Александр Генис: Как это бывает каждый год, эхо нобелевских дней еще долго не умолкает. Споры, обиды разочарованных поклонников, упреки жюри - все это неизбежная составляющая премиального сезона.
Вот и в этом году многие, и я - первый, горько жалею о том, что самая почетная - и самая противоречивая награда, Премия мира не досталась одному из главных фаворитов из всех номинированных - “Новой газете”. Ведущий орган оппозиции, эта газета чуть не в одиночку сражается за то, чтобы Россия в эти страшные дни массовой имперской истерии сохранила свой культурный потенциал.
Я, конечно, заинтересованное лицо, поскольку имею честь более 10 лет сотрудничать с “Новой” в качестве “писателя в газете”. Но со мной согласны и более объективные источники в Европе, считающие, что в отсутствии свободного парламента “Новая” отчасти взяла на себя роль парламентской оппозиции. Не зря даже номинация вызвала мстительную реакцию властей, обвинивших газету в экстремизме. Тем нужнее “Новой” международная защита и авторитет, который мог бы ей обеспечить Нобелевский комитет. Особенно это важно сейчас, когда Россия стремительно возвращается в полумрак авторитарного общества. Дело в том, всякая премия, но особенно - такая могучая, как нобелевская, должна работать. Она помогает миру выбирать научное направление, эстетическую школу, экономическую политику. Своевременно нашедшая своего лауреата, премия служит рычагом воистину исторических перемен. Так, вручив награду Солженицыну и Сахарову, Нобелевский комитет стал соавтором русской судьбы. Будем надеяться, что об этом вспомнят в будущем году.
О других премиях судить труднее. Научные достижения оценить по заслугам могут только эксперты. Что они, собственно, и сделали, наградив достойных. Другое дело – литература. О ней, как о футболе, может судить каждый. Именно поэтому, думаю, Нобелевской премии в этой категории так часто достается от ее критиков, прежде всего - за пропущенных гениев. Ведь величайшие писатели ХХ века так и не попали в список лауреатов – ни Толстой, ни Джойс, ни Кафка, ни Платонов.
На этот раз премия тоже обошла тех, за кого я болел. В Америке это - Филипп Рот, который ждет премии уже треть века. В прошлом выпуске АЧ мы намекали нобелевскому жюри, но это не помогло.
В России, писатель, за которого я болел, конечно, Фазиль Искандер.
В сущности, он сделал со своим Чегемом то же, что Фолкнер - с Йокнапатофой или Маркес - с Макондо: вырастил из родной почвы параллельную вселенную, существование которой уже нельзя отрицать.
В предисловии к первому бесцензурному, американскому “Сандро” Искандер сформулировал задачу книги словами, которые годятся для Нобелевской лекции:
"Следуя традициям русской классической литературы, показавшей полноценность душевной жизни так называемого маленького человека, я пытаюсь в меру своих сил раскрыть значительность эпического существования маленького народа".
Искандер сделал, что обещал: дал голос народу, раскрыл, по его же словам, мощь и красоту нравственного неба, под которым жили люди Чегема.
Кажется бесспорным, что из всех ныне живущих российских писателей Искандер прежде всего заслуживает Нобелевской премии. За что еще давать высшую награду, как не за такое расширение литературной географии, которое навсегда меняет карту мировой словесности. Однако, и на этот раз премия не нашла своего героя.
Это обидно, но не будем забывать, что Нобелевская премия все-таки украсила таких замечательных писателей, как Бунин, Фолкнер или Беккет. И я навсегда благодарен Нобелевской премии за то, что она досталась Бродскому. В тот день я от радости первый и последний раз пришел на работу в галстуке…
Подводя итоги нобелевским дням, я хочу предложить слушателям интервью с одним из распорядителей нобелевского праздника. Несколько лет назад “АЧ” обратился к его руководству, к теперь уже бывшему директору Нобелевского фонда. Вот беседа, которую тогда записала наш корреспондент Ирина Савинова.
Ирина Савинова: Нам удалось взять интервью у исполнительного директора Фонда Альфреда Нобеля Майкла Сульмана. Он - сын Рагнара Сульмана, душеприказчика Нобеля. Будучи молодым ученым, Сульман-старший буквально сидел на мешках с миллионами, когда их нужно было доставить в Париже в шведское консульство, и боялся, что на него нападут по дороге бандиты. Завещание Альфреда Нобеля, жившего в стольких странах и умершего в Италии, было составлено без помощи адвоката, таким незатейливым образом, что Швеция опасалась, как бы это несметное по тем временам богатство не дойдет до родины Нобеля.
Майкл, чем объясняется не угасающий интерес к Нобелевской премии?
Майкл Сульман: Внимание к премии объясняется тем, что на протяжении более ста лет Нобелевский комитет исключительно хорошо выполняет свою работу по отбору лауреатов. Это - главная причина, а вторая – та, что это была первая международная премия. Конечно, в мире есть другие премии, гораздо более старые и считающиеся престижными в своих странах. Скажем, премия Академии в Париже, Королевского общества в Лондоне, Академии наук в Берлине, премия Бенджамина Франклина в Америке, но этими премиями отмечают достижения только граждан этих стран. Альфред Нобель был космополитом, знавшим пять языков и жившим в Швеции, России, Германии, Шотландии, долгое время во Франции и в последние годы жизни – в Италии. Он специально подчеркнул в своем завещание пожелание, чтобы при выборе лауреатов никаким национальностям не делалось предпочтений, то есть, чтобы лауреаты награждались независимо от того, выходцы они из скандинавских стран или нет.
