На прошедшей в октябре московской сессии Всероссийского фестиваля науки с публичной лекцией выступил заведующий отделом планетных исследований и космохимии Института геохимии и аналитической химии им. Вернадского РАН академик Михаил Маров. Темой лекции стали результаты исследования фрагментов упавшего в начале 2013 года неподелеку от Челябинска крупного метеорита.

В интервью Радио Свобода Маров объяснил, что Челябинский метеорит не только интересный предмет для научных изысканий, но и напоминание обществу и власти, что от ученых может быть польза.

– Завершено ли изучение Челябинского метеорита?

– В существенной степени. Работа шла в трех направлениях. Во-первых, это аэродинамика и связанные с ней вещи – физические процессы, которые сопровождали вхождение метеорита в атмосферу, взрыв, разбрасывание фрагментов, оценки энерговыделения. Второй аспект – астрономический. Это восстановление исходной траектории, по которой объект пришел к нам на Землю, отнесение его к определенному классу, таксонометрия. И третье – здесь и сосредоточено наибольшее внимание исследователей – космохимия. По первым двум пунктам основные исследования завершены. С точки зрения астрономии мы знаем, осколком какого именно крупного тела является Челябинский метеорит, откуда он пришел, к какому классу относится. В аэродинамическом аспекте никаких особых прорывов не произошло. Тело вошло в атмосферу со скоростью около 20 километров в секунду, для таких событий есть стандартные модели, есть хорошие расчеты. А вот в космохимии хотя многое и сделано, но есть простор для деятельности еще на многие годы.

– Какой смысл в космохимических исследованиях?

– Главный вопрос, на который мы стараемся ответить, – реконструировать процессы, которые происходили во время зарождения и на начальных этапах эволюции Солнечной системы и распространить их на планетные системы у других звезд – как вы знаете, экзопланеты сейчас массово открываются. Речь о событиях, которые происходили 4,67 миллиарда лет назад, и Челябинский метеорит оказался ровесником тем временам. Очень любопытно проследить, что происходило с веществом в юной Солнечной системе, как оно трансформировалось. Челябинский метеорит – случайно попавший к нам свидетель той древней эпохи, изучая его строение и состав, мы можем подтверждать или корректировать наши гипотезы. В структуре метеорита мы нашли две главные разновидности вещества – серое и темное. В сером веществе – не путайте с мозгом – есть прожилки явно ударного происхождения. Методами изотопного анализа мы смогли датировать эти явления, понять, когда происходили наиболее крупные столкновения. Кстати, бурная биография Челябинского метеорита отражается в его общей структуре, ему свойственна, как мы говорим, "трещиноватость". Именно из-за большого количества трещин при падении метеорита произошел такой мощный взрыв, монолитное тело, скорее всего, целиком бы упало на землю и образовало кратер.

– То есть в общих чертах мы теперь знаем биографию Челябинского метеорита с самого его рождения?

– Пока только в очень общих чертах. Когда Солнечная система рождалась, вокруг формировавшегося Солнца был некий газопылевой диск, там шли процессы, приводившие к образованию сначала достаточно рыхлых, а потом и твердых образований из пыли и газа. Мы относим образование 100-километрового родительского тела, от которого потом откололся Челябинский метеорит, как раз к этому периоду. Спустя несколько десятков миллионов лет, то есть совсем скоро, по этой шкале времени, тело испытало первое соударение. Судя по большому количеству трещин, такие соударения происходили многократно, и это отвечает нашему представлению о том, что вообще происходит в Солнечной системе с подобными объектами. Наконец, мы установили, что одно из крупнейших столкновений произошло примерно 300 миллионов лет назад. Более поздних коллизий, по-видимому, не было, хотя это еще предстоит изучать.

– Не очень-то захватывающая история.

– Да, я не могу сказать, что Челябинский метеорит перевернул наши представления о мире, что он сообщил что-то принципиально новое. Он дополнил имеющиеся данные, на основе которых мы строим наши представления об истории Солнечной системы – пока нам позволяет делать это ФАНО (Федеральное агентство научных организаций, новая структура, которой в ходе реформы РАН было передано управление академическими институтами. – РС). Мы тут оперируем масштабами миллионов лет, для метеорита – это миг, а для конкретного исследователя несколько десятков лет – это вся сознательная жизнь. Так что, честно говоря, меня сейчас будущее нашего коллектива беспокоит больше, чем история метеорита.

– Вы упомянули ФАНО, видимо, ваш пессимизм связан с реформой РАН?

– Не только, хотя в связи с реформой появилось общее ощущение неустойчивости и неуверенности в будущем, особенно у молодежи, которая и так к нам не очень охотно идет. Если говорить конкретно о последствиях реформы, вопреки ожиданиям и декларациям, увеличилось количество бюрократии, всевозможных бумаг. Декларировалось, что реформа призвана освободить ученых отогромного количества бумаг, которые требовало от них Министерство образования и науки. Однако теперь их требуют уже и министерство, и ФАНО. Лучше бы, конечно, академию освободили от бумаг, чем от собственности.

– И все же многие согласны, что реформа была необходима.

