Все, пишущие о современной России и пропагандистском обеспечении ее внешнеполитических начинаний, обратили внимание на одно, на первый взгляд загадочное, обстоятельство: группа поддержки, которую удалось сколотить из числа европейских политиков, являет собой довольно пеструю и причудливую братию, сложенную равной долей из старых большевиков, лично видевших Ленина, и неонацистов из молодых да ранних.

На самом деле ничего особо загадочного в этом нет – и те, и другие терпеть не могут демократию за ее избыточную энергоемкость и многословие, зато уважают языческую силу самовластья, олицетворенную в вертикальном государстве, с которым что хочет, то и делает какой-нибудь полубог с черным поясом. На фоне этой объединяющей веры разногласия типа благодарности за освобождение Освенцима или, напротив, отрицания Холокоста кажутся мелкими, как детали часового механизма. Крайности, как известно, сходятся, что дает ультралевым и ультраправым возможность во всех парламентах голосовать единым блоком, а московским средствам массовой информации – утверждать, что путинизм в Европе поддерживают практически по всему политическому спектру.

Несколько сложнее понять, почему неблагодарную роль защитников интересов Москвы охотно берут на себя некоторые государственные мужи Венгрии, Чехии и Словакии. В результате на восточном фланге НАТО, в самом центре Европы, образовалась некая идейная брешь. Польша с Прибалтикой стали чуть ли не мотором натовских инициатив, Румыния с Болгарией сохраняют принципиальность, даже балканские новички – Албания и окрестности – держат общую линию обороны. А посередине фланга – дырка! Несусветные заявления Виктора Орбана по частоте цитирования российскими журналистами сравнимы разве что с высказываниями беспокойной Марин Ле Пен из французского "Национального фронта", да порой мелькают на главных российских телеканалах лица выдающихся чехов Вацлава Клауса и Милоша Земана, сыплющих из рукавов домашними заготовками.

И это притом, что именно эти государства Центральной Европы целиком и полностью обязаны своей безопасностью Западу. Понять их пескариную политику сложно, но можно, если, вписывая ее в исторический контекст, рассматривать каждый казус отдельно.

К примеру, действия венгерского премьера Орбана мотивируются совсем не так, как взгляды бывшего чешского президента Клауса. Орбан в целом против Евросоюза ничего не имеет, скорее Евросоюз имеет кое-что против внутренней политики Орбана. Венгерский лидер объясняет сползание к авторитаризму необходимостью сосредоточиться в канун великих потрясений. В ходе грядущих тектонических сдвигов Венгрия рассчитывает восстановить историческую справедливость и вернуть себе территории, утраченные по результатам двух мировых войн. По аналогии с Россией можно говорить об идее воссоздания "Венгерского мира". А поскольку в пересмотре послевоенных границ Запад большой пользы не видит, а заваривать бучу в одиночку у Орбана нет ни времени, ни сил, он очень рассчитывает на Путина. "От надвигающейся грозы, – изрек этим летом Орбан, обращаясь к венгерской молодежи в румынской Трансильвании, – мы можем только выгадать". Здесь надо ясно отдавать себе отчет в том, что под надвигающейся грозой разумеется не что иное, как большая война с последующим земельным переделом. Ее отмашкой должен был стать раздел Украины, с которым Орбан связывал собственные дерзкие мечтания: Закарпатье он уже видел пыльной окраиной "Венгерского мира".

На этом фоне пропутинская позиция соседней Словакии выглядит несколько несуразной – ведь на ее территории довольно компактно проживают полмиллиона этнических венгров, и отчуждение Кошице, Комарно и других областей словацкого юга хорошо вписывается в планы восстановления исторической справедливости по-венгерски. Странность объясняется просто: в годы войны националистическое Словацкое государство, как и Венгрия, входили в состав гитлеровской коалиции. И там, и тут сегодня просматриваются тенденции к ползучей реабилитации националистических лидеров тех времен, коллаборационистов и фашистских организаций типа партии "Скрещенные стрелы" и "Глинковской гвардии". Премьер Словакии Роберт Фицо, недоперевоспитанный коммунист, является политическим прагматиком в самом циничном значении этого слова. Антипутинских санкций он не поддерживает, но и демонстративно не нарушает и вообще старается зря не светиться. Крайности, как сказано, сходятся, и левак Фицо разделяет с палеоконсерватором Орбаном симпатии к волевому хозяину Кремля.

Бывший чешский президент Вацлав Клаус никогда не делал секрета из своего почти эротического отношения к сильным восточным руководителям, настоящим мужикам. Он любил даже туркменбаши Ниязова. Клаус не скрывает восхищения всем, что сделал – или тем, что в будущем может походя сделать – Путин. Клаус понимает, что безоговорочно хвалить такой режим неприлично, поэтому время от времени повторяет, что в путинской России он лично жить бы не хотел, но, отдав дань условностям, горячо поддерживает любые конкретные шаги своего идола на всех театрах военных действий, хоть в Грузии, хоть на Украине. Перепевая зады московской пропаганды, он именует Европейский союз поочередно то фашистской, то коммунистической диктатурой, которая того и гляди развалится, повторив судьбу СССР. Критиковать Евросоюз вообще-то не зазорно, но зазорно делать это в нерукопожатных компаниях.

