Электоронная газета "Вести образования" продолжает рассказывать об успешных образовательных проектах, которые не смогли устоять против последних реформ.

Вячеслав Лозинг возглавлял гимназию № 42 г. Кемерово – одно из лучших учебных заведений города, почти четверть века, но в июле 2013 года он был вынужден подать заявление об увольнении с поста директора, уехать в столицу и устроиться на другую работу:

– В 90-е годы чиновники от образования отдали бразды правления руководителям образовательных организаций, так как совершено не знали, что им делать, с кем и за что «бороться». Философия, да и практика построения новой школы в то время принадлежали достаточно узкому кругу ученых, экспертов и директоров продвинутых школ. А поскольку уровень профессионализма руководителей школ был очень разным, некоторые из них стали показывать результаты образования на уровне и выше лучших советских школ (типа физматшкол), а многие сильно снизили качество обучения своих учеников.

Эта ситуация продолжалась практически до конца 2010-х годов. За это время все идеи новой школы, которые несла в общее образование «группа прорыва», были «огосударствлены», и началось их внедрение в массовую практику. Здесь и появилась необходимость в образовательных и околообразовательных чиновниках (имеются в виду представители местных органов власти, на территории которых находится школа), которые уже знали, с кем и за что им «бороться». Они и стали бороться со всей «большевистской прямотой» – не за то, чтобы не было бедных (слабых школ в нашем случае), а за то, чтобы не было богатых (то есть сильных школ).

Большевизация управления образованием (как и вообще управления в стране) нашла поддержку люмпенизированных слоев населения и широко зашагала «по просторам». Околообразовательные чиновники развернули широкую кампанию борьбы с «недостатками» в отдельных (как правило, лучших) школах, образовательные чиновники их охотно поддержали. Здесь нужно заметить, что все эти «недостатки» (отсутствие учебников, средств на ремонт помещений, на приобретение оборудования, мебели и пр., недостойная учителей зарплата, малое количество первоклассных школ, обеспечивающих качественное образование, и не способных принять на учебу всех желающих, «добровольные взносы» и т. п.) были спровоцированы и организованы государством. А отвечать за них назначили директоров лучших школ в назидание всем остальным. Те директора, которые оказались мудрее, спокойно ушли на повышение или на пенсию (знаю многих таких), а те, которые сопротивлялись новому пришествию большевиков от образования, получили по полной (как я, например).

За год, в течение которого меня выдавливали, в школе прошло 38 проверок (не было ни одной «нормальной» недели, иногда четыре проверки шли одновременно), мы участвовали в 10 судебных заседаниях. Скажем, долго судились с Кузбассобрнадзором по превышению количества детей в классах. В одном первом классе у нас было 26 детей вместо 25, в одном третьем классе – 27 детей, в остальных 25 классах школы у нас было детей не более 25 человек. Мы проиграли это судебное разбирательство, как, впрочем, и большинство других, и у школы приостановили лицензию на проведение образовательной деятельности. Сейчас в этой же школе трудно найти класс, где нет более 25 человек… и ни одного иска в суд.

Причина моего выдавливания (формально я уволился по собственному желанию) всем всегда была очевидна: во-первых, новый глава города освобождал место директора одной из лучших школ (при этом самой новой и упакованной) для «своего» человека; во-вторых, меня нужно было наказать – в том числе и в назидание другим – за вклад в развитие образования и независимую позицию. При этом было использовано мощное орудие пролетариата – клевета: небольшая часть люмпенизированных родителей (помните, как такие же в 30-е годы прошлого столетия требовали публичной казни противников т. Сталина) буквально завалила проверяющие органы жалобами (анонимными или под вымышленными именами), что и стало «основанием» для всех проверок и многих судебных исков. Уверен, если бы в ходе этих проверок удалось найти хоть что-нибудь с намеком на «криминальность», я бы сейчас не давал вам интервью.

Меня активно поддерживали в то время подавляющее большинство педагогического коллектива, практически все родители. Все понимали, что расправа надо мной – это гибель той школы, в которой они хотели работать и учить своих детей.

Сейчас понимаю, что если бы я вовремя поклонился околообразовательному чиновнику, который заставлял меня сформировать избирательную комиссию из учителей и обеспечить с их помощью «правильное» голосование на выборах; вместо занятий и без согласия родителей выводить в город школьников на еженедельные субботники; «веселить» население на бессмысленных и никогда не заканчивающихся праздниках, за которые отвечал этот чиновник, я, может быть, продолжал бы и сейчас работать директором гимназии. Я, безусловно, не хотел бросать дело, которому я посвятил 25 лет своей жизни, но для этого, чтобы остаться, мне пришлось бы участвовать в их грязных играх. Я не хотел этого тогда, не хочу и сейчас.