Пишет Роман Татаров. Он давний слушатель «Свободы», и пишет нам не первый раз. Где точно живет, не могу сказать: то ли в Днепропетровской области, то ли в Запорожской. «Уважаемый Анатолий Иванович! После прослушивания вашей последней передачи я задался провокативным для себя вопросом, а не распространяете ли вы в своей передаче про совок, сами того не подозревая, идею «русско-гундяевского мира»? Ведь если ваша аудитория - это бывший совок, то есть, русский мир, то, вещая на нее, вы опосредованно распространяете «русский мир». Не так ли?»«Не так, дорогой, не так, - ответил я ему, каюсь, грубовато, - Не мудрите, а напишите, что происходит вокруг. Не что думаете о происходящем - думать мы все горазды, а что происходит, мать честная, что происходит!» Читаю его ответ: «Вы спрашиваете, как обстоят дела тут, на востоке Украины. Вот я вчера получил повестку в военкомат. Отвечу просто: мне воевать надо. Роман» Спасибо, Роман, что откликнулись, мы, наверное, не совсем правильно поняли друг друга, во всяком случае, прошу прощения. Можно ли было подумать год с небольшим назад, что вы получите повестку в военкомат и напишете эти слова: «Мне воевать надо»? Стоит ли говорить, как буду рад получать от вас время от времени письма из армии.

Наталья, автор следующих строк, живет в США, она из России. Читаю: «Писатель (такой-то) смешно и грустно пишет о деревне тех краев, где живет, деревне, где земля давно не обрабатывается, она превратилась в сухостой, а сами деревни - в призраки на берегах красивых рек... Тысячи гектаров вымирающей земли, переходящие из небытия в небытие люди. К чему я это? А к тому, что эти тексты хорошо смотрятся на фоне успехов «Газпрома» и других экономических побед могучей как никогда России. Наверное, из этих призрачных поселений с одной лошадкой и одним трезвым возилой можно еще выкачать пару последних копеек и копыт на войну с Украиной, оставшееся отожмут Михалковы для Каннского фестиваля». Хотелось бы немного утешить эту женщину. Печаловаться о деревне, обвиняя в ее бедах власть, - древнейшее занятие. Милое, надо сказать, занятие, милое да и безобидное. Этого плача, к слову, хватало, да и хватает, и в самих Штатах. Дело, однако, в том, что без сокращения сельского населения до минимума человечество в нынешнем его виде не могло бы существовать. В России сельское население, к счастью, сокращается, как всегда и везде, но все еще слишком медленно. Брошенная земля, конечно, не вымирает, а превращается в залежь. Правда, она частично зарастает кустарником, но с нынешней техникой его, при необходимости, можно легко, хотя и не очень дешево, превратить в топливные брикеты и опять возделывать освободившуюся землю. Крестьянство как сословие – единственное, которое всегда и везде в мире сознавало и сознает свою историческую временность, историческую обреченность, если хотите. Не случайно сельская молодежь тянется в города – на простор, к огромному выбору занятий, развлечений и жизненных путей, к свободе и демократии, наконец. Город – это именно свобода и демократия, село – нечто противоположное по определению. С выкачкой копеек «из этих призрачных поселений» в России наших дней дело тоже обстоит не совсем так, как думается иному недругу «Газпрома». «Призрачные поселения» – это не источник «последних копеек» для российского бюджета, а скорее обуза. Человеколюбие требует помогать обреченным. Успешные страны/народы сегодня с этим справляются лучше, чем Россия, но вчера поступали почти так же жестоко. Вспомним хотя бы виселицы на дорогах Англии… Боли, кровь и грязь модернизации, осовременивания всегда и везде сродни болям, крови и грязи родов. Может сложиться мнение, что я защищаю современные русские порядки, что только показывает, какой это болезненный предмет.

«Уважаемый Анатолий Иванович! – следующее письмо, - В одной из своих передач вы огласили письмо деревенской жительницы Путину. Из Тверской, кажется, области. Она признается, что устала его защищать. Перед кем она устала его защищать, она нам не сообщила, и какие доводы приводит в защиту, осталось покрыто мраком неизвестности. Я хочу обратить ваше просвещенное внимание на другое. Не все в России устали защищать Путина. Более того, у него появились новые, очень солидные, обладающие большими возможностями защитники. Вам должны быть известны их славные имена. Хотелось бы, чтобы они прозвучали именно из ваших уст».

