Иван Толстой: В эфире программа C'est la vie. Непериодические разговоры с Андреем Гавриловым. Здравствуйте, Андрей!
Андрей Гаврилов: Добрый день, Иван!
Иван Толстой: Как говорится, третий день пьем за здоровье прекрасных дам. Вечная загадка, почему почитание прекрасного пола ограничено единственным днем в году. Как бы то ни было, такой день существует, и мы пользуемся случаем поздравить любимых, неотразимых и просто очаровательных дам, поздравить по-своему, а именно продемонстрировать, какие они талантливые в музыке. Мелос, Андрей, это ваша стихия, а я буду как следователь выяснять обстоятельства дела. Андрей Гаврилов, говорите правду, всю правду и ничего, кроме правды: какая самая первая женская песня, дошедшая до нас в записи?
Андрей Гаврилов: Для начала я сразу отвергну само понятие женской песни. Я, честно говоря, еще могу допустить наличие дамских романов, но женские песни, мне кажется, это притянуто за уши шовинистической половиной населения. В принципе, нет женских песен, мужских песен, есть женские и мужские голоса — это да. Есть песни, которые лучше получаются у женщин, есть песни, которые лучше получаются у мужчин, и то не всегда. Поэтому я чуть-чуть, Иван, исправлю ваш вопрос: какая самая первая запись женского голоса до нас дошла.
Иван Толстой: Если вы такой политкорректный, то ради бога, пожалуйста.
Андрей Гаврилов: И вот тут я должен буду, очевидно, вас поразить. Самая первая запись женского голоса — это, судя по всему, вообще самая древняя запись, которая дошла до нас и которую смогли прослушать. Есть такое уточнение, потому что теоретически можно допустить, что найдется какой-нибудь еще более ранний образец звукозаписи, но прочесть который будет невозможно в силу разных причин: он плохо сохранился или неизвестно, как его воспроизвести, и так далее.
Так вот, есть запись, которую смогли прочесть. Я вам немножко о ней расскажу, потому что это действительно очень интересная история. Запись датируется 9 апреля 1860-го года, то есть, если я не ошибаюсь, за полтора года или может быть чуть меньше до отмены крепостного права на Руси. Это никак не связано с историей нашей страны — это просто помогает составить какую-то хронологическую таблицу, которую я всегда любил рассматривать. В одной стране обсуждается, нужно ли давать свободу крестьянам, а в другой стране в этот момент человек по имени Эдуар Леон Скотт де Мартенвиль (хорошее имя, мне очень нравится) придумал прибор, который он назвал фонавтограф или, точнее, фонотограф, если произносить его на французский манер, ибо этот человек был из Парижа, и он жил в доме номер 9 по улице Вивьен в 9 аррондисмане, сейчас прямо в центре возле биржи. Я не знаю, сохранился ли этот дом, я знаю, что если залезть на сайты, посвященные отдельным улицам Парижа, то на улице Вивьен много всяких исторических домов, исторических памятников, но я что-то не нашел ни одного упоминания о том, чтобы там жил человек, который впервые записал звук, который мы можем сегодня послушать.
Эдуар Леон Скотт де Мартенвиль вообще музыкой не интересовался в принципе, он был печатником и торговцем книгами. То, что он был изобретатель, как-то не очень соотносилось с его работой — это было скорее как хобби. Но он столкнулся с тем, что любые записи стенографии, которые существовали в то время, я, кстати, не знаю, может быть, и сейчас, хотя, думаю, сейчас с этим положение уже получше, любые системы стенографии не могли считаться стопроцентно надежными. Он столкнулся с тем, изучая разные документы, что там в одном месте было пропущено одно слово, в другом другое, и так далее. И он решил придумать прибор, который заменит стенографистку. Повторяю, не музыка его волновала, а только прибор, документирующий устную историю. То есть это прямо ваш предок в чем-то, Иван, человек, который с помощью звукозаписи мечтал сохранить если не историю, то, по крайней мере, окружающую его действительность. И первая запись, которую он сделал, которая до нас дошла, до нас дошла единственная пока запись на фонавтографе, — это запись того, как неизвестный женский голос поет фрагмент французской детской песенки «В лунном свете». Вот ее как раз мы и можем сейчас послушать, разумеется, без претензий к качеству. Напоминаю, что эта запись была сделана за 10 лет до рождения Владимира Ильича Ленина, если хотите другую хронологическую таблицу.
