Знаете ли вы, что в сети стали появляться русскоязычные группы взаимопомощи для людей, страдающих от так называемого активистского выгорания? В группах дают советы о том, как перестать спасать мир и начать жить, как не принимать близко к сердцу чужие страдания и что есть перспективного в бесперспективном. Одна из групп называется "Активизм изнутри", и в ней уже состоит более 250 человек.

Поскольку специфика моей работы чуть более, чем полностью исключает возможность использования советов группы "Активизм изнутри", я предпочитаю древний метод борьбы с выгоранием – обыкновенное путешествие. Правда, цель путешествия при этом надо выбирать с умом. Есть город, который совсем не подходит для уставшего активиста, – это Копенгаген. Но так получилось, что именно в Копенгаген я поехала в январе.

Общественная дискуссия про этику, экологию и социальную ответственность ведется в Копенгагене на каждом углу. Выставка "Мех – жизнь или смерть" проходит не в засквоттированном аварийном здании, не в крошечной частной галерее, не в однокомнатной квартире малоимущих зоозащитников, а в Датском национальном музее. Гостиница, в которой я поселилась, находилась недалеко от музея. Я повздыхала, походила вокруг афиш с фотографиями клеток и почувствовала, что вместо обыкновенного путешествия начинается обыкновенный активизм.

Посетителей Национального музея встречают манекены, одетые в шубы из натурального меха. Если среди читателей есть экологи, то они могут не беспокоиться насчет организации протестов. Нет, мы не должны ничего пикетировать. При входе в зал уже сидит манекен с антимеховой символикой на футболке и уже лежат листовки "Помоги животным", "Детский клуб любителей животных", "Что скрывается за фасадом меховой индустрии" и так далее. Большие антимеховые баннеры – экспонаты выставки, а ролики с высказываниями зоозащитников периодически включаются на больших экранах. Получается что-то вроде профилактического мероприятия. Иллюзия протеста, предупреждающая погром в музее. Обнаженные люди не бегают по залам с криками "Лучше быть голыми, чем носить мех", окна не разбиты, директор музея не облит красной краской и никто не поджигает шубы с криками "Мех вас согреет!"

Можно сесть рядом с пластмассовым активистом и полистать журнал датского общества охраны прав животных Anima. Одна из статей рассказывает, что в 2003 году количество отходов всех норковых ферм Дании было сопоставимо с отходами жизнедеятельности полумиллиона человек; что управления по делам потребителей Великобритании, Нидерландов, Финляндии, Италии и Дании запретили определять мех как экологический продукт. "Норок кормят мясом и отходами рыбного производства, поэтому норки выделяют большое количество аммиака. При дублении кож используются сильные и опасные химикаты, которые не вымываются, представляют опасность для беременных и обнаруживаются в магазинных мехах".

У радикальных веганов есть слоган "Природа отомстит!" Этот слоган выкрикивают на хардкор-концертах, помещают в веган-комиксы, печатают на футболках. Есть даже изобразительный ряд для значков – зайчики с гаечными ключами, панды с топорами и разные другие милые зверюшки с бомбами. Чем больше я задумываюсь на тему обратной связи, чем больше примеров нахожу благодаря своему избирательному вниманию, тем больше мне кажется: "Природа отомстит" – это не только тигр, убивающий дрессировщика, и не только астма, диабет и лейкоз у детей, питающихся животными продуктами. Происходящее вокруг – в глобальном смысле – часто можно объяснить только тем, что природа нам уже отомстила, а в организме человечества уже произошли необратимые изменения.

В то время, как одни – например, норвежская активистка, изучающая датский опыт, – думают: "Что я могу сделать?", другие делают. К статье "Запрет меховой индустрии" прилагалась карта Европы, и было показано, что в Великобритании, Нидерландах, Германии, Швейцарии, Австрии, Словении, Хорватии, Боснии-Герцеговине, Сербии, Болгарии звероводство уже запрещено, в Дании и Швеции существует частичный запрет (нельзя разводить норок, можно разводить лис), в Норвегии, Италии, Ирландии, Бельгии, Люксембурге, Эстонии и Польше проходят дебаты о запрете.

