В ответ на ставший популярным в интернете флешмоб "Остров 90-х" представители консервативно настроенной "охранительной" части российского общества попытались устроить свою акцию под названием "Поможем вспомнить 37-й" – показать, какой прекрасной была жизнь советского государства во время расцвета сталинизма. В реальной жизни, а не в интернете что-то подобное можно сейчас наблюдать в бывшем лагере для политзаключенных "Пермь-36" – из музея политических репрессий он постепенно превратился в инструмент героизации ГУЛАГа как бесценного подспорья в победе над фашизмом и в выставку, идеализирующую разнообразные советские мифы.

Скоро исполнится год с того момента, как музей "Пермь-36", созданный в 1995 году в бывшем лагере для политзаключенных, перешел из-под контроля одноименной некоммерческой организации "под крыло" Министерства культуры Пермского края. Неприятности для НКО на этом не закончились. Неделю назад организация и ее руководитель Татьяна Курсина были оштрафованы в общей сложности на 400 тысяч рублей за отказ признавать себя "иностранными агентами", а незадолго до этого новая организация "Государственное автономное учреждение культуры (ГАУК) "Мемориальный комплекс политических репрессий" попыталась отсудить у "Перми-36" полтора миллиона рублей за якобы вовремя не возвращенное имущество (иск был отклонен).

В августе премьер-министр России Дмитрий Медведев подписал "Концепцию государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий", которую 4 года готовила экспертная группа президентского Совета по правам человека. Москвичи первые результаты этой работы увидят, возможно, уже в 2016 году в виде памятника жертвам ГУЛАГа. Сложнее дело обстоит в регионах. Попытки вернуть концепцию музея "Пермь-36" к рассказу в первую очередь о сидевших в лагере политических узниках, похоже, терпят неудачу.

В конце августа в Пермском крае побывал глава Совета по правам человека при президенте Михаил Федотов. Он приехал в Пермь вместе с участниками русско-немецкой школы молодых исследователей "Уроки XX столетия: память о тоталитаризме в музеях, мемориалах, архивах и современных медиа в России и Германии", организованной при поддержке форума "Петербургский диалог" и немецкого фонда имени Фридриха Эберта. Делегация школы побывала в музее "Пермь-36", а Федотов даже провел переговоры о судьбе музея с региональными властями.

Судя по тому, что увидели гости из Москвы и Германии в бывшем лагере, его концепция продолжает дрейф в сторону прославления сталинизма и ГУЛАГа как подспорья, без которого СССР не выиграл бы Великую Отечественную войну. Вот что говорится в отчете о посещении музея делегацией из Москвы и Германии на сайте международного научного журнала Ab Imperio, посвященного изучению национализма и новой имперской истории на постсоветском пространстве:

​"Выставка неприятно удивила отсутствием этикетажа, представлением не совсем уместных в музее политических репрессий тем, переносом фокуса с политических заключенных на эффективность системы карательных органов, попыткой связать ГУЛАГ с индустриализацией и победой над фашизмом. Само слово "ГУЛАГ" почти или совсем не упоминается в экскурсиях, а о терроре в стране можно догадаться только по обрывочным свидетельствам, не вписанным в канву экспозиции. В экскурсии поразили некорректные, часто не имеющие отношение к теме или заведомо ложные рассказы экскурсоводов, переплетение фактов и домыслов. Все это создает впечатление сумбурности, несерьезности и необязательности места памяти о терроре".

Своими впечатлениями от посещения музея с Радио Свобода поделился один из участников школы "Уроки XX столетия", преподаватель факультета коммуникаций, медиа и дизайна Высшей школы экономики Егор Исаев:

"Я был там в декабре 2014 года, тогда еще не было ряда экспозиций, которые были сооружены за последние 9 месяцев. Ряд экспозиций на сегодняшний момент закрыты, например, в спецлагерь нас не отвозили. Они сделали экспозицию "ударного труда", начали пользоваться 9 мая, весь лагерь усыпан плакатами "Родина зовет!", "Спасибо деду за победу" и прочими. Так же была открыта экспозиция в санчасти. Привезли откуда-то какие-то шкафы, поставили какие-то колбы, постелили белые скатерти, все это производит крайне неоднозначное впечатление, потому что ты уже не чувствуешь аутентичность места. Самая показательная экспозиция – это экспозиция "ударного труда". Это своего рода фундамент будущего памятника ударно-исправительному труду. Это самая страшная, на мой взгляд, новая экспозиция, где размещены фотографии ударников труда, женщины в каракулевых шапках, какие-то мужики ловят рыбу. Понятно, что это не имеет никакого отношения к истории политических репрессий или к исправительным лагерям, это крен в совершенно другую область истории Советского Союза. Мы видим умалчивание истории, забвение, переключение ее на какие-то другие смежные темы".

