Англоязычное издательство Verso выпустило книгу “Портреты. Джон Берджер о художниках” – сборник эссе выдающегося британского арт-критика и писателя. Это иллюстрированное издание, в которое вошли тексты, написанные Берджером на протяжении его почти 70-летней карьеры. Во многих из них автор использует прием собственного изобретения – марксистский подход к искусствоведению. По случаю выхода книги 88-летний писатель, давно живущий во Франции, приехал в Лондон. Свое выступление перед читателями он начал так.
"В некотором смысле я не имею к этой книге никакого отношения. Составил ее, как вы знаете, Том Овертон, оформило и выпустило издательство Verso. Да, в ней собраны тексты, написанные мною, но многие из них я успел забыть, не все из них перечитывал. Вы спрашиваете, в чем историческая актуальность книги? Листая ее, я особенно остро чувствую себя частью того времени, в котором мы с вами живем".
Редактор книги Том Овертон – автор диссертации о Берджере, работавший с его архивом, подаренным Британской библиотеке. Наиболее важным в творчестве Берджера Овертону представляются его взгляды, не потерявшие актуальности и сегодня; его новаторство в эссеистике, позволяющее говорить о новаторстве в искусстве; его понимание реальности.
"Реальность, какой бы смысл в это слово ни вкладывать, находится за частоколом клише. Такой частокол производит любая культура, отчасти чтобы способствовать собственным практикам (чтобы устанавливать привычки), отчасти – чтобы укрепить собственную власть. Любая власть всегда видит в реальности врага. Все современные художники считали, что их новаторство позволяет им подойти к реальности поближе, сделать ее более очевидной. Именно так, и только так, современный художник порой оказывался бок о бок с революционером: обоих вдохновлял замысел сломать этот частокол клише – клише, которые становятся все более и более тривиальными и эгоистическими".
Эссе, вошедшие в книгу, охватывают историю искусства на протяжении тысячелетий: от наскальной живописи и фаюмских портретов до работ наших современников. Среди художников, интересующих Берджера, и великие мастера – Мантенья и Караваджо, Веласкес и Гойя, Курбе и Дега, – и малоизвестные, например, молодой палестинец Ранда Мда. Берджер ставит их всех в исторический контекст – это одна из главных черт его творчества и одновременно критерий оценки искусства. Автор начинал как художник, но рано бросил живопись и сосредоточился на критике в конце 40-х.
"Написать о чем-то я решал, когда понимал: это касается чего-то такого, что надо, непременно надо сказать – безотлагательно, именно сейчас. 40-е и 50-е годы были эпохой “сердитых молодых людей” – сердитых потому, что мечты и обещания, в большой степени порожденные победой в войне, победой над фашизмом, не реализовывались достаточно быстро или достаточно полным образом. Сегодня же наступила эпоха сердитых стариков. Они сердиты потому, что в сегодняшнем мире, в котором мы живем, в мире финансового фашизма, все внимание, все вопросы первостепенной важности, связанные с решениями, влияющими на все человечество, сведены к перспективе сиюминутной. Понятие о другом будущем, память о прошлом, присутствие рядом тех, кого уже нет, воображаемое присутствие будущих поколений, не похожих на нас, – все это жизненно необходимо для того, чтобы ощущать себя человеком. И все это сегодня систематически уничтожается", – говорит Джон Берджер.
Художники в поле зрения Берджера – не просто живописцы или скульпторы, но люди своей эпохи, сумевшие ощутить себя частью времени или, наоборот, оставшиеся вовне. Так, именно Тернер в представлении критика “наиболее полно воплощает в себе характер британского XIX века”. Пикассо в свой поздний период, по словам Берджера, “копировал работы старых мастеров в попытке восстановить прерванную традицию”, которую перед тем ломал “во имя истины”.
Берджер склонен сравнивать любое творчество с повествовательным, а художников – с писателями. Один из примеров в сборнике – американский художник Сай Твомбли, “мастер словесной тишины среди живописцев”, чьи картины напоминают Берджеру тексты. К восприятию этих текстов автор подводит читателя, отталкиваясь от поэзии.
"Время от времени я обмениваюсь письмами и рисунками с одним испанским другом. По-испански я, увы, не говорю: знаю несколько слов, могу пользоваться словарем. В письмах, которые я получаю, часто попадаются испанские цитаты из стихов Борхеса, Хуарроса, Неруды, Лорки. В ответ я привожу другие цитаты из испанской поэзии, которые специально отыскиваю. Пишу я от руки, и когда аккуратно вывожу буквы незнакомых слов чужого языка, у меня возникает ощущение, как никогда сильное, будто я иду по бороздам стихотворения, пересекаю ландшафт поэзии. Картины Сая Твомбли для меня – пейзажи этой чужой и все-таки знакомой местности. Одни из них словно лежат под слепящим полуденным солнцем, другие – найдены наощупь во тьме. Ни в том, ни в другом случае нельзя обратиться к какому-либо словарю – этого не позволяет свет. Здесь, в этих загадочных картинах, следует полагаться на другие точности: на точность такта, стремления, утраты, ожидания".
Одна из постоянных тем Берджера – ХХ век как эпоха миграции, добровольной и вынужденной. Именно об этом, пишет он, с нами говорят файюмские портреты, в которых слышна “неожиданная тоска по тому, чего больше нет”. На встрече с читателями зашла речь о миграции, а в связи с ней и о фашизме.
"Мне приходит в голову вот что: ряд идеологов выдвигают определенное представление о мире – такое, которое можно так или иначе назвать фашистским. Когда мы этих людей видим, слушаем их и так далее, мы способны им противостоять – и противостоим. Но важно понять и другую вещь. Есть еще и такой род фашизма, который возникает не в результате существования идеологии, не напрямую. Он возникает в результате стечения обстоятельств, при которых решения воплощаются в действия. Представим себе одну группу людей, которым необходимо, чтобы их вели – тем или иным образом, тем или иным путем, туда или сюда, – и другую группу, готовую оказать им эту услугу, вести их этим путем, переходить границы. Как только такие люди появляются, тут же возникает искушение пойти дорогой, ведущей к фашизму, – унизительным, недостойным человека путем".
Говоря о путях, которые выбирают художники, Берджер нередко обращается к поэзии. Так, в тексте о Жерико он сравнивает его с Пазолини, приводя в пример стихи последнего; скорбя о смерти друга, испанского художника Хуана Муньоса, цитирует стихи Назыма Хикмета, турецкого поэта-революционера. “Почти всех современных поэтов, много значащих для меня, я читал в переводе, редко в оригинале, – пишет Берджер. – Споры о том, что поэзия непереводима, идут веками; но это споры камерные, вроде камерной музыки. В ХХ столетии большинство этих камер разнесли”. На встрече с читателями Берджер вспомнил о переводах в ином контексте.
"Началось все вот как: я часто ходил в городской бассейн, плавал там на спине и смотрел на облака. И вот однажды, плавая так, я почувствовал, что не я смотрю на облака – они смотрят на меня. И тогда из этого выросла такая теория: вещи – суть вещей, то, какими они представляются нам, когда мы глядим на природу, – можно рассматривать как тексты. Тексты, которые нам ни за что не перевести на свой язык, но которые, тем не менее, обращены к нам", – говорит Джон Берджер.
Пытаясь прочесть эти послания, Берджер нередко их зарисовывает; в сборник включены несколько таких рисунков. При взгляде на них вспоминается другая его книга, “Блокнот Бенто”, где автор то и дело задается вопросом: “Как зарождается импульс что-нибудь нарисовать?” Поискам ответа на него Джон Берджер посвятил всю жизнь.
