Человечество всегда, часто и охотно, воевало за территорию и за содержимое недр – ввиду того, что земля и хранящиеся под ней полезные ископаемые есть ресурсы ограниченные и не восполняемые. Вода, напротив, казалась ресурсом практически неограниченным и легко возобновляемым, поэтому войны из-за нее велись реже, и прочерчивать границы по руслам рек было зачастую надежнее, чем по суше. Вряд ли, однако, вода и впредь останется относительно "бесконфликтным" ресурсом, в свете глобального изменения климата и его вероятных последствий.
Если "водные" конфликты усилятся, то произойдет это в первую очередь в развивающихся странах, чья экономика намного больше, чем хозяйство стран развитых, зависит от природных условий. Авторитетная частная исследовательская организация Geopolitical Monitor проанализировала назревающие межгосударственные конфликты на трех великих мировых реках – Брахмапутра, Нил и Тигр.
Индийско-китайское противостояние
Река Брахмапутра берет начало в Тибете, течет по территории юго-западного Китая (китайцы называют ее Цангпо), пересекает границу с Индией, проходит по штату Аруначал-Прадеш, сливается с Гангом и впадает в Бенгальский залив уже на территории Бангладеш. На примере этой реки хорошо понятно, как водная проблема "вливается" в широкое геополитическое русло, рассказывает руководитель проекта The Geopolitical Monitor Захари Филингхам:
– В Индии и Бангладеш эта река – ключевой сельскохозяйственный ресурс, артерия, питающая засушливые и перенаселенные аграрные районы, которые не смогут в обозримые сроки переключиться на промышленное производство, не нуждающееся в таком же большом количестве воды. Для Китая эта река является важнейшим источником гидроэнергии, причем не только в политически нестабильном Тибете, который Пекин хочет индустриализовать и заселить китайцами, чтобы "разбавить" тибетский национализм, но и, потенциально, для районов на западе, северо-западе и в центре страны, куда планируется со временем перенаправить воды Брахмапутры, осуществив гигантские проекты по переброске стока. Складывающаяся ситуация, в перспективе, чревата катастрофическими последствиями для Индии и Бангладеш, которые только приближает отсутствие дипломатического диалога по этой проблеме между тремя странами.
Китай, будучи региональным гегемоном, не чувствует потребности в диалоге, замечает Захари Филингхам. Мало того, Китай посягает на весь штат Аруначал-Прадеш, омываемый Брахмапутрой. КНР, военная сверхдержава, считает также, что может без боязни строить на реке сколько угодно ГЭС. Обманывая при этом Индию и Бангладеш, что эти ГЭС деривационные, то есть работающие на напоре, который образует естественный ток воды, а не плотинные, коими они на самом деле являются и которые отводят большую часть стока в водохранилища.
Китай, будучи региональным гегемоном, не чувствует потребности в диалоге
Еще в 1999 году китайские власти заговорили о смычке тибетских гидропотоков с рекой Хуанхэ. В 2008 году тогдашний председатель Госсовета КНР Вэнь Цзябао заявил премьер-министру Индии Манмохану Сингху, что проект переброски вод призван разрешить фундаментальную проблему "водной безопасности" страны, а потому дипломатическому обсуждению не подлежит. Обсудить эту проблему с Пекином Сингха настоятельно просили министерство иностранных дел Индии и даже индийские военные. Река, перекрытая плотинами, теряет в нижнем течении большую часть илистых отложений – важный источник органических удобрений в сельском хозяйстве Индии и Бангладеш, а в верхнем течении эти отложения, напротив, нарастают, сужая речной канал. В результате, по подсчетам специалистов, из-за китайских ГЭС индийские крестьяне могут недобрать 64 процента воды даже в благоприятный сезон муссонов, и 85 процентов – в течение всего остального года. Существует также геостратегическая опасность затопления северо-восточных районов Индии, если Китай одномоментно выпустит забранную воду из хранилищ. Это – помимо риска собственно стихийных бедствий, которые могут произойти из-за размещения китайских электростанций в сейсмически опасном районе.
По нормам международного права, рассказал Захари Филингхам, договаривающиеся стороны делят воду пропорционально существующим объемам промышленного, аграрного и бытового водопользования, а таковой объем сейчас намного больше в КНР, чем в Индии. В ближайшем будущем эти пропорции не изменятся, и именно это обстоятельство пока сглаживает остроту конфликта, который Китай категорически отказывается решать на договорной основе.