Нынешний президент Чехии Милош Земан едва успевает находить свежие аргументы в пользу капризных разворотов кремлевской центральной линии. Можно смело ставить на то, что он всегда найдет в себе понимание любого путинского самодурства. Московские интервьюеры представляют его своим зрителям как "известного чешского диссидента и борца за права человека", и в этой наивной лжи – вся глубина нравственного падения путинизма. Обречен режим, который не может найти в своих рядах образцы для подражания и вынужден искать подпорки в заемном моральным авторитете своих противников.

Земан никогда не был диссидентом, не говоря уже о защите преследуемых в любой форме. Бывший коммунист, он всю свою дореволюционную жизнь проработал в странном заведении, именуемом Прогностическим институтом. Странность заведения заключалась в том, что ни такой науки, ни таких научно-исследовательских институтов в остальном мире нет и не было. За годы напряженной деятельности его сотрудники не смогли предъявить общественности ни одного сбывшегося прогноза, зато после "бархатной революции" возглавили все главные партии политического спектра Чехии – от коммунистов и социалистов слева до гражданских демократов и консерваторов справа. Из бывших прогностиков в значительной степени формировались и все сменявшие друг друга правительства.

В печати уже было высказано подозрение, что эта кузница партийных кадров была с самого начала спецпроектом советской гэбухи. Первую свою работу, критикующую косное руководство экономикой страны и ставящую ей в пример горбачевскую перестройку, Милош Земан опубликовал в августе 1989 года, за три месяца до революции – не в самиздате, разумеется, а в специализированном официозе. Диссидентов чешский президент на дух не переносит, ни старых, ни новых. Виктора Файнберга, участника протеста на Красной площади против оккупации Чехословакии в августе 1968-го, он назвал свихнувшимся моралистом, повторив тем самым старый диагноз советских "карательных психиатров". О девушках из группы Pussy Riot чешский президент отозвался как о грязных шлюхах последнего пошиба, изрыгая при этом такую брань, за которую даже в сверхлиберальной Чехии его запретили пускать в прямой эфир общественного радио и телевидения.

Не удивительно, что не правдоискатель Файнберг, которого четыре года ломали по психушкам нейролептиками, да так и не сломали, а часто пьяненький Земан является для московских пропагандистов "настоящим диссидентом и правозащитником". Тактика давно отработана, смысл ее в том, чтобы украсть у противника позитивные бренды и вывернуть их наизнанку.

Не исключены и другие, более меркантильные мотивы, объясняющие, почему некоторые лидеры трех посткоммунистических государств Центральной Европы оказались самыми шумными в пророссийской фронде внутри ЕС. Их крупный бизнес завязан на российский рынок, он во многом сложился вокруг личных связей, возникших между деловиками еще в годы комсомольской юности. В Венгрии, например, большинство общенациональных предприятий, начиная с авиалиний и кончая энергетикой, перешли в руки российских олигархов, своим имуществом обязанных, как известно, лично Путину. Комиссионные от крупных сделок бесследно исчезают обычно в партийных и беспартийных кассах. В Чехии принцип qui pro quo (в вольном переводе "от нашего стола – вашему столу") работает чуть более хитроумно: в обмен на следование в фарватере путинской политики президент торит дорожку какому-нибудь крупному чешскому бизнесмену, а тот из чистой благодарности годами финансирует президентский благотворительный фонд или институт передовой мысли "имени меня". Иногда это делается напрямую, без посредников: компания "Лукойл" включается в издательский бизнес, обеспечивая всемирное распространение произведений Вацлава Клауса, а руководитель местной сети бензоколонок той же российской фирмы возглавляет по совместительству избирательную кампанию Милоша Земана, а потом и коллектив его советников. Получается чисто, прозрачно – и никакой коррупционной тягомотины.

Для тех, кого набросанная выше мрачноватая картинка вгоняет в депрессию, добавлю ободрительную деталь: при всем своем необоримом желании властвовать упомянутые политики – не диктаторы. Система не позволяет. Государства европейского центра прочно встроены в структуры ЕС и НАТО. Там эти деятели видятся пустозвонами и сумасбродными уклонистами, не представляющими особой опасности для общества. У себя дома им противостоят мощные силы. Орбан недавно вынужден был отменить некоторые нелепые законы под нажимом протестующей улицы. Он вообще сейчас выглядит обескураженным – Путин явно не оправдал возложенных на него ожиданий. Роберт Фицо, похоже, готов выбросить на ринг полотенце – словацкая печать пишет о его предстоящей отставке как о решенном деле. Он и сам обещал уйти из большой политики, если проиграет президентские выборы, – и таки проиграл их с гигантским отрывом правоориентированному новичку и убежденному европейцу по имени Андрей Киска. Чешский президент своими эскападами вызвал волну протеста, не имеющую аналогий в стране. В присутствии коллег-президентов из четырех государств Центральной Европы, включая немца Йоахима Гаука, Земан был освистан и забросан яйцами толпой демонстрантов. Только за ноябрь его поддержка упала на 20 процентов, и сейчас колеблется где-то в районе 35 пунктов.

Ни в одной из стран Центральной Европы выборы не отменены, а холопская преданность кремлевским хозяевам – не то качество, которое здесь выигрывает. Для внутреннего пользования и для поддержания пропагандистских штанов такие фигурки, конечно, могут время от времени извлекаться из нафталина. Но потраченные на них деньги выброшены на ветер: блокирующего меньшинства, о котором мечтал Путин, из них явно не получится.

Ефим Фиштейн – пражский журналист, обозреватель Радио Свобода