"Я не выполнял преступный приказ, так как не хотел идти против присяги, которую я принимал, и не хотел участвовать в боевых действиях на территории Украины". Это фрагмент расследования Газетой.Ru событий в Майкопской разведывательной бригаде.

По данным издания, несколько десятков контрактников сбежали с полигона в Ростовской области, испугавшись, что их отправят на Украину. Газета.Ru, побеседовавшая с военными и родственниками солдат, сообщает, что контрактники "жили в нечеловеческих условиях и их агитировали поехать добровольцами в Донбасс", и теперь против них "возбуждают уголовные дела, им грозит до десяти лет лишения свободы за самовольное оставление частей и дезертирство".

Представитель "Союза комитетов солдатских матерей" Валентина Мельникова говорит, что в ее организацию не обращались солдаты из этой части, но, по оценкам некоторых адвокатов, часть покинули около ста человек, при этом, по данным Министерства обороны, уголовные дела о самовольном оставлении части заведены только на четверых:

– Понятно, что люди отказывались ехать на Украину, поэтому уходили из части. На самом деле это уже было у нас в других, правда, местах.

– Военнослужащие оказываются в вилке: их судят за самовольное оставление службы, а они говорят, что опасаются попасть на Украину, но, поскольку никто не признает, что российские военнослужащие там вообще есть, то фактически они уходят от одного, судят их за другое, они оправдаться никак не могут.

– Все совсем не так. Во-первых, мы не знаем, судят или не судят, уголовные дела только возбудили. Я не очень поняла, чего так долго ждали, почему к нам никто не обратился. На самом деле никаких сложностей. Если они подавали рапорты, если они кому-то что-то публично говорили, то в любом случае есть причина, о которой они заявляли, что они отказываются ехать за границу незаконно. Поскольку отправка была назначена и на них никто не обратил внимания, они предпочли уйти. Правильно сделали. У нас такие истории уже были за этот год, мы уже год воюем с хвостиком. У нас были ребята, которые вообще не хотели туда ехать, когда им говорили офицеры: подпишите контракт, я вас отправлю в Луганск. Они отказались, но они не убегали. А потом, когда пошли уже осенью те, кто был в боевых действиях и которых хотели второй раз послать, они, конечно, уходили из части, приходили в Комитет солдатских матерей, и тех, кто хотел уволиться, прекрасно увольняли.

– Газета.Ru утверждает, что 23-летний рядовой Анатолий Кудрин из Майкопской разведывательной бригады за самовольное оставление службы уже получил полгода колонии-поселения, еще двое военнослужащих – под арестом. То есть, с официальной точки зрения, военнослужащие взяли и ушли.

– Это плохо работает защита. Я не отрицаю, что осужденный парень, может быть, ничего и не говорил, ничего не подавал. Трудно без документов, не общаясь с самими солдатами, делать какие-то выводы. Но если мы рассматриваем эту историю как историю людей, отказывающихся ехать воевать за границу, незаконно, на Украину, то там все элементарно, если все с самого начала делать правильно. Плохая защита, негодная, вот и все.

– Никто же не отдает приказ впрямую: вы отправляетесь на Украину. Нет таких приказов.

– Не по одному же их вызывают. Есть у нас в Оренбургской области большая часть, ребят собрали, дали им бумажку, в которой написано, что мы обязуемся ничего не разглашать, что мы обязуемся ехать на Украину. Не надо доказательств, что их направляли на Украину, достаточно, если человек об этом скажет, а дальше пускай доказывает следствие и суд, что он ушел, потому что поссорился с любимой девушкой. Никого из них не должны осудить. Если бы люди обратились вовремя к нам, мы бы все это пресекли в самом начале.

– Утверждается в некоторых случаях, что они писали рапорты, чтобы прервать контракт, но эти рапорты не принимали.

– Они солдаты по контакту. Они должны были пойти к своему гарнизонному прокурору. Если отправка на Украину неизбежна, то могли бы уволиться, если это только прикидки, то разрулили бы прокуроры по-другому. У нас есть орган, который следит за соблюдением законности, куда надо обращаться военнослужащим хотя бы формально. Это детский лепет. В воинской части есть строевая часть, канцелярия, которая обязана принимать документы под расписку. Что значит, не приняли? У них есть полковник, который занимается работой с личным составом, если полковник не принял у них рапорты, у них есть командующий армией, есть замминистра обороны по личному составу. Все боятся, не знаю чего. Бояться надо участвовать в незаконной войне, а больше ничего не надо бояться.

– Вы говорите, как должно быть. Судя по описаниям в Газете.Ru, выглядит все по-другому.

