Фильм снят Ольгой Логиновой и Валентином Барышниковым. В названии – отсылка к последней прижизненной книге многолетнего сотрудника и главного редактора Русской службы Радио Свобода, писателя Петра Вайля "Стихи про меня". Съемки проходили в местах, связанных с его жизнью, – Нью-Йорке, Праге и Венеции.
Название книги "Стихи про меня" если не дерзкое, то уж точно свежее. Это не просто сборник эссе, посвященных любимым автором произведениям поэтов 20-го века. Петр Вайль пишет о стихах ему созвучных. У каждого хоть раз в жизни бывало такое ощущение – о, это будто обо мне написано. Вот и фильм "Кино про меня" не только о Вайле, хотя, конечно же, в первую очередь о нем. И архивные кадры есть. И тексты его актер Александр Филиппенко читает, и голос Петра Вайля звучит. Бывают такие, однажды произнесенные фразы, которые и спустя годы не требуют пространных комментариев. В них не только информация о событии, но еще и его острое переживание:
– На волнах Радио Свобода – специальная передача, подготовленная в Нью-Йоркской редакции. "Чечня. Весна 95-го". У микрофона Петр Вайль. Я вернулся в Нью-Йорк из Чечни и почти две недели не решался приступить к большой передаче, полагая, что столь сильные впечатления должны, что называется, утрястись, да и сам я – прийти в себя. Надо сказать, с этим – прийти в себя – ничего не вышло.
Главное в "Кино про меня" – особенное ощущение полноты жизни, которое всегда возникало в присутствии Вайля. Потому опосредованным образом "Кино про меня" – про всех, кто оказывался в его орбите. В том числе, про каждого участника съемок, а это и близкие Вайля, и его коллеги. Сорежиссер фильма и автор сценария Валентин Барышников говорит, что лента – не только дань памяти:
Петр Вайль был человеком культуры, но культуры как понятия, которое шире, чем политика, чем социум, чем отдельные жизненные случайности
– Мы не хотели делать только мемориальное кино. Это еще и признание в любви. Он был чрезвычайно живым человеком. Мы хотели сделать живое кино о живом человеке, общение с которым было праздником. Петр был чрезвычайно целостным человеком, хотя медийный образ его распадается на много составляющих: Вайль-кулинар, Вайль-путешественник, Вайль-культуролог, Вайль-писатель. А на самом деле он был самым целостным человеком, которого я только знал. И это было очень заразительное мироощущение. В основном целостные люди посвящают себя какой-то одной теме, а он чрезвычайно интересовался жизнью во всяких ее проявлениях. Для него этот поток жизни был связан бесконечным числом незримых нитей. Имя этим незримым нитям – культура. Он был человеком культуры, но культуры как некоего понятия, которое шире, чем все что угодно, – чем политика, чем социум, чем отдельные жизненные случайности, – считает Валентин Барышников.
Вечером с показом "Вайль. Кино про меня" в клубе "Дом 12" завершился особенный проект, также навеянный книгой "Стихи про меня". Впрочем, говорит куратор проекта Евгения Лавут, завершился лишь для 2014 года:
– В январе мы его возобновляем, а сейчас – окончание сезона. Замысел проекта возник из нескольких источников. В сентябре в нашем клубе впервые прошли поэтические чтения, которые были устроены по принципу "поэт читает одно свое стихотворение и одно чужое". Ощущение от этих поэтических чтений было совершенно необычное. Мы давно не видели такого внимания к поэтическому слову. Пожалуй, это можно сравнить с 1999 годом, когда открывался клуб "Проект ОГИ". Там впервые в таком необычном для такого дела антураже начали проходить чтения, и они вызывали очень живую реакцию.
– Вы сразу отталкивались от книги Вайля "Стихи для меня"?
– Это возникло по ходу. Понимание того, что это уже придумано, и придумано абсолютно гениально, и названо абсолютно точно, пришло, когда мы с владельцем клуба "Дом 12" Митей Борисовым обсуждали, какую форму именно в этом месте может принять программа чтений.
Идея Вайля абсолютно гениальна, она из разряда тех, про которые думаешь: как жалко, что не я это придумал
Нам хотелось уйти от такого фаворитизма, что мы любим каких-то поэтов, мы их приглашаем, а они читают свои стихи. Хотелось, чтобы это была трансляция общей литературной базы, которая где-то дремлет, но она не сформулирована. Чтобы, с одной стороны, это был некий путь к литературе, а с другой стороны – к человеку, который о ней говорит.