Автор верно говорит: в отличие от упомянутой деревенской жительницы, не все из видних москвичей устали защищать Путина. Более того, после убийства Немцова появились новые защитники. Они сообщают, что ряды высшего российского руководства уже не сомкнуты, а разбились на два или три отряда, которые дерутся между собою то ли за Путина, то ли против него, и что надо его защитить, потому что победить могут совсем уж плохие люди, настоящие головорезы. В эти путинские защитники записались Горбачев, Попов, Сатаров и далее вплоть до светских львиц с запахом самых дорогих духов и блуда, как выразился один слушатель «Свободы», ошибочно полагающий, видимо, что дорогие духи и блуд нераздельны. Тут вот что интересно. Они вещают так, словно представляют собою некую силу. Для них, кажется, само собою разумеется, что за ними в сумерках путинизма грозно чернеет некая когорта, чье выступление может что-то значить. Они, короче, думают, что могут повлиять на исход схватки за Путина. Воля ваша, но это был бы анекдот из анекдотов: сотням тысяч по призыву Горбачева выходить на улицу за Путина, чтобы его не спихнул какой-нибудь орангутанг. Это – как желать Николаю II многая лета на троне после Кровавого воскресенья. Кто-то и желал, но это ничего не изменило. Не знаю… Трудно мне представить, что вот выйдут на Красную площадь агитировать за Путина Горбачев, Попов, Чубайс – и за их плечами возникнет миллион или хотя бы сотня тысяч москвичей. С политиками бывает так же, как с гончими. Теряют чутье. Заваривается нюх. Люблю это сравнение. Гончая теряет свои таланты, когда ей дадут похлебать чего-нибудь слишком горячего.

Пишет господин Петров: «Сама идея равных прав мужчин и женщин на Западе смертельно опасна для мусульманской цивилизации. Идея свободы и демократии подрывает основы цивилизации рабов и господ в России. Переход пограничной Украины в западную цивилизацию смертельно опасен для «Русского мира»". В связи с этим письмом уместно заметить, что равноправие полов медленно, но верно проникает в самую гущу мусульманских народов. Именно в гущу. Об этом неоспоримо свидетельствуют произведения их лучших писателей. Так, между прочим, было и в России. Под конец советской власти больше всего реального, житейского равенства полов было в русских рабочих семьях, в русском, подчеркну, рабочем классе, причем, особенно в семьях высококвалифицированных рабочих. Этим они не отличались от семей русской же научно-технической интеллигенции. Я об этом с удовольствием тогда писал, с большим удовольствием. О чем только не писал с удовольствием! Хочу вернуться к разговору о деревне и о земле в связи с предыдущим письмом. Порочность российского общественного устройства бросается в глаза. Она обильно питает наш «неврастенический протест против жизни», как выразился когда-то экономист-классик. При этом Россия ежегодно входит в число крупнейших мировых продавцов зерна. Бывает, делит третье-четвертое места с Украиной – тогда впереди них, на минуточку, только США и Евросоюз. Россия – в числе крупнейших житниц планеты. Имея это в виду, не устаю говорить себе, что Россию полезно не только оплакивать, но и знать. Что касается русской деревни, то никто не знал и не знает ее хуже, чем лучшие писатели-деревенщики. Таким был и сам Лев Толстой. Это естественно: слезы умиления и горести застилают глаза. А какая замечательная деревенская литература была в Штатах! Только жизнь, к счастью, шла своим путем, не тем, который указывали ей сочинители, тот же, к примеру, Генри Миллер. «Мне невыносима мысль, укоренившаяся в сознании обывателя, что Америка – это надежда всего мира», - такими высказываниями он всю жизнь дразнил соотечественников и заграничных поклонников его родины, а мир тем временем продолжал возлагать на нее надежды. Возлагает и сейчас. Думаю, мир в данном случае знает, что делает.

