не имеют права перемещаться. Ну, просто потому что они другой веры, а мы ближе. Они другого цвета, а мы краше. Они хотят лучшей жизни, а мы тут тоже устали гулять с собачками и с ножами и хотим туда, где без ножей, и наше право внеочередное, потому что, как уже было сказано, мы хорошие, мы не эти самые, с бородами, с мечетями, мы с нашим мирным телевизором против фашистов и террористов. И с огромной, непрошибаемой уверенностью в своей исключительной правоте, где бы ни находились.

Мне кажется, что в фокус внимания журналиста, живущего в Чехии, могут попасть немало проблем собственно чешских, внутригосударственных, на которые стоило бы обратить внимание, учитывая настроения в своем городке, а не гипотетические преступники в лице незнакомых беженцев. Предлагаю ознакомиться, отчасти и для того, чтобы успокоить автора. Ведь в Чехии даже гражданам собственной страны до сих пор не созданы все условия для нормальной социализации, поэтому переживать, что вдруг набегут беженцы и слизнут, наглые, масло с куска хлеба, не приходится. Выдержки из Резюме по Докладу о Чехии в ООН за 2012 год о нарушении прав человека. "...Amnesty International была крайне озабочена тем, что Чешская Республика не смогла предпринять необходимые меры для эффективного устранения дискриминации и сегрегации учеников рома в школах. Не произошло почти никаких изменений с 2007 года, когда Европейский суд по правам человека пришел к выводу о том, что в стране ущемляются права детей рома, так как они обучаются в школах для детей с умственными расстройствами. Комиссар Совета Европы отметил, что рома по-прежнему чаще других страдают от преступлений, совершаемых на почве ненависти. В используемом с 2005 года учебнике для второго класса содержится текст, направленный против рома: в нем мать говорит дочери, что та не должна разговаривать с детьми рома, потому что они "грязные, плохо пахнут и воруют". Отмечен рост числа нападений и регулярных антицыганских маршей, организуемых набирающим силу неонацистским движением в Чешской Республике... Комитет министров Совета Европы призвал Чешскую Республику как в школьной образовательной программе, так и в средствах массовой информации поощрять понимание и толерантность по отношению к региональным языкам и языкам меньшинств как неотъемлемой части культурного наследия страны".

Саяна Монгуш – российский журналист и фотограф