Журнал Anima освещает не только европейские проблемы: "Китай является самым крупным производителем меха в мире. Большинство меховых вещей поступает в магазины Дании из Китая. Собачий и кошачий мех продается в Данию под фальшивыми наименованиями, под видом кролика, азиатского волка, gou-pee. Особенно часто такой мех идет на детские игрушки и мелкие вещи. В Китае содержание животных законодательно не регулируется, поэтому фермеры сами решают, какие методы выращивания и убийства животных использовать. Нет никаких требований к обезболиванию при сдирании меха. Животные, с которых сдирают шкуру, находятся в сознании и испытывают страшную боль".

Издатель журнала, общество Anima, несколько лет назад объявило бойкот парку развлечений Тиволи, поддерживающему меховщиков, и устраивает впечатляющие протесты с шубами, облитыми краской. Деятельность Anima не исчерпывается антимеховым направлением. Как все современные ведущие зоозащитные организации, Anima ведет серьезную просветительскую работу, добиваясь широкого спектра прав для всех животных.

Закончив рассматривать зоозащитный журнал, я пошла на выставку. Люди толпились у зеркал, примеряя меха, и почти не обращали внимания на большие фотостенды с высказываниями знаменитостей.

Николине Лив Андерсен, модный дизайнер: "Мех – это невероятный и вдохновляющий материал, но нельзя забывать, что животные должны иметь достойную жизнь".

Ида Аукен, леворадикальный политик, член парламента: "Если человеку не нравится использовать натуральный мех, у него есть альтернатива".

Трине Васкерхаус, модельер: "Нельзя оправдать выращивание животных только ради меха, но если мех является вторичным продуктом, то это рационально и экологично".

Карл Лагерфельд, модельер: "В мясоедческом мире, где мы используем кожу для производства обуви, одежды и даже сумок, разговор о мехе – это смешно".

Оно Флейшер, полярник: "Когда мы совершали путешествие по Аляске и Канаде, то не могли обойтись без меха".

Стелла Маккартни, модельер этичной одежды: "Когда человек думает, что приходится переносить животным, мех перестает быть модным".

Джокерэн, рэпер: "Очень сложно говорить с людьми всерьез, если они одеты в кожаную обувь, едят яйца и бекон и возмущаются".

Сис Бьерре, певица: "Я отношусь к меху так же, как отношусь к мясу. Это не для меня. Мне потребовалось 25 лет, чтобы прийти к этому убеждению. Я радуюсь каждый день с тех пор, как я приняла это решение".

Элла Мария Бисшоп-Ларсен, президент Датского общества защиты природы: "В XXI веке мех – это не вопрос жизни и смерти. Уважение к животным должно быть более высоким приоритетом, чем желание получить мех. И животные не должны страдать".

Яра Бразил, член Партии природы: "Все животные когда-нибудь умирают, и это хорошо, если мы можем использовать все их части".

Датское отделение WWF: "Охота гренландцев на тюленей – явление, которое мы можем поддержать. Если мы позволим эмоциям управлять нами, это сделает нас менее эффективными. Мы принесем большую пользу как организация, если сфокусируемся на животных, которым грозит исчезновение".

Моим фаворитом среди всех высказавшихся стал Бьярне Нигорд, гендиректор "Устойчивого землепользования". На его фотографии было написано: "Меховая индустрия Дании есть устойчивое животноводство, так как используется все животное целиком. Животных кормят остатками пищи человека, а из останков норок, с которых сдирают шкуру, мы производим биодизельное топливо".