(Песня)
Андрей Гаврилов: Это был неизвестный женский голос, записанный в 1860 году французским изобретателем Эдуаром Леоном Скотт де Мартенвилем. Идея этого изобретателя была абсолютно чиста, он придумал прибор, который должен был записывать звук, а если точнее, записывать изображение звука на фольге. Но у него не было прибора, который мог бы воспроизвести звук. Честно говоря, я не знаю, то ли он собирался его придумать попозже, то ли он придумал, как считывать изображение звука. Принцип был такой же, как практически в современной звукозаписи, то есть была диафрагма, был кусочек фольги, на которую был нанесен тонкий слой сажи, был острый предмет, игла, как мы теперь говорим, который в связи с колебаниями звука оставлял что-то похожее на осциллограмму. И вот, честно говоря, как он дальше собирался с этим работать, по-моему, никому так и неизвестно. И только теперь с помощью цифровых методов был прочитан этот фрагмент, который мы с вами только что прослушали.
Иван Толстой: То есть, получается, Андрей, еще неизвестно, смог ли этот парижанин прослушать результат своей записи?
Андрей Гаврилов: Я даже не знаю, собирался ли он слушать или он просто хотел из них делать ролики, потому что складывать невозможно, тогда портится запись. Я не знаю его целей, я только знаю, что это изобретение не принесло ему никаких денег, он вскоре это забросил и продолжал торговлю книгами.
Вы знаете, вокруг него много легенд. Вокруг него ходит легенда, что он приехал в Америку со своим изобретением и записал Линкольна. Но, судя по всему, это абсолютная легенда, которая выросла уже на его имени, на этом его изобретении. Потому что когда пытаешься сопоставить даты его жизни, даты его пребывания в Америке, выступления Линкольна и так далее, получается, что никак он не мог это сделать, ни Линкольна, ни Франклина, никого он записать не мог. Тем не менее, такая запись есть.
Но самое ужасное, Иван, мы сейчас ее прослушали, мы выяснили с вами, что женский голос, можно сказать, дал толчок всей индустрии звукозаписи, но мы до конца не знаем, женский это голос или нет, вероятность 50 на 50, как со встречей с марсианином. Если вы выйдете из дома у себя в Праге, вы встретите марсианина? Или да, или нет. Так вот так примерно и здесь. Дело в том, что в Беркли смогли прочесть эту запись, но пока еще толком не могут определить скорость, с которой эта запись делалась, соответственно, скорость, с которой нужно эту запись воспроизводить. И примерно половина исследователей, они как раз разделились практически пополам, считает, что скорость неправильна, она завышена в два раза и если ее прокрутить, прослушать в два раза медленнее, мы услышим мужской голос и, вполне возможно, это сам изобретатель Эдуар Леон Скотт де Мартенвиль. Я, правда, не очень понимаю, какие проблемы, почему это нельзя сопоставить с ритмом, темпом мелодии песни. Наверное, проблема более серьезная, чем мне кажется.
Иван Толстой: Да мне, честно говоря, показалось, что вполне скорость нормальная и как раз песенка всеми узнаваемая.
Андрей Гаврилов: Вот с этого все и началось.
Иван Толстой: Хорошо, Андрей, это какая-то древняя история, но поясните, пожалуйста, и нашим слушателям, которые могут быть такими же серыми, как я, уж мне во всяком случае, за сколько лет до изобретения валиков Эдисона это все произошло?
Андрей Гаврилов: По-моему, это лет за 15-17, хотя Эдисон знал о работах Эдуара Леона Скотт де Мартенвиля (мне очень нравится произносить все это имя целиком), тем не менее, он пошел немножко по другому пути, он записывал не изображение звука, а сам звук с целью его воспроизведения. Поэтому ни в коем случае изобретение этого француза не умаляет славу Эдисона.
Иван Толстой: Ну хорошо, запись непонятного голоса, имя поющего или поющей тоже неизвестно, а можно ли вас попросить назвать имя действительно известной, точно зафиксированной женщины, которая спела самую старую имеющуюся запись или, может быть, самую распространившуюся?