"Спецлагерь", куда не повезли делегацию из Москвы, или "Зона особого режима", – это и есть то место, где содержались в "Перми-36" политические узники: диссидент Владимир Буковский, правозащитник Сергей Ковалев, украинский поэт Василь Стус и многие другие. Администрация музея говорит, что на объекте "проводятся реставрационные работы". Впрочем, как отмечается в отчете на сайте Ab Imperio, тема политзаключенных все-таки звучит во время экскурсии по остальной территории лагеря, правда, весьма специфически. Экскурсовод, например, рассказывает, что политзаключенные "использовали права человека", чтобы "поднять пену из-за мелочей" и "показать характер", а украинский поэт Василь Стус не умер в результате голодовки в карцере, а покончил жизнь самоубийством (Стус попал в "Пермь-36" после второго процесса над ним в 1980 году. Интересно, что назначенным адвокатом поэта на суде по делу об "антисоветской агитации" был Виктор Медведчук, ставший впоследствии известным украинским политиком. – РС).

Егор Исаев говорит, что остатки воспоминаний о репрессиях в музее старательно маскируют, и вспоминает, что его удивило на этот раз во время экскурсии по помещениям лагеря:

"Во время фестиваля "Пилорама" нанимали дополнительных экскурсоводов, одним из них был этот мужчина. Он пожилого возраста, не историк и не музеевед, а, что называется, любитель. Что в прошлый наш приезд, что в этот он травил гигантское количество баек. Но что любопытно, я заметил изменения в его тексте. Если год назад он все-таки делал упор на то, что политзаключенные страдали, то в этом году у него проскочила такая фраза, что "политзаключенные писали кляузы, и от этих кляуз им становилось только хуже". Он приводит в пример историю о том, как в 1985 году политзаключенные якобы написали жалобу о том, что им недокладывают еду, в ответ руководство измерило норму, стало выкладывать по норме, и это оказалось еще меньше, чем им клали до этого. Напрашивается вывод о том, что руководство было крайне гуманное, а жалобами политзаключенные сделали себе только хуже.

Очень много стало "христианской" тематики, в карцере он нам проповедь вообще прочитал о том, как плохо пить и курить. Странное впечатление, это не экскурсия, а какой-то карнавал. Что-то осталось, конечно, но они пытаются это маскировать. Бывший заключенный лагеря Виктор Пестов приезжал туда летом и очень детально описал ошибки, которые допущены в экспозиции. Например, валенки стоят в прихожей. Я сам заметил, что в бараках появились какие-то новые теплые шерстяные одеяла, которые застелены на кроватях, так что "хата" начинает выглядеть как такая уютная домашняя квартирка. Это все производит, конечно, ужасное впечатление.

Из воспоминаний Сергея Адамовича Ковалева на сайте общества "Мемориал" о быте в лагере "Пермь-36":

"Нас помещали в штрафной изолятор, ШИЗО, где было очень холодно. Там тебя сажают на особую норму питания, "9-Б" – горячим кормят только через день, и то по сниженным нормам. В дни без горячей пищи ты можешь получить только кипяток, хлеб и 7 грамм соли. Организм фактически в таких условиях вынужден есть сам себя. Сначала он потребляет собственные жиры – в зоне они довольно быстро кончаются. Потом поддерживает свои жизненные функции за счет белков, появляется запах ацетона изо рта. Вы постепенно "съедаете" собственные мышцы. То же самое происходит с человеком во время длительной голодовки. Если вас на норме "9-Б" продержали два полных срока, то есть месяц, вы начинаете ощутимо пахнуть ацетоном.

Питание было скудное и скверного качества. Лично я, как мне казалось, не испытывал голода. Если ты получаешь полную, а не урезанную норму, да еще и передачу, или тебе удалось что-то вынести с длительного свидания, то жить как-то можно. Но когда я посмотрел на свое фото на справке об освобождении, я себя не узнал – это был череп, обтянутый кожей. Единственное более-менее съедобное в зоновском пайке – это обеденный суп. Там полагалось быть мясу, но его там не было, хотя 50 грамм мяса в день нам полагалось. Там отваривались кости, но они заключенным тоже не доставались – из супа их вынимали. Но все же это был нормальный наваристый суп. Все остальное человек с гражданки есть не стал бы".