– И эта база у каждого своя?
– Эта база у каждого своя, но, как мы видим из опыта уже состоявшихся чтений, возникают очень неожиданные пересечения, очень неожиданные продолжения. Например, замечательный вечер, который провел филолог Роман Тименчик, перекликался с чтением поэта Андрея Родионова. Кроме них здесь читали такие разные люди, как Сергей Гандлевский и Анатолий Найман. Это с одной стороны. А с другой – архитектор Бродский или музыкант Нестеров. Поразительный эффект от этого заключается в том, что мы узнаем об этих людях что-то неожиданное. Казалось, что об этих публичных персонах мы знали все. Однако мы совершенно по-новому начинаем прочитывать те тексты, которые они здесь читают абсолютно от себя и про себя. Гандлевский, когда открывал здесь свой вечер, сказал, что эта идея Вайля абсолютно гениальна, потому что она из разряда тех, про которые думаешь: как жалко, что не я это придумал, – сообщает Евгения Лавут.
В конце концов правила выкристаллизовались. Теперь выступающие, следуя идее книги Вайля, представляют лишь тексты других авторов. Сотрудник Радио Свобода и литератор Елена Фанайлова, соблюдая чистоту жанра, свои стихи в этот вечер читать не стала. И это – несмотря на просьбы из зала. Незадолго до начала чтений мы поговорили с Еленой Фанайловой, и вот что она рассказала о собственном выборе:
– Согласно правилам этого проекта, мне следовало выбрать 12 стихотворений. Человек никак не ограничен ни во времени, ни в пространстве, ни даже в том, русскую поэзию он будет представлять или какую-то иную. Этот вечер устраивается в день памяти поэта и переводчика Григория Дашевского, который умер год назад, и поэтому первое стихотворение, которым этот вечер открывается, это стихи Дашевского под названием "Карантин". И я не кривлю здесь душою никак, потому что это действительно одно из моих любимейших стихотворений – стихотворение о свойствах страсти, стихотворение об образах страха и бесстрашия. Это лирический текст, но одновременно как-то очень понятно, что он написан человеком конца 20-го века.
Второе стихотворение на этом вечера связано с Петром Вайлем, я имею в виду "Тоску по родине" Марины Цветаевой. Это один из текстов, которые Вайль рассматривает в книге "Стихи про меня", разбирает его довольно подробно, культурологически. Это стихотворение об эмиграции, но здесь важны строки о языке. Для меня это стихотворение стало актуальным примерно года с 2008-го, когда я начала слышать от своих близких товарищей, что они не понимают ситуацию военного конфликта между Грузией и Россией, что, в общем-то, не Россия виновата в этом конфликте или за него не отвечает. Тогда первый раз я услышала то, что сейчас расцветает пышным цветом: кто-то другой виноват в российских проблемах. И вот тогда стихотворение "Тоска по родине" фрагментами крутилось у меня в голове, особенно то место, что касается родного языка:
Не обольщусь и языком родным,
Его призывом млечным.
Мне безразлично, на каком
Непонимаемой быть встречным.
Это трагедия человека, существующего внутри языка, но который непонимаем своими соотечественниками. Сейчас это стало одной из основных интеллектуальных проблем.
А заканчивать я планирую фрагментом из стихов "О неизвестном солдате" Мандельштама. Это стихи про всех нас. Наверное, любой человек может сказать, что стихи про меня. Это лучшие стихи 20-го века, я полагаю. Они трагические, написаны по итогам Первой мировой войны. Собственно, само понятие "неизвестный солдат" возникло во время Первой мировой войны, которая предъявила массовые смерти и безымянные смерти. И опять же, к сожалению, сейчас стали актуальными строки "идет по рядам шепотком: я рожден в 94-м, я рожден в 92-м". Безымянные смерти русских мальчиков на востоке Украины заставляют вспоминать эти стихи.
– Да, только Мандельштам говорил о безымянных убитых, чьи годы рождения пришлись на 1894 и 1892 годы, а теперь к этим цифрам надо прибавлять столетие.
– Верно. Но чтобы на такой трагической ноте не заканчивать, я еще прочту стихотворение Державина "На тленность". Вот первые строки
Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
Это стихотворение очень любил Мандельштам, он, в свою очередь, посвятил ему свои стихи под названием "Грифельная ода". Существует литературная легенда о том, что Державин эти свои последние стихи написал мелом на доске, – говорит Елена Фанайлова.