​На возвышении с одной стороны зала располагались дизайнерские натуральные шубы ярких расцветок, за стеклом экспонировалась богатейшая музейная коллекция одежды народов Крайнего Севера. Стенды в центре зала отведены звероводству, охоте, работе с мехом в древние и новые времена. Можно увидеть нож для забивания оленей. Я пыталась представить, как выглядела фрёкен Линдгресс, "выкупившая ценный нож у сибирского аборигена за пол-литра водки в 1929 году". Носила ли фрёкен Линдгресс высокую прическу и корсет? Ходила ли она по Сибири в кринолине – словно дамы на соседних черно-белых фото с выставки? Осталась ли фрёкен Линдгресс в истории только благодаря этому маленькому ножу или же создала неведомые мне фундаментальные труды о жизни на севере?

Около старого ружья можно прочитать на датском и английском: "Первые европейцы были охотниками и собирателями. Охотники использовали различные ловушки для поимки меховых животных, а также луки и стрелы. Сегодня большинство охотников во всем мире используют ружья, но это началось не так давно. Взгляды на то, как мы должны относиться к животным, постепенно менялись, так же как и взгляды на то, какие методы охоты являются этичными. В наше время вся охота в Дании регулируется законом. Разрешено отстреливать животных и ставить некоторые виды ловушек. Охотники не могут использовать методы, которые вызывают страдания животных. Ранее охота была привилегией короля и аристократов, сегодня каждый может охотиться, купив лицензию на дичь". Я подумала, что равенство в возможности убивать – это немного не то, к чему стремится прогрессивное человечество.

Для меховой выставки использовано много интересных экспонатов из замечательной инуитской коллекции музея. Жизнь эскимосов полностью зависела от охоты, на восточно-гренландском инуитском языке "жить" – это "ловить морского зверя". Охота была трудна и требовала огромных усилий, иногда – участия всей семьи или общины. Cутки ожидания, ползания по льду или плавания по холодной воде в неустойчивом каяке, борьба со зверем, постоянная опасность гибели. Мужчины добывали шкуры, женщины... жевали шкуры для размягчения. Сложно понять почему, но именно про эскимосов чаще всего вспоминают люди, оправдывающие ношение меха в европейских городах. Может быть, нам действительно стоит отказаться от кофе и круассанов, вооружиться гарпунами, сесть на лодки из тюленьих кож и жевать шкуры во время длинной полярной ночи?

Со стенда: "Инуиты должны были выказывать уважение к животным, или же они отказывались от охоты. Важно было одеть специальную одежду, провести ритуалы, использовать все части животного". Инуиты использовали особым образом украшенные ножи, копья, копьеметалки. Среди экспонатов – большая декорированная бадья, в которой растапливали лед. "Вода была нужна потому, что питание жиром и мясом вызывало сильную жажду. Животных уважали так же, как и других гостей дома, умирающему животному в знак уважения предлагали выпить пресной воды. Было много способов охоты на животных в Арктике... Каякеры охотились на тюленя с помощью гарпуна. Если стрелок был меток, животное умирало быстро. На лис охотились с помощью каменных капканов. Судьба лисы зависела от того, попалась ли она за ногу или за шею. Она или умирала быстро, или долго замерзала. На оленей и морских животных в наши дни охотятся с огнестрельным оружием. С гарпунами уже не охотятся. В некоторых областях Гренландии используют капканы на лис. Сейчас охотятся ради шкур, сала и мяса".

Один из экспонатов выставки – кость зубра с пятью человеческими фигурами, старейшее изображение людей, одетых в кожу. Кость обнаружена в Дании и датируется 8000-м годом до нашей эры.

Было интересно узнать, что искусственный мех появился много тысяч лет назад. Так, в могиле мужчины, похороненного в 1389 году до нашей эры в Гулдхое, в Южной Ютландии, обнаружили шапку, сделанную из материала, имитирующего мех, статусный символ из Бронзового века. Историки утверждают: выделка такой шапки занимала много времени и отнимала много усилий, что и обуславливало высокую ценность предмета.