По словам Егора Исаева, руководство музея признается, что новая концепция экспозиции основана на воспоминаниях охранников. Но назвать ее лишь "реваншем вертухаев" нельзя – это скорее "сборная солянка" из разных мифов советского времени, которые в последние годы активно возрождаются при содействии нынешних российских властей, сдобренные неуместными шуточками:

"Экскурсовод говорит, что заключенные отсюда ни разу не сбегали, показывает три забора, которыми огорожена "Пермь-36" и рассказывает какую-то байку – как мужика из какой-то рогатины пытались перекинуть через забор и он "убился как муха". Что касается повседневной жизни в лагере, то рассказы о ней звучат как сказка. В прошлом году нас все-таки отводили в комнату свиданий, рассказывали какие-то довольно любопытные вещи о повседневной жизни заключенных, в этом году ничего этого не было, экскурсия вообще была довольно стремительной. Если говорить о фальсификациях, то я насчитал пять вещей. Это какой-то тарантас, машина, которую они поставили в сарай рядом с экспозицией "ударного труда", сама эта экспозиция, это новая экспозиция санчасти, это частично демонтированные нары и постеленные там матрасы и полотенца, это валенки в прихожей. Все вместе это создает совершенно новый нарратив: оказывается, заключенные в мороз –40 градусов могли тепло одеться и выйти на работу. У нас была возможность немного поговорить с администрацией музея, и мы спросили: "Исходя из чего вы формируете экспозицию?". Нам, в общем-то, сказали, что "из воспоминаний охранников". Безусловно, эти бывшие охранники озлоблены после того, как лагерь стал превращаться в музей. Они пытаются выстроить его образ, чтобы им не было стыдно. Но то, что все это построено на воспоминаниях охранников, – это только одно из зол. Мне кажется, это такая мешанина из советских мифов, которые сейчас активно идеализируются".

Новому руководству музея "Пермь-36" приходится решать еще одну сложную задачу – как быть с рассказами об отбывавших здесь срок участниках украинского освободительного движения в условиях современных российско-украинских отношений. Осенью прошлого года в Перми прошел митинг местного отделения КПРФ против музея, участники которого возмущались тем, что в экспозиции "оплакивают фашистских наймитов и захватчиков" в то время, как "в Донбассе продолжается кровавая бойня, а по улицам городов Украины открыто и нагло маршируют с факелами неофашисты". Активную работу против "Перми-36" ведет в регионе движение прокремлевского общественного деятеля Сергея Кургиняна. Зал, в котором фотографии и биографии украинских националистов были представлены рядом с другими диссидентами, – единственное, что пока осталось в музее от старой, "дореформенной" экспозиции, созданной его бывшим директором Виктором Шмыровым. Пока он открыт, – рассказывает Егор Исаев:

"Сейчас его открыли, а прошлой зимой он как раз был закрыт, потому что в этом регионе активно действует "Суть времени". Даже на новую администрацию довольно сильно "присели" из-за того, что это "бандеровский музей", потому что в "Перми-36" содержались активисты украинских национал-освободительных движений. Сейчас этот зал открыт, и нас туда провели. Экскурсовод там ляпнул про "10 расстрелянных бандеровцев". Мы попытались понять, что это вообще, от чьего имени он говорит, мы семь раз пытались задать этот вопрос администрации, но в итоге нас самих обвинили чуть ли не в провокации. Они боятся говорить об этом, явно "Суть времени" давит на них очень сильно, и они стараются избегать вообще упоминаний об украинском национал-освободительном движении".

Надежд на то, что такая политика нового руководства музея претерпит какие-то изменения после подписи Дмитрия Медведева под "концепцией увековечивания памяти жертв репрессий", практически нет, – говорит Егор Исаев. Скорее она станет для местных властей и руководства музея удобным способом для освоения выделяемых под нее средств:

"Концепция увековечивания память жертв политических репрессий" (текст, .pdf) – федеральная, и Пермский регион, по идее, должен ей подчиниться. Но локальная политика памяти сильно отличается от федеральной – взять Соловки или "Пермь-36". Губернаторы здесь – цари, и они сами решают, какой политики придерживаться. Якобы с губернатором Пермского края очень быстро был найден общий язык, он со всем согласился, но в прошлом году подобные переговоры тоже заканчивались в позитивном ключе, обещали сделать кучу всего. В 2012 году "Перми-36" было обещано по 400 миллионов рублей в год из бюджета на развитие музея. В итоге нам в этот раз представили "виртуальный шлем", который был разработан, видимо, за какие-то чудовищные деньги. Надеваешь его и как бы сидишь вместе со Стусом в карцере, а он подпирает голову рукой и смотрит в окно. Ты можешь "перемещаться" по комнате, смотреть, как и что устроено. Все это выглядит крайне технологично, но не совсем понятно, зачем это нужно, если есть реальный объект, куда можно зайти, посидеть, почувствовать весь ужас. Проекты такого рода можно делать тысячами, и деньги на них тоже можно пилить тысячами, вернее, миллионами".

Радио Свобода благодарит за предоставленные фотографии Елизавету Саволайнен