– Конечно, но не такая. Нельзя ломать через колено. Реформировать – да, больше того, я даже согласен с тем, что нужно объединять некоторые институты, нужно что-то реструктурировать. Но я считаю, что в принципе не за то взялись, взяться нужно было за образование. Уровень студентов падает, и лучшие все равно не остаются в науке. Мне откровенно жаль людей с высшим образованием, со способностями, которые работают клерками в разных конторах. Я очень благодарен судьбе за то, что прожил интересную жизнь. Получится ли у них такая?

– Падение Челябинского метеорита – событие, которое в нынешней обстановке может сыграть вашему институту на руку?

– Наверное, да. Благодаря Челябинскому метеориту люди во властных структурах поняли, что некоторые проблемы, которыми занимаются ученые, вполне реальны, что это не фантазии, которые ученые выдумывают, чтобы получить финансирование и удовлетворять собственное любопытство. Мы несколько лет назад обращались к тогда еще министру по чрезвычайным ситуациям Сергею Шойгу, чтобы привлечь внимание к проблемам астероидно-кометной опасности, но никакой реакции не было. Я, конечно, понимаю, что у людей, причастных к принятию решений, есть колоссальное количество текущих проблем...

– А опасность действительно велика?

– Понимаете, энерговыделение при падении 18-метрового Челябинского метеорита сравнимо с взрывом примерно 20 бомб, сброшенных на Хиросиму, это около 300 килотонн. Тунгусский метеорит был размером 50-60 метров, он дал энерговыделение примерно в 5 мегатонн – это как мощная современная водородная боеголовка. Столкновение с километровым телом приведет к глобальной катастрофе, такие события Земля в своей истории переживала, и они заканчивались исчезновением 90 процентов биосферы. Статистически падения метеоритов вроде Тунгусского происходят где-то раз в сто лет, столкновения с километровыми и более крупными метеоритами случаются еще реже – грубо говоря, раз в миллион лет. Но статистика – скользкая вещь: катастрофа может случиться через сто лет, а может – завтра. Есть поговорка: "Пока гром не грянет, мужик не перекрестится". События в Челябинске напомнили, что задумываться о метеоритной опасности все же стоит.

– Даже несмотря на то, что катастрофы на этот раз не произошло?

– Да, нам "повезло", ведь впервые в современной истории человечества событие такого масштаба произошло в достаточно густонаселенном районе. За медицинской помощью обратились полторы тысячи человек, около ста оказались в реанимации. Да и разрушения были существенные – и были бы еще большими, но, к счастью, образовалась не самая мощная ударная волна, и она прошла в основном по ненаселенным территориям. Еще одно обстоятельство привлекло общественное внимание: до самого последнего момента, до вспышки, Челябинский метеорит вообще не замечали, не видели никакими средствами наблюдения, ни гражданскими, ни военными. И дело здесь не в том, что метеорит упал на территории России: в США было бы то же самое. У него была слишком большая скорость, он двигался под слишком низким углом к горизонту, да еще и со стороны Солнца, так что все наши системы были ослеплены. Все это, конечно, насторожило власти.

– И какие-то организационные выводы последовали?

– Я сам не видел документа, но слышал, что будто бы теперь МЧС выделило определенные средства на то, чтобы более внимательно заниматься метеоритной проблемой хотя бы на стадии изучения. Где эти деньги будут "вариться", я не знаю, думаю, до нас они точно не дойдут. В институт пока никто не обращался.

– А что в принципе нужно делать? Разве мы способны защитить себя от падения метеоритов?

– Для начала нужно хотя бы каталогизировать достаточно крупные тела, которые бродят в окрестностях Земли, на основе наблюдений выяснить их параметры и рассчитать орбиты. Пока что на такие малые тела, как Челябинский метеорит, мы действительно повлиять никак не можем, но есть перспективные проекты, например, Spaceguard, который предполагает создание международной системы, оснащенной своего рода боевыми ракетами, которые могут быть посланы к опасному телу, чтобы если не разрушить его (это вряд ли возможно), то хотя бы изменить траекторию движения. Но если вы о приближении метеорита узнаете за пару месяцев, никакие ракеты не помогут, траекторию мы сможем изменить совсем чуть-чуть, а значит, нужно делать это сильно заранее, нужно уметь такие события хорошо предсказывать, знать, откуда может прийти опасность, следить за опасными телами. Американцы и европейцы, например, постоянно наблюдают и заносят в каталоги такого рода тела. А наша сеть, к сожалению, крайне слаба, хотя территория огромна – это ведь не случайность, что и Тунгусский, и Челябинский метеорит угодили в Россию. В пятую часть суши сложно промахнуться.

– И теперь есть некоторая надежда на перемены?

– Да. Понимаете, булыжнику абсолютно безразлично, куда бить – по простому крестьянину или по политику. Я сильно сочувствую тем людям, которые пострадали во время Челябинского события, но вместе с тем я даже рад, что это произошло, потому что это заставило многих, в том числе во власти, задуматься о проблемах, которые в конечном счете важнее дешевеющего рубля.

– И этот интерес проявляется уже хотя бы в том, что вас приглашают выступать перед широкой аудиторией, как на недавнем Фестивале науки в Москве.

– Я вижу в таких выступлениях своего рода долг. Я могу сколько угодно сидеть и заниматься написанием моих любимых формул, но есть и более высокая ответственность.