Последняя секция выставки посвящалась практическим вопросам современного изготовления шуб. Демонстрировались чучела, шубы и образцы – предлагалось сравнивать тактильные ощущения от прикосновения к разным шкурам. Этикетки выглядели так: "Выдра. Животное, на которое охотятся ради меха для шапок, чулок и кисточек для рисования", "Лисица. Для изготовления одной шубы убивают 16 лис", "Еноты – коренные обитатели Северной и Центральной Америки. Расплодились в Европе после побегов с ферм. Мех енотов используют для изготовления шуб и шапок", "Кротовый мех использовался для изготовления муфт и отделки цилиндров", "Норка. Для изготовления шубы убивают 43 норки". Идея с этикетками мне понравилась. В наши дни найдется не так уж много европейцев, готовых лично убивать животных не то что ради производства одежды, но даже для получения мяса. Получается, что о том, сколько загублено жизней, знает только индустрия животноводства.

Выставка не то чтобы разочаровала меня, скорее наоборот – я была удивлена, что правозащитникам уделили столько внимания. Но про самые жестокие вещи – про то, что является главным аргументом антимеховых активистов, организаторы, конечно же, умолчали. Неприятную реальность современной фермы не поместили на "общую" площадку. "Мы не можем показать фото, которые были сделаны незаконно", – сказал Хенрик Шиллин, пресс-секретарь Национального музея. Сложно представить, что, потратив время на посещение выставки, люди будут искать информацию о фермах, смотреть документальные материалы, добытые активистами с риском для жизни. Скорее всего, люди будут полагать, что, посетив выставку, они знают достаточно и могут высказывать авторитетное мнение.

Пример работы скандинавских правозащитников – норвежский фильм "Ложь меховой промышленности", 2008

Высказывания о вдохновляющих свойствах меха, о личном выборе, о тяжелой судьбе патриархальных северных народов не имеют отношения к тому, о чем говорят защитники прав животных. Для большинства из нас мех и кожа – предметы роскоши, которые не являются предметами первой необходимости. Промышленная меховая индустрия и немногочисленные потомки северных аборигенов, жаждущие сохранять традиции предков, не есть понятия одного порядка. Этические проблемы возникают у человека, только когда у него появляется возможность выбора.

Пока право на насилие есть предмет обсуждения, сами меховщики не защищены от нападения сторонников радикальных методов. Это важная причина, по которой убийство, лишение свободы, насилие не могут быть дискуссионными темами, а насильники не могут иметь равного права на высказывание. Не всем можно предоставлять площадку для дискуссии и не со всеми надо солидаризироваться.

Где проходит этическая граница? Можем ли мы представить себе экспозицию под названием "Аушвиц – жизнь или смерть", где предлагалось бы сделать селфи в нарукавной повязке со свастикой, среди фотографий с газовыми камерами лежали бы мемуары и оружие нацистов ("нож для убийства славян, выкупленный за пол-литра водки у работника концлагеря фрёкен Линдгресс"), а в холле продавались бы предметы, изготовленные из тел погибших? Хотя нет никакой разницы между страданиями человека и лисицы, умирающих в газовой камере, я привожу Аушвиц в пример не для этого известного своей болезненностью сопоставления, а всего лишь для того, чтобы показать: в мире действительно есть недискуссионные темы. Нет двух мнений про Аушвиц, не может быть двух мнений про меховую индустрию. Альтернатива насилию существует, а ненасилие в альтернативах не нуждается.

Выставка располагалась на одном этаже с залами культуры народов мира. Во всех этих залах также экспонировались изделия из животных, но это не вызывало противоречивых чувств. История должна оставаться историей. Не надо будить спящих богов. Тому же, кто пытается совершить путешествие во времена палеолита, надо учитывать, что в сторону одетого в шкуру человека может полететь каменный топор.

Любава Малышева – гражданский активист, фотограф-документалист, живет в норвежском городе Берген