Президент России Владимир Путин призвал сепаратистов так называемой ДНР открыть гуманитарный коридор для окруженных в Иловайске украинских военнослужащих, чтобы дать им возможность выйти из района боев. Он предложил украинским властям "немедленно прекратить боевые действия, остановить огонь, сесть за стол переговоров с представителями Донбасса, решать все накопившиеся проблемы исключительно мирным путем".
Сепаратисты на предложение Владимира Путина ответили согласием, но заявили, что украинские военные должны перед выходом из окружения сдать оружие и боеприпасы. Украинские журналисты обращают внимание на тот факт, что в официальной риторике Кремля прозвучало название захваченных сепаратистами территорий – "Новороссия".
Обращение Владимира Путина к террористам, орудующим на востоке Украины, свидетельствует об их подконтрольности Кремлю, – убежден советник министра внутренних дел Украины Зорян Шкиряк:
– Это еще одно свидетельство цинизма российского диктатора. Этим заявлением Владимир Путин официально подтвердил свое непосредственное участие в организации и финансировании российских террористических банд на территории Украины. К сожалению, можно констатировать, что груз “200” еще в большом количестве будет направляться в РФ, потому что Украина не остановится, назад дороги нет, мы не дадим оккупировать нашу землю и расчленять наше государство.
Журналист проекта "Донбасс. Реалии" Алексей Мацука рассказал Радио Свобода, что на Украине обращение Путина к сепаратистам восприняли в первую очередь как почти официальное признание террористических группировок:
– В Украине обращение Путина в первую очередь восприняли как фактическoе признание им террористической группировки "Донецкая народная республика", взявшей на себя функцию создания государственного объединения под названием "Новороссия". Как шаг навстречу сепаратистам. Я разговаривал с одним из военных экспертов. По его словам, если Путин оставит "Новороссию" без поддержки, где-нибудь в Томске или Тамбове любой гражданин России сможет выйти и назвать его нецензурным словом, которым Путина называют во всем цивилизованном мире. Все очень логично. Путин не мог защищать территорию Донецкой области в составе Украины только потому, что там есть какие-то эфемерные "соотечественники". Этого было недостаточно. Но теперь, когда уже и министр иностранных дел России и Путин фактически признают название "Новороссия" как закрепленное за некоей республикой, это является поводом для непосредственного влияния на своих сторонников в Донецкой области и оправдывает появление российских войск в Донецкой области.
Обращение Владимира Путина к сепаратистам ДНР и его заявления на Молодежном форуме "Селигер-2014" о "военно-гуманитарной" операции "ополчения" на юго-востоке Украины означают, что Путин легализует свой контроль над сепаратистами. О тактике российской власти на Украине – российский политолог Дмитрий Орешкин:
– То, что Владимир Путин публично начал говорить про Новороссию, с одной стороны, означает, что он пытается легализовать то новое образование в Луганской и Донецкой областях, которые можно защитить с помощью российского оружия. С другой стороны, это означает, что сдулась роскошная картинка, которую рисовали Проханов, Дугин и прочие. Ведь первоначально, по их замыслу, в Новороссию входило 8 регионов, 8 областей Украины. Сейчас речь идет о том, чтобы зацепиться и округлить небольшой пятачок на границе Луганской и Донецкой областей суммарной площадью, наверное, не больше трети от Луганской и Донецкой областей. Правда, там стоят крупнейшие города вроде Донецка и Горловки. С другой стороны, это означает, что амбиции на большее пространство сократились. Теперь Новороссией будут называть этот пятачок земли. Третья проблема заключается в том, что для того чтобы вести переговоры, надо иметь субъект переговоров. В данный момент ополчение Новороссии не контролирует какой-либо вменяемой территорией, которую можно обнести границей и, соответственно, говорить, что это наши подконтрольные земли. Там налицо совершенно очевидная чересполосица – где-то расположены украинские войска, где-то войска самопровозглашенных республик. В такой ситуации географическую карту консервировать невозможно.
– Ну, и в чем сейчас задача сепаратистов и помогающих им российских военных?
– Задача в том, чтобы вытеснить поскорее украинские войска. Для чего, собственно, открывается гуманитарный коридор? Чтобы они могли отступить и создать какой-то пятачок, где есть города и прилегающая территория. Потому что нельзя же оставить только города под своим контролем, оставив в руках украинского руководства ближайшие пригороды. Так что речь идет о том, чтобы сейчас оттеснить как можно дальше украинские войска, обозначить контролируемую вооруженными силами линию демаркации. А поскольку ситуация патовая, ни Украина не может победить, ни Новороссию Россия не может сформировать, чтобы потом приступать к какому-то переговорному процессу. Пока сейчас стремительным образом пытаются создать переговорную позицию, т. е. должна быть территория, на которой контролируются всё какими-то определенными группами людей. Если эта территория пестрая, если там внутри есть какие-то участки, которые контролируются другой армией, то говорить по существу не о чем. Поэтому разговоры про гуманитарность, про переговоры – это все оттяжка времени.
– О чем могут быть эти переговоры?
– Сейчас ни Украина, ни Россия к переговорам не готовы по техническим причинам, потому что нет субъекта переговоров, не о чем разговаривать. Собственно говоря, и не с кем тоже. Потому что Украина не признают лидеров Донецкой и Луганской республик. Так что, Путин действует в ситуации крайней необходимости. Он вынужден добавлять все больше и больше военных ресурсов, потому что сами т. н. новороссийцы удержать ситуацию под контролем не могут. Они отступали, отступали и отступали, сообщая при этом, конечно, о своих победах. Надо отодвинуть украинские войска. Под Мариуполем надо отодвинуть, под Снежным надо отодвинуть, под Шахтерском, под Иловайском и т. д. Боюсь, что это сделать легко не удастся. Боюсь, что то, что сделано сейчас Путиным, недостаточно с точки зрения силовой логики. Так что, наверное, ситуация в ближайшем будущем будет нагнетаться.
– Каков может быть нынешний масштаб российского военного присутствия на Украине? Возможно ли обозначить хоть какие-то сроки, в которые все это