Андрей Гаврилов: Вы знаете, в общем, нет. Потому что если попытаться определить это каким-то образом с помощью современных методов исследования, то есть интернет я имею в виду, вам выбросят самые разные ссылки. Но все дело в том, что никто в то время не думал, что надо фиксировать данные. Вот, например, первая запись женского пения в России была сделана, если я не ошибаюсь, в 1886 году, по крайней мере, так гласит каталог российской грамзаписи, вышедший в то же время, там целых 10 наименований в этом каталоге, там есть названия произведений, из чего мы можем сделать вывод, что запись была сделана женским голосом, но нет имен и фамилий тех, кто это записывал. Там написано просто: артисты Мариинского театра. Дальше идет перечень из четырех или пяти арий, песен, среди которых «Ты не шей мне, матушка, красный сарафан». Я готов поклясться, что не мог мужчина спеть в то время эту арию, просто настолько она из женского репертуара, что здесь нет никаких сомнений, что это была именно запись женского голоса. Но найти ее, чтобы вам показать, я, честно говоря, просто не смог. Может быть она сохранилась, может быть я неправильно искал, но в доступных мне источниках я ее найти не смог.
Но с другой стороны, я нашел другую песню, Иван, которая, я думаю, вам будет небезынтересна. Вы как-то спросили меня в разговоре, кто самая древняя или кто самая первая женщина-композитор. Честно говоря, я подумал о том, что это вопрос, который не имеет ответа, потому что начнем с каменного века, любая мама троглодита могла напевать ему что-то типа колыбельной, только что придуманной. Но выяснилось, что я говорю глупости, что на самом деле есть человек, есть женщина, которая считается первым композитором или самым древним композитором, произведения которого или которой исполняются вплоть до нашего времени. Более того, с ней тоже связана фантастическая совершенно история.
В IX веке нашей эры жила такая Кассия Константинопольская, то есть она Константинопольской стала уже позже, она называлась просто Кассия, она была византийская поэтесса, композитор, гимнограф, то есть автор церковных гимнов, более того, она была монашкой. С ней связано много интересных историй, начиная с того, что она была участницей может быть первого нам известного конкурса красоты. Дело в том, что поскольку император в то время не имел жены, ему был устроен показ красавиц, он выбрал Кассию, поскольку она всех затмила своей красотой. Но когда он к ней подошел, чтобы проверить ее, как бы у нас сейчас сказали, IQ, то есть коэффициент умственного развития, он выдал ей что-то подобие эпиграммы. Он сказал: «Как странно, вы такая красивая, хотя все знают, что благодаря женщинам появилось все самое подлое», имея в виду прегрешения Евы. На что Кассия ему немедленно ответила: «Благодаря женщине появилось все самое прекрасное», и указала на изображение Иисуса, тут же отождествив слово «женщина» и понятие Девы Марии. И она ему отказала этой фразой, поскольку он вдруг понял, что она не готова ему подчиниться. Он взял себе в жены другую женщину, о чем всю жизнь потом жалел. Она ушла в монастырь и писала свои гимны. Однажды она сидела в монастыре, писала гимн, вдруг раздался шум, все забегали, выяснилось, что приехал император. Он все это время был в нее влюблен и хотел с ней повидаться. Она спряталась в шкафу от него, она боялась, что возникнет конфликт между ее чувствами и ее долгом послушницы. Он вошел в ее комнату, она спряталась поспешно, не успев убрать то, чем она занималась, и увидел на столе бумагу, она, наверное, на бумаге писала, хотя сейчас сказал и запнулся, перо и строки того гимна, который она сочиняла. Он прочел его внимательно, дописал одну строку и вышел из комнаты. Считается, что он ее заметил, он заметил, что дверца шкафа приоткрыта, но решил не смущать ее своими дерзкими словами и больше они никогда не виделись.