Пишет господин Козловский из Москвы, он физик. Читаю: «Вы, наверное, помните имевшую место несколько лет тому назад шумную историю с "английским камнем": британская разведка якобы принимала электронные донесения шпионов, ретранслировавшиеся через устройство, вмонтированное в покрытый мхом валун в скверике у посольства. После непродолжительной кампании, инициированной НТВ, все стихло. Лишь через несколько лет промелькнуло сообщение о неком отставном деятеле британской разведки, подтвердившем существование такого экзотического канала связи. Помню, меня просто поразила бессмысленность такого устройства на фоне современных средств коммуникации. А недавно рассказали замечательную историю времен Второй мировой войны. Немцы где-то в Бельгии соорудили фальшивый аэродром, неидеально замаскировав фанерные самолеты ветками. Англичане, расшифровав результаты аэрофотосъемки, прислали бомбардировщики и разбомбили аэродром... деревянными бомбами. Англичане, они и на войне англичане! Так вот, подозреваю, что британцы здорово развели российских чекистов с этим "английским камнем". Включая комментарий отставного разведчика, который без тени улыбки подтвердил… Конечно, ни подтвердить, ни опровергнуть эту догадку нельзя, но ведь это англичане», - пишет физик Козловский. «Терпеть не могу вашу нацию, - сказал я как-то за выпивкой одному англичанину. Тот поперхнулся. «Потому что, - продолжил я, - какую бы умную мысль я ни обнаружил в своей голове, рано или поздно окажется, что она высказана каким-нибудь англичанином лет двести, если не триста, назад».

Просят огласить «Стишок» Юрия Гордиенко. Произведение так и озаглавлено: «Стишок».

Крошка сын к отцу пришел

и спросила кроха:

- Папа, че там у хохлов?

- Б**, да все там плохо.

- Пап, у нас же дом горит! –

сообщил пацанчик.

- Ты х**ню не говори,

тут фашисты скачут!

- Папа, ты ж сидишь в говне,

в хлам бухая мама!

- Это сделал Яценюк

и Барак Обама!

- Папа, где твоя нога?

Где ты был все лето?

- Был я в отпуске, сынок,

отравился где-то.

- Пап, а как же пол-лица?

Ты же весь в ожогах!

- Рот закрой, смотри ТВ.

У хохлов все плохо!

- Па, давай возьмем кредит,

купим классный велик.

- Не неси мне тут х**ни,

громче сделай телек!

У Юрия Гордиенко, написавшего этот стишок, употреблено более крепкое слово, чем «х**ня», но он позволил мне его смягчить. Я специально связался с ним по этому поводу, и он ответил: валяйте, мол. Еще одно слово я заменил по своему произволу, без согласования с автором, уж извините, Юрий. Да, и подсократил.

«Дорогой Анатолий Иванович! – пишет Лев Злобин. - Вы едва ли не единственный человек, который может мне по-простому объяснить, что такое апперцепция, с которой сейчас носится всякий, кому не лень. Я почему возлагаю надежды на вас? По той причине, что вы, как мне давно кажется, сознательно и упорно избегаете иностранных слов и научно-канцелярских выражений. Предупреждаю вас, что я внимательно прочитал, что говорится об апперцепции в справочных изданиях. И все равно это не снимает моей потребности услышать ваше толкование или объяснение».

