Ссылки для упрощенного доступа

Лед под ногами майора


“Левиафан” вышел в российский прокат. Как показывает видеоопрос зрителей премьеры, сделанный журналистами Радио Свобода в фойе сразу после сеанса, народное мнение совершенно не совпадает с мнением неоконсервативных элит из числа чиновников и кинокритиков. Фильм впечатляет, он оказался зрительским, а не элитарным. Он нравится или не нравится, но что ничего не надо запрещать – реципиенты мини-опроса высказываются единодушно. Они и пришли в кино в пику запретам, ради своего интереса и свободы выбора.

Первые впечатления зрителей от "Левиафана"
пожалуйста, подождите

No media source currently available

0:00 0:02:37 0:00

Что еще любопытно в нашем опросе: люди сравнивают Левиафан с “Маленькой Верой”, а также современными русскими фильмами, “Долгой счастливой жизнью” Бориса Хлебникова и “Дураком” Юрия Быкова. Признаться, когда я читала споры в сетях, казалось, что народ совсем не знает и не любит современное отечественное кино. О фильме, которого никто не видел, рассуждали так, как будто Звягинцев с неба упал, а основной кинопродукт, потребляемый населением, сводится к скудному рациону в виде отечественных и зарубежных блокбастеров и фэнтези с их весьма условным художественным миром. Посмотревшие фильм критики на фоне международного успеха Звягинцева рассуждали о недостатках “Левиафана” с точки зрения истории мирового кино последних десятилетий, упрекая режиссера в излишней тяге к пафосу и символизму, подражанию Тарковскому и другим великим. Были популярны и теории заговора продюсеров (причем и российских, и американских) ради раскрутки картины.

Звягинцева упрекали в том, что он плохо прочел Книгу Иова. На мой взгляд, он населил ее новыми героями

Интересно, что Звягинцев от высоколобой манеры двух первых своих лент, “Возвращения” и “Изгнания”, обратился к минимализму картинки и внятности характеров в следующей своей работе, “Елене”. И тем более интересно, как он попытался совместить в “Левиафане” символизм и социальную конкретику, земную и небесную Россию, страну великих северных пейзажей и совершенно несчастных людей, которые хотят правды, но погружаются в пучину житейских бед и неизбежной гибели. Кажется, что уродливая власть, по Звягинцеву, а она у него во всех ипостасях абсолютно карикатурна, от мэра до судьи, - такая же жертва небытия, неосознанных людьми сил, как Николай, которого эта власть делает мучеником. Обе стороны много рассуждают, но эти рассуждения не помогают в главном: вывести человека из круга животности, почти биологических интересов. К ясности собственной жизни, к пониманию ее неповторимого рисунка и ценности эти рационализации не ведут. Наоборот, они все запутывают. В этом отношении священники ничуть не лучше мирян. Один ведет себя как пахан, второй – как предатель паствы, не помогая отчаявшемуся после смерти жены человеку, а поддаваясь на его софистику. Звягинцева упрекали в том, что он плохо прочел Книгу Иова. На мой взгляд, он населил ее новыми героями. Мы же не очень знаем подробностей жизни Иова после решения Бога испытать его. Предположим, это русская версия.

Впервые в своей вполне успешной и эстетской карьере Звягинцев говорит о власти как о проблеме. В русском контексте это и метафизическая проблема, и бытовая, знакомая любому, кто хоть раз имел с нею дело. Это портрет Путина в ее учреждениях, это ее безнаказанность и самоуверенность, ее бандитский стиль на побегушках у силовиков, ее непревзойденный цинизм. К вопросу о стиле и цинизме, о так называемом “очернении русской действительности”: есть наблюдения, что в этом фильме Звягинцев находится не под влиянием Тарковского, а имеет в виду кинонаследие Алексея Балабанова. Собственно, Алексей Серебряков, исполнитель главной роли, один из знаковых актеров Балабанова, его герой в “Грузе-200” – фактически прототип Николая. Он держится своего дома, мечтает построить на своей земле утопический Город-Солнце, но находится в постоянном алкогольном экстатическом, иррациональном состоянии, и его арестовывают по ложному обвинению и убивают в тюрьме без суда. Да, мы лед под ногами майора. Но у Летова там дальше: “Майор поскользнется, майор упадет, ведь мы – лед под ногами майора. Пока мы существуем, будет злой гололед”. О существовании “нас” как “злого гололеда” Звягинцев-Левиафан, растоптавший всех условно-положительных героев, говорит неожиданной для него, практически плакатно поданной историей Pussy Riot. На момент написания сценария девушки из панк-группы, "оскорбительницы чувств верующих", находились в тюрьме. Но есть народная версия, что они оскорбили не церковь. Они оскорбили людей в погонах. Русский Иов погибнет, но майор упадет.

Елена Фанайлова – поэт, лауреат нескольких литературных премий, автор и ведущий программы Радио Свобода "Свобода в клубах"

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции

XS
SM
MD
LG