Она вышла из шкафа, прочла то, что он написал, не вычеркнула, дописала окончание гимна и именно в таком виде гимн Кассии и вошел в историю. Он исполняется до сих пор в православных, в частности, в греческих службах. Он называется Гимном падшей женщины, поскольку в этом гимне рассказывается о том, как падшая женщина омывала ноги Христу. И считается, что очень забавно, что это действительно гимн во славу падших женщин. И все работницы, а недавно еще к ним присоединились работники секс-индустрии, именно в этот день наполняют собой храмы Греции, чтобы послушать этот гимн.
Я могу вам, Иван, дать послушать фрагмент этого гимна. Напоминаю, что он был написан в IX веке, дошел до нас и исполняется до сих пор.
(Музыка)
Иван Толстой: Куда скакнем, шагнем, Андрей, из IX века?
Андрей Гаврилов: Я думаю, сразу в век XIX-XX, в Россию. Надо все-таки сказать, мы говорили о том, что творилось у нас в звукозаписи и вообще в женском исполнении, женском вокале, но как-то мы дальше этого не пошли. А ведь на самом деле у нас есть много чего интересного. Кстати, вы знаете, кто был первым российским профессиональным композитором среди женщин? Это была Валентина Серова, мать художника, кстати, тоже своего тезки Валентина Серова. Она написала несколько опер, кстати, в одной из них пел сам Шаляпин. Я думаю, мы слушать Валентину Серову не будем, мы послушаем другие примеры звукозаписи.
Когда говоришь о начале звукозаписи, особенно женкой звукозаписи в России, сразу возникает несколько имен, одно из них — это Варя Панина. Варя Панина, Варвара Васильевна Панина начала петь в цыганском хоре ресторана «Стрельна», что неудивительно, потому что она родилась в семье цыган, цыганских конеторговцев. Начиная с 1902 года, то есть в возрасте 30 лет, она начала давать концерты уже на сцене. Первый ее концерт прошел в петербургском зале Дворянского собрания. До нас дошло чуть более 50 записей Вари Паниной. Романс «Всегда и везде за тобою».
(Песня)
Андрей Гаврилов: Это был романс «Всегда и везде за тобою» в исполнении Варвары Паниной, которую Александр Блок, кстати, в своем дневнике называл «божественной». Он в дневнике написал: «Сидели мы с Ремизовым, заводили граммофон, все больше Варю Панину». Это как раз то, Иван, что мы сейчас с вами делаем.
Иван Толстой: Пока мы не слишком далеко ушли из столь давней эпохи, я хотел напомнить, что слово «шантрапа», звучащее для многих до сих пор загадочно, имеет русское происхождение, несмотря на свою явную французскую фонетику, да и этимологию. Слово «шантрапа» имеет прямое отношение к теме нашей сегодняшней передачи. У графа Шереметева, у одного из представителей знаменитого рода, был крепостной театр, куда записывали своих крепостных девушек. Приезжали известные художники, музыканты, композиторы, исполнители к этому знаменитому и хлебосольному графу, и он показывал мастерство и даровитость своих крепостных актеров. И, конечно, среди них были и певцы. И вот когда приводили очередную девушку на пробу, и она пела какую-нибудь песню по заказу кого-то из гостей, кто-то говорил, что она подходит для театра, а кто-то - что не подходит и петь не сможет. Говорили они между собой, конечно, по-французски, говорили «шантра-па» (chantera pas), то есть «петь не будет». И вот девки, конечно, запоминали это слово «шантрапа», то есть черт знает что, непутевая.
Конечно, тогда никаких фонографов не было, и мы с вами сегодня не сможем услышать, к сожалению, даровитых крепостных актрис.
Андрей Гаврилов: А было бы забавно, такой конкурс «Алло, мы ищем таланты» где-нибудь там, не знаю, в Самарской губернии. Не знаю, как в Самарской губернии, но на самом деле я вам хочу представить сейчас, Иван, следующую певицу и, думаю, что вы о ее судьбе знаете наверняка не меньше, а больше меня, потому что, по-моему, вы интересуетесь вот этой тематикой, а если вдруг нет, если не знаете, то я буду счастлив вам открыть глаза на эту страничку нашей истории, но, боюсь, что вы все-таки знаете. Я хочу сказать про Надежду Васильевну Плевицкую.
Иван Толстой: Есть такая дама с жутко драматической приключенческой судьбой.