Ваш вопрос, Лев, отчасти действительно злободневен. Об апперцепции и перцепции невольно думается над почтой Радио Свобода, особенно когда следишь за сражениями крымнашистов и намкрышистов. Все, что знает обычный человек, он сам не знает, откуда знает. Он живет со случайным набором сведений. Сортирует он их бессознательно. Раскладывает на две кучки. В одной кучке – сведения, которые ему нравятся, в другой - которые не нравятся. Которые не нравятся, те перестают для него существовать или получают метку враждебных. Которые нравятся, те наоборот, становятся ему бесконечно дорогими, ему начинает казаться, что он с ними и на свет появился, такой умный. То есть, на его отношение к получаемым сведениям, к явлениям, фактам и подробностям окружающей действительности влияют его натура и прошлый опыт. Он представляет собою губку, которая пропитана всем, что он получил в течение жизни. Восприятие человеком всех и всяческих вещей обусловлено тем, что он собою представляет, что он за фрукт. Это и есть апперцепция. Перцепция же (без «ап») дается человеку, стоящему ступенькой выше. Он сознательно добывает сведения об интересующем его предмете и не делит их на те, которые ему нравятся и которые не нравятся, - он принимает их как они есть. Таких людей очень мало, но только с ними стоит обмениваться мнениями и даже иногда спорить. С человеком же апперцепции лучше всего общаться, как с ребенком. Тут важно войти в доверие. А чтобы найти общий язык с человеком перцепции, не обязательно нравиться друг другу. Содержание сведений, которые вы получаете от такого собеседника, ведь не зависит от того, нравится он вам или нет. Вы это понимаете, для вас это аксиома, из нее исходите, и он поступает так же. Для российского телевидения существуют только люди апперцепции. Люди перцепции его не интересуют, их ведь на мякине не проведешь. Таких в России немало – процентов пятнадцать.

К следующему письму приложена открытка, на которой русский ветеран Второй мировой войны в виде старичка-боровичка. Читаю письмо, пишет его не ветеран, но довольно пожилой человек: «Меня умилила эта открытка. Мы помним фронтовиков, Анатолий, еще не дряхлых. Это были разные люди, но ни один из них и во сне не видел себя Дедом Морозом. А россиянам нужны именно такие образы. На улицах не видел, правда, особо праздничного настроения. Местами продавали пилотки. Хочется попраздновать, но не очень празднуется. Детишки в пилотках, как крашеные яйца или елочные игрушки. Страна давно живёт своей новой жизнью. Убогой, надо сказать, хотя и далёкой от тех трагедий и ужасов. Что-то хочет вспоминать, чем-то гордиться, но не получается», - такая печальная правда в этом письме. Власть властью, но люди и сами хотят чем-то подпереть, на что-то опереть свое национальное чувство, а выходит как-то натужно, То ли надежной опоры не могут найти, то ли с чувством какая-то незадача: нет положительного национального чувства, такого, чтобы оно могло обходиться без подпорок в виде выдуманных врагов. Письму, которое я вам читал, предпослан эпиграф из Высоцкого: «И друзей успокоив, и ближних любя, мы на роли героев вводили себя».

Об этом – в следующем письме: «Наша империя всегда держалась на лжи. Но это можно в изоляции. В эпоху формирования нации роль колючей проволоки банально играли дальние расстояния. 0торванность от прочего мира. На гужевом транспорте в Италию не наездишься. С годами поддерживать изоляцию становилось всё труднее. Так или иначе выплывает правда. А она несовместима с жизнью Московии. Как рана в лоб или в сердце пулей. А многим хочется зацепиться... 3а комфортную брехню, мифы. Но они тают. И цепляются люди за эти ленточки-тряпочки, беспомощно хватаются, жалко», - говорится в письме. Конечно, жалко. Всегда за что-нибудь цеплялись – за что-нибудь, как говорится, не имеющее отношения к делу, и будут цепляться. Но это, конечно, слабое утешение.