Ирина Савинова: Сам Альфред Нобель никогда не объяснял свой выбор категорий номинаций, сегодня они остались теми, каким он отдал предпочтение?
Майкл Сульман: Да, они все те же. Категорий пять: по физики, химии, физиологии и медицине, по литературе и премия мира. (Только премия по экономике была добавлена в 1968 году, она финансируется Центральным банком Швеции). Первыми двумя премиями, по физике и химии, а также по экономике, награждает Королевская академия наук Швеции. Премией по медицине награждает наш главный медицинский вуз - Каролинский институт. Лауреата по литературе выбирают 18 членов Шведской академии. Премией мира награждает Норвежский комитет, выбранный Парламентом Норвегии. И все это было оговорено в завещании Альфреда Нобеля. Номинации – отражение его интересов. Что же до премии мира, то время от времени возникают слухи, неподтвержденные правда, что его вдохновила знакомая, австрийская женщина Берта фон Сюттнер.
С отсутствующей математикой - опять-таки "шерше ля фам": женщина, которую Нобель любил, предпочла его ученому математику. Но это не подтверждено фактами, известно только, что математика его не интересовала.
Ирина Савинова: А почему художникам премия не предназначалась?
Майкл Сульман: Номинации отражают его интересы. И его выбор категорий очень ясный: он сам был ученый, химик и физик, и он любил литературу, сам писал, особенно в конце, разочаровавшись в жизни и удрученный своим одиночеством.
Ирина Савинова: У нобелевского комитета были и провалы, ошибки, вроде той, когда в 1949 году был награжден португальский учены, открывший якобы терапевтическую ценность лоботомии в лечении психозов, что впоследствии оказалось неверным.
Майкл Сульман: Этот пример только говорит о состоянии науки в то время. Мы не можем давать оценку тому, что было сделано тогда, с точки зрения сегодняшних достижений. В то время его открытие представляло собой пример более гуманного отношения к психическим больным, чем имевшиеся в наличии способы лечения. В музее психиатрии можно было увидеть такое... Короче: в то время его открытие считалось прогрессивным.
Ирина Савинова: Как Комитет ищет кандидатов на премию?
Майкл Сульман: Это, конечно, - самое трудное. У нас есть группа экспертов, которые достаточно квалифицированы, чтобы быть советниками и предлагать номинантов. Кроме этого, они привлекают огромное число других людей по всему миру, тех, кто в свою очередь выдвигают кандидатов. Это как радар, считывающий весь мир. В каждой категории оказывается по триста-четыреста имен. Затем различные комитеты проводят оценку номинантов, с помощью уже международной экспертизы. Конечно, в первую очередь, это касается точных наук.
Ирина Савинова: С точки зрения статистики, какая страна дала больше всего лауреатов премий Нобеля?
Майкл Сульман: Если вы посетите наш Интернет-сайт, то заметите, что на нем очень разумно удалена статистика такого рода. Вспомним еще раз Альфреда Нобеля, который в завещании твердо указал, что на национальность не следует обращать внимания. Тем не менее, ясно, что в области точных наук по наградам Соединенные Штаты конечно идут далеко впереди. До прихода к власти Гитлера в 1933 Германия была на первом месте по наградам в точных науках. Что же касается литературы, то вкусы Шведской академии было весьма ограниченными и консервативными. Постепенно, однако, горизонт расширился, и сегодня мы охватываем мир на 360 градусов.
Ирина Савинова: А как обстоят дела с Россией?
Майкл Сульман: Россия на нас очень сердится из-за того, что не получила бОльшего числа премий. Я должен хранить нейтралитет, но могу сказать, что было странно, когда Комитет не наградил Льва Толстого. Особенно это странно потому, что это именно та литература, которую наградил бы сам Нобель. Отношения Нобелевского комитета с Россией очень сложные. Посмотрев архивы за первые пятьдесят лет, мы увидим, что Россия не выдвигала номинантов от своей страны. Россиян выдвигали иностранцы. В других странах это совсем по-другому: у них организуют целые национальные кампании по выдвижению одного единственного кандидата на премию.
Надо сказать, что во времена советской власти на премию в целом смотрели свысока, за исключением премий в области физики и химии. Иллюстрацией такого отношения служит трагический эпизод с Пастернаком, когда власти оказали на него такое сильное давление, что он вынужден был от отказаться от Нобелевской премии.
Ирина Савинова: Как Вы считаете, какое самое главное достижение премии Нобеля?
Майкл Сульман: Ответа на это нет. Категории такие разные. С моей точки зрения все достижения, заслужившие награду, были важными. Какая из 700 с лишним премий самая важная нельзя сказать. Но все они представляют ценность с другой точки зрения: Нобелевские премии это – вехи, которые обозначают главные направления в развитии человечества за последнее столетие.