Андрей Гаврилов: Совершенно верно, которую Николай Второй называл «курским соловьем». Она выступала в Большом зале консерватории. Кстати, она родилась в 1884 году, а оборвалась ее жизнь в 1940-м. Это важно для нашего рассказа. Так вот, она выступала в Большом зале консерватории, дружила с Шаляпиным, выступала при императорском дворе. И Александра Федоровна, императрица, за ее пение подарила ей бриллиантовую брошь. Ее обожал слушать Николай Второй, тот самый который прозвал ее «курским соловьем». И по рассказам очевидцев, слушая Плевицкую, император низко опускал голову, по лицу его катились слезы.
После революции Надежда Васильевна Плевицкая оказалась в эмиграции, в Германии и во Франции. Ее последним мужем стал генерал Николай Скоблин. В 1930-м году, и вот тут начинается драматичность повествования, она стала агентом НКВД, и в 1937 году была арестована французской полицией и осуждена французским судом на 20 лет каторги за соучастие вместе со своим мужем в похищении в Париже белого генерала Евгения Миллера. Сразу после этого ее муж Николай Скоблин бежал из Франции и каким-то образом погиб в Испании, каким-то образом, насколько я понимаю, толком до сих пор не очень понятно. А она оказалась действительно на каторге, она написала прошение о помиловании президенту Франции, который ей в этом отказал. И она умерла в 1940 году в женской тюрьме Ренна как раз в то время, когда Франция была оккупирована Германией. Если я не ошибаюсь, то существует рассказ Набокова, посвященный ее судьбе, и фильм Рико Ромеро «Тройной агент».
Иван Толстой: Да, рассказ Набокова называется «Ассистент режиссера», она там фигурирует под именем Славской. А умерла она действительно в реннской тюрьме, у нее началась гангрена ноги, ногу пришлось отрезать. Ее посещал там комиссар французской префектуры, который отвечал за русские дела, причем не только при фашистах, при оккупантах, но отвечал еще задолго до этого. Фамилия его была Алексинский. Он был известен тем, что необычайно помогал русской диаспоре, был известным человеком и очень уважаемым. Когда-то, лет 15 назад, на наших волнах в программе «Поверх барьеров» мне удалось дать фрагмент записи беседы с Алексинским, который рассказывал о посещении Плевицкой в этой тюрьме в Ренне осенью 1940 года. Она исповедалась ему. Он был не один, там был еще какой-то священник, но был и какой-то другой представитель французской префектуры. Но самое главное, что она с ним разговаривала по-русски, и он задавал ей самые-самые последние и важнейшие вопросы. Он просил ее теперь уже, когда поздно, когда все равно ей светит 20-летняя каторга, сказать, как на духу, действительно ли она участвовала в этом преступлении. И она все отрицала. Почему она отрицала, мы со свечкой не дежурили, мы не знаем, что было в ее душе, у женщины, для которой все закончилось, муж бежал, началась война, нога одна отнята, карьера закончена, чудовищная, такая драматическая судьба.
Во всяком случае, был в нашей программе на волнах Радио Свобода свидетель последних дней Надежды Плевицкой. А эту запись с Алексинским сделал известный парижский собиратель, он в основном известен как собиратель старых фотографий, Андрей Корляков. В московских магазинах, да и в других городах мира можно найти его огромные, очень дорогие, но они стоят того, дивные альбомы со старинными фотографиями, где он сам их обрабатывает на компьютере и печатает в самых лучших европейских типографиях. Каждый такой альбом — это изумительный подарок любому любителю старины, русской истории, истории русской эмиграции.
Андрей Гаврилов: Когда я вас слушал, я подумал, что мне, честно говоря, немножко жаль, что такое же усердие, такое время, такие же силы не посвящены реставрации звука.
Иван Толстой: Да, Андрей, понимаю, что вы говорите, поддерживаю.
Андрей Гаврилов: Потому что когда слушаешь записи, например, начала века американских джазменов, есть среди них некоторые, которые вычищены в самом лучшем смысле слова, и не испорчены этим, но они вычищены настолько, что тебе кажется, будто они были сделаны, если не вчера, то год назад, ну 10 лет назад, а отнюдь не сто лет назад. Если бы кто-нибудь поработал с нашими звуковыми архивами, наверное, это было бы здорово. Но пока этого нет, давайте послушаем песню «Бродяга» в исполнении Надежды Плевицкой, о которой мы столько с вами говорили, в том виде, в котором она может быть нами представлена. Надежда Плевицкая, песня «Бродяга».