Пишет Сергей Платонов, не знаю, откуда и кто он. Читаю: «Увидел заголовок среди новостей: «Британская пресса полагает, что исход выборов в Великобритании будет иметь последствия для всего мира». Представил себе картину. Прилетаю я, ну, скажем, в Рио или в Бангкок, захожу в бар, выпить с дороги пивка. Смотрю, половина публики бухает мрачно, другая - весело. Назревает драка. Спрашиваю бармена, в чем дело. «Да выборы же прошли в Англии». Подход британских щелкоперов - мания величия и провинциализм. Так – со всем евроатлантическим миром. Он думает, что вся жизнь планеты Земля сводится к территориям, где около миллиарда человек. А всего людей уже больше семи миллиардов. Когда Радио Свобода последний раз говорило, например, про Бангладеш? А народу там побольше, чем в РФ... Китайские газеты, по крайней мере, англоязычные, выглядят гораздо более сбалансированными, чем российские, европейские или американские. Там, как ни странно, Китай пупом земли не выставляют. Хотя по всем параметрам, от численности населения до протяженности культурно-письменной истории, первая нация планеты, конечно же, китайцы. Гулял как-то по деревне, во дворе собаки, здоровенная кавказская овчарка и штук восемь шавочек. Шавочки прямо исходят лаем, а кавказец тихо лежит и смотрит. Так вот и Китай. Хотя, разумеется, все вышесказанное относится к политизированным элитам. Понятно, что нормальные люди хоть в Китае, хоть в Англии, хоть в России или США живут своей жизнью, радуются, как умеют, страдают, когда иначе не получается, держат удары судьбы или падают под ними, а какие-либо выборы где-либо им глубоко безразличны. Как, впрочем, и мне: вот описанный выше феномен интересен, а сами по себе выборы, хоть в Англии, хоть в любой другой стране – дискуссии их участников скучны, а результаты несущественны», - пишет Сергей Платонов. Во многом он, по-моему, прав. Мания величия, кто бы ею ни страдал, отдельный человек или целый народ, нередко соседствует с чувством неполноценности. Зрелище это жалкое или смешное, или жалкое и смешное одновременно, а иногда и жуткое: это когда людей вдруг потянет на войну, свести счеты с кем-нибудь или просто поиграть бицепсами, приступ куража, мрачного молодечества. А исход последних выборов в Англии радует, во всяком случае – меня. Мне нравятся не столько сами консерваторы, которые победили, сколько их знамя, идеал. Даешь низкие налоги, и пусть каждый заботится о себе сам, кроме совсем уж беспомощных. До этого далеко, как до всякого идеала, но противоположный, левый, идеал мне совсем не подходит: отнять и поделить. Левые так не говорят, даже обиженно возражают: не надо, мол, выставлять нас такими глупцами, не хотим мы всего отнимать и делить, но идеал-то, под которым они морочат людям голову, - этот, черного кобеля не отмоешь добела.

Письмо из Америки: «Давно вам не писал. Надеюсь, что вы живы и здоровы. У вас там бушуют страсти. Война. Люди режут друг дружку. А у меня здесь, под защитой дяди Сэма, только что отцвели тюльпаны и нарциссы, и начинают цвести розы, - письмо пришло 11 мая, это к сведению дотошных слушателей (их немало, надо сказать). - Первая роза сезона пятнадцятого года, - возвращаюсь к письму. - Двойной белый куберт, расцвела сегодня вечером. Пошел на задний двор поливать рассаду огурцов и увидел, что расцвела. Белый куберт - это одна из самых плодовитых роз моего хозяйства. У нее очень сильный аромат, напоминает дикую розу - шиповник. Этот сорт был выведен в городке Куберт на севере Франции. Оттуда он и получил название. За кубертом мощно вступят розы «Абрикосовая конфетка» и «Королева Швеции» с её родственницей, розой сорта боскобель. Спустя примерно неделю к ним присоединятся розы сортов «Нокаут» и «Двойной нокаут». Еще через неделю, вступят розы «Вишневый мусс», «Олимпиада в Лос-Анжелесе и «Дон Жуан». Первую волну цветения завершат розы «Горячее какао», «Летающий попкорн» и «Мисс Остин». И, наконец, расцветет роза сорта «Парадиз», которая сильно пострадала от морозов, и она пока только просыпается от спячки. Ну, а потом пойдет вторая волна. Вот так мы тут и живем, "и от Цезаря далеко, и от вьюги", - это автор приводит слова из стихотворения Бродского. Плиний Старший пишет римскому другу, почему обитает «в провинции, у моря», а не в столице, где пришлось бы «лебезить, трусить, торопиться». Спасибо за письмо, Михаил. По состоянию на 11 мая в моем хозяйстве дела обстояли, конечно, иначе. Доцвели вишни, поднялась трава, зажелтели одуванчики, исчез запах овец, поскольку я избавился от них до осени – переселил на остров в пойме Ворсклы в одном хитром, почти никому в округе неведомом, закутке Гетманского заповедника. Там им будет действительно «и от Цезаря далеко, и от вьюги». Живу я, да будет тебе известно, в аккурат в этом заповеднике, я его не выбирал – просто так в XVII веке расположилось мое село.