– Вспомните январь 1995 года, вспомните наше типовое заявление для тех, кто не хотел ехать в Чечню. 6,5 тысяч заявлений было только в нашей московской приемной. 12 тысяч человек отказались ехать в первую половину 1995 года. У нас никто не был осужден. Потому что есть совершенно четкие правовые юридические основания отказа. Не надо сидеть и не надо ждать, пока само рассосется, над обращаться в "Комитет солдатских матерей", само собой не получается. И тогда говорили про пленных, что они изменники родины. В прошлом году были два парня, рядовые Петр Хохлов и Руслан Гарафиев, которых объявили дезертирами, как только появились видеозаписи их показаний в СБУ, тут же на них возбудили уголовные дела по дезертирству. Мы работали с прокурорами, объясняли всем, что если человек в плену на Украине, он не дезертир и он не изменник родины. Защита должна работать грамотно. Если не знаете, что делать, обратитесь к нам, мы всегда поможем. Сейчас этот шум поднялся, может быть, кто-нибудь догадается обратиться. Потому что еще есть апелляционная жалоба в окружной суд. Это надо сделать правильно и не надо бояться.

– Описание самих солдат: их вывозят на некий военный полигон в Октябрьском районе Ростовской области под Новочеркасском...

– Куда переводят эту часть всю. Мне жены офицеров жаловались, что их майкопскую часть переводят с семьями офицеров, это еще хлеще.

– Они живут в тяжелых условиях...

– Живут в палатках без воды, без электричества.

– Как утверждает мать одного из солдат, он написал три рапорта об увольнении и не получил ни одного ответа. Легко себе представить, что в этой мешанине солдат не чувствует возможности достучаться ни до кого, ему никто не отвечает. При этом он не может утверждать, что его отправляю на Украину. Он полагает так, опасается.

– Давайте мы не будем за них рассуждать. Если мать говорит, что он три раза подавал рапорт, почему она не приехала, не взяла тот рапорт и не поехала к командующему округом в Ростов или к прокурору округа? Если она знала, почему она не позвонила нам и не сказала, что ее сын такой-то, воинская часть такая-то, подал рапорт, что он не хочет на Украину, или подал рапорт, что он хочет уволиться. Люди сидят и ждут. Меня в этой войне с Украиной с прошлого года приводит в ужас это сидение на месте и ничегонеделание, вместо того,чтобы энергично пытаться парней спасти и помочь им, и заодно войну как-то усечь.

– Чем вы это объясняете, почему такая апатия?

– Я определяю это как чисто психиатрический сдвиг, чисто медицинским фактором. Люди просто как маленькие дети не хотят предвидеть последствий своего бездействия. Система наша дерьмовая. У нас команда была дана не сегодня, не вчера и даже не 20 лет назад – посылать солдат "на фиг", чего бы они ни хотели. В госпиталь, если он умирает от болезни, в отпуск, если дома что-то случилось, такой рапорт – это неважно, все прекрасно знают, что система такая. Когда эти молодые люди подписывают контракт, они прекрасно понимают, с кем они его подписывают. Если что-то идет не так, если они понимают, что что-то должно быть по-другому, в конце концов, тебе не 10 лет, ты знаешь, что есть гарнизонный прокурор, ты знаешь, что есть прокурор округа, у тебя есть мобильный телефон, у тебя есть интернет в мобильном телефоне, свяжись с людьми, заяви, что ты не согласен. У нас за эти истории никого не бьют, никого не пытают, никого голодом не морят, никого в зиндан не сажают, у нас достаточно все вегетариански, но ребята должны быть поактивнее. Он могут вообще не упоминать про Украину. Контрактник имеет право расторгнуть контракт, есть линия – командир части, командующий округом, начальник Генштаба, замминистра обороны. Сам не можешь, пускай тебе помогут друзья, подруги, родственники рапорт твой подать, застолбить у прокурора. Если он ушел из части, тем более дома у него руки развязаны.

– Это сильно отличается от того, что было в 1990-е, когда во время чеченской войны родители активно спасали своих детей?

– Вот это меня и удивляет. Когда чеченцы говорили: пускай приедут родные, мы отдадим – мы людей оповещали, помогали ехать, были наши коллеги или родители, которые искали своих. Люди ехали тысячами, находили, хотя там бомбили, обстреливали, все кругом горело. Тут надо ехать в Ростовскую область, где не бомбят, не расстреливают, никто не взрывает. Почему они не едут, я не понимаю. Когда мне мама офицерская говорит: а не будет ли ему хуже? Я говорю: пожалуйста, выбирай – тебе привезут его в гробу или он останется в России, не будет он офицером, найдут ему работу. Куда уж хуже, чего они боятся, я не понимаю.