(Песня)
Андрей Гаврилов: Это была песня «Бродяга» в исполнении Надежды Плевицкой, певицы, возможно, с самой драматической судьбой из всех героинь нашего сегодняшнего разговора. Если говорить о певицах, если говорить о женщинах-музыкантах, то на самом деле первое, что мне пришло в голову, — это отнюдь не профессиональная певица, а киноактриса, правда, которая пела в сопровождении практически целиком женского оркестра. Я думаю, не нужно много усилий, чтобы сообразить, что речь идет о Мерлин Монро и оркестре, состоявшем из женщин, из кинофильма «В джазе только девушки». Тем действительно, если вы помните, на экране только дамы играют, за исключением двух героев, которые переоделись в женщин, скрываясь от мафии. Настолько большим успехом до сих пор пользуется, как теперь говорят, этот формат, что в Америке даже появился целый оркестр, состоящий из женщин, который свою первую пластинку назвал «В джазе только девушки». Вот эта идея, что женский оркестр что-то играет и певицы с ним поют, к моему удивлению, я думал, это было одноразовое действо, этот фильм, сохранилась до сих пор.
Иван Толстой: А двое мужчин переодетых там есть?
Андрей Гаврилов: Я думаю, что это продюсер и звукорежиссер, по крайней мере, об этом никто ничего не говорит. Вопрос очень хороший, надо будет как-нибудь им написать и спросить. Но это как раз относится к тем, что очень несложно найти, послушать. Я вам предлагаю сейчас забыть про все это, забыть про мировых звезд, а послушать принцессу. Мне кажется, трудно отказаться от того, чтобы у нас сейчас в эфире звучала принцесса, правда, к сожалению, по-моему, подзабытая, особенно в нашей стране. Была женщина, знаменитая на весь мир, заявив, что она перуанская принцесса, которая придумала столько мифов о себе, что сейчас уже практически невозможно докопаться до истины, но тем не менее, есть одно, что придумать нельзя, что сохранилось, — это ее голос. Я говорю про божественную перуанскую певицу Иму Сумак. Я думаю, вы помните это имя. Има Сумак в свое время гремела по советскому радио, потому что она не представляла империалистический Запад, а наоборот, с точки зрения наших идеологов, представляла подавляемые народы Латинской Америки. Так вот, Има Сумак даже была издана на пластинке фирмы «Мелодия». Но прошло время, во всем мире издаются ее компакт-диски по-прежнему, переиздаются, что-то я давно не видел, чтобы у нас на прилавках что-то было от Имы Сумак. Может быть я, конечно, невнимательно смотрел. Има Сумак и знаменитая перуанская мелодия «Летит кондор».
(Песня)
Андрей Гаврилов: Это была Има Сумак и знаменитая перуанская мелодия «Летит кондор».
Иван Толстой: Мне кажется, Андрей, может быть я ошибаюсь, вы меня поправите, что в народной памяти, во всяком случае, уже моего поколения, под 60, исполнение Имы Сумак было перебито исполнением Саймона и Гарфанкеля этой же самой «Летит кондор».
Андрей Гаврилов: Вы знаете, конечно, вы как молодежь не знаете классику — это естественно. Любое молодое поколение скидывает классику с корабля современности, поэтому вам кажется, что Саймон и Гарфанкель более знамениты. Но в этом случае вы может быть в чем-то правы, потому что Има Сумак из Перу, а Саймон и Гарфанкель все-таки шли из Нью-Йорка, небольшая разница в раскрутке, как бы сегодня сказали.
Иван Толстой: В Перу путь не ближний.
Андрей Гаврилов: Это верно. Мы с вами все время говорим о не классической музыке, я хотел сказать — о легкой музыке, вдруг запнулся, подумав, как много романсов было написано классическими композиторами, и все-таки мы с вами говорим не о классической музыке. А я предлагаю послушать сейчас французскую певицу Мадо Робен, она классическая певица, сопрано, просто потому, что долгие годы считалось, что нет голоса выше. Я не знаю, стоит ли слушать всю арию целиком, может быть мы начнем с середины ее именно, чтобы вы посмотрели, скорее послушали, на что способен женский голос.