Эфиопия vs. Египет
Второй из рассматриваемых конфликтов сосредоточен на реке Нил. Его главные участники – Эфиопия и Египет, продолжает Захари Филингхам:
– Конфликтные ситуации, о которых мы говорим, плохо поддаются урегулированию. Что касается Нила, то Египет до недавнего времени намного превосходил Эфиопию в военном отношении, но проигрывал ей географически – потому, что располагается в низовьях Нила, в то время как эфиопы контролируют верхнее течение этой важнейшей водной артерии. Географические минусы своего положения Египет компенсировал культурным доминированием, ведь еще Геродот называл Египет "даром Нила" и говорил, что "Египет – это Нил, а Нил – это Египет". Эфиопы чувствовали себя маленькими и забитыми, и не могли бросить вызов могущественному северному соседу. Договор о разделе вод Нила существовал у Египта только с Суданом. Эфиопию они игнорировали, сохраняя за собой прерогативу определять, какие гидросооружения ей позволительно возводить и какие нет. Они также убеждали международные финансовые организации не поддерживать ее заявки в области водопользования.
Однако за несколько последних десятилетий Эфиопия укрепилась в военном отношении, она обзавелась союзниками в лице Кении, Танзании, Руанды. Ее население выросло вдвое. В повестке дня появились крупные индустриальные и агропромышленные проекты. Более того, значительно подорожало бурение скважин и, соответственно, выросла коммерческая привлекательность забора части стока из Нила. Для Аддис-Абебы "речной" спор с Каиром – это все же, в первую очередь, повод для геополитического самоутверждения, пересмотра дискриминационных, действующих еще с колониальных времен договоров о разделе вод Нила, закреплявших львиную их долю за государствами верховья реки. Но Египет упорно бойкотирует конференции по этой проблематике.
Старший аналитик исследовательского центра The Geopolitical Monitor Захари Филингхам полагает, что пассивность на дипломатическом фронте, растущие потребности Эфиопии в воде вкупе с выравниванием соотношения сил между Каиром и Аддис-Абебой в экономической и военной областях предвещают в недалеком будущем "горячую войну". Переломным, по его оценке, может стать 2017 год, когда Эфиопия завершит строительство крупной ГЭС на Ниле. Все вышеперечисленное усугубляют усиливающиеся колебания климата и учащение экстремальных погодных эпизодов, ведущих к обмелению африканской "водной жемчужины".
Засуха, рождающая радикальный фундаментализм
Последней в ряду разбираемых в исследовании "проблемных" рек стоит Тигр, рассказывает Захари Филингхам:
– Это, с моей точки зрения, самый интересный случай. Но давайте сначала произведем быструю "инвентаризацию". Турция строит на Тигре в юго-восточной части Анатолии близ сирийской границы огромный гидрокомплекс, состоящий из 22 двух дамб и 19 ГЭС. Последний объект этого комплекса, плотину Илису, энергично продвигает правительство Эрдогана, но строительство началось еще задолго до него. Главной потерпевшей стороной в этом проекте является Ирак, в меньшей степени – Сирия. Ирак исторически присваивал большую часть водотока Тигра и Евфрата, которые совместно "поили" земледелие на юге страны. В течение последнего десятилетия сток стабильно сокращался. По некоторым прогнозам уже к 2040 году он уменьшится настолько, что река Шатт-эль-Араб, образуемая слиянием Тигра и Евфрата, полностью обмелеет до впадения в Персидский залив. В настоящее время Сирия и Ирак переживают такую сильную засуху, что аналитики стали относить на счет климата общее ухудшение военно-политической ситуации в регионе и, в частности, успехи экстремисткой группировки "Исламское государство".
Данное обстоятельство и делает этот случай таким интересным для анализа. Вооруженный конфликт подобен реке: он имеет устье и исток. Устье конфликтов в Ираке и Сирии видно всем: это радикальная идеология, борьба этнических и религиозных групп, вмешательство сверхдержав. Разрастание вооруженной борьбы, которая выходит за пределы одного государства и перекидывается на соседнее. А вот исток конфликта на местном уровне скрыт от глаз широкой общественности. Я имею в виду засуху, которую усугубляет перекрытие жизнеобеспечивающих водных артерий в Турции; рост безработицы, обнищание крестьянства и миграция деклассированной бедноты в города, где она сталкивается с растущей дороговизной продовольствия и попадает под мощную идейную обработку исламистов. Гражданская война в Сирии, вспомним, началась с мирных протестов против подорожания продуктов питания. Это все есть невидимые посторонними локальные факторы, дестабилизирующие международную обстановку.
Старший аналитик исследовательского центра The Geopolitical Monitor Захари Филингхам подытоживает: тот факт, что вооруженные конфронтации нередко вызывают к жизни эти невидимые посторонними локальные факторы, как правило, сводит на нет благородные усилия мирового сообщества по предотвращению конфликтов.