(Песня)
Андрей Гаврилов: Это была Мадо Робен, французская оперная певица, до недавнего времени обладательница, как считалось, самого высокого голоса. Она уступила это гордое звание, правда, она сохранила звание самого высокого оперного голоса. Ее сместила с трона, с престола бразильская певица, которая взяла себе псевдоним на американский манер Джорджа Браун, ее настоящее имя Росана Монти, она молодая женщина, она родилась в 1980 году. Ее голос — это что-то невообразимое. Она попала в Книгу рекордов Гиннесса, поскольку, как говорят специалисты, ее голос находится на грани слышимости человеческим ухом, уже за этим начинается ухо и слух собак. Она очень любит выступать, ее часто приглашают на телевидение, она начинает петь очень низким голосом, у нее все-таки, как никак, 8 октав она берет своим голосом, она начинает с очень низкого голоса какой-нибудь церковный гимн, церковное песнопение и к концу вдруг поражает всю студию тем, что выдает нечто совершенно феерическое, единственное, я не понимаю, как это выдерживают телекамеры и окна телестудий, по-моему, все должно было разлететься. Но кроме того она очень любит делать маленькие импровизации, показывая свои способности. Вот такую импровизацию на минуту с небольшим мы сейчас послушаем.
(Песня)
Андрей Гаврилов: Это была Росана Монти, известная всему миру под псевдонимом Джорджа Браун, бразильская певица, обладательница самого высокого женского голоса в истории.
Иван Толстой: Андрей, у нас не было, по-моему, прекрасной и поющей англоязычной певицы?
Андрей Гаврилов: Вы знаете, Иван, это просто потому, что вспоминаешь Козьму Пруткова: «Нельзя объять необъятное». Вы не представляете себе, с какими слезами я отвергал некоторые песни, подбирая сегодняшнюю программу. Может быть я вас все-таки как-нибудь уговорю не через неделю, не через две, может быть через месяц, через два все-таки вернуться к этой теме. Вы же сами говорили, что о женщинах нужно вспоминать не только в марте.
Иван Толстой: Никаких запретов, Андрей, у нас нет.
Андрей Гаврилов: Пока мою любимицу Дженис Джоплин я предлагаю послушать. Причем песня, которую она исполняет, это тоже одна из моих любимых песен, так уж получилось. Дженис Джоплин «Саммертайм» Гершвина, концертное исполнение.
(Песня)
Андрей Гаврилов: Это была Дженис Джоплин и одна из самых исполняемых песен в мире, «Колыбельная Клары» в русском варианте или «Саммертайм», из оперы Гершвина «Порги и Бесс».
Иван Толстой: Прошу вас, вернемся в родные палестины. Дайте чего-нибудь русского.
Андрей Гаврилов: Вы знаете, в русской песенной культуре есть один жанр, который стоит совершенно особняком — это барды. Их нельзя ни в коем случае сравнивать ни с Америкой, ни с Францией, потому что все-таки там это часть музыкального направления, у нас это в чем-то отпочковалось от поэтического направления. Тем не менее, есть очень интересный музыкальный пример, чисто музыкальный — моя любимая Вероника Долина и ее, пожалуй, самая популярная песня «Мой дом летает».
(Песня)
Андрей Гаврилов: Это была Вероника Долина со своей знаменитой песней «Мой дом летает».
Иван Толстой: Я понимаю, Андрей, что всегда жаль прощаться после хорошего концерта, и все-таки мы вынуждены это делать. На чем, так сказать, тихо уйдем?
Андрей Гаврилов: Мы тихо уйдем с вами с островов Зеленого мыса, где звездой была Сезария Эвора, босоногая дива, как ее называли, поскольку она выступала практически всегда босиком, даже на сцене Карнеги-холл или Олимпии. И она споет для наших слушательниц, для наших слушателей, для нас с вами, для всех одну из самых знаменитых песен мира «Besame Mucho».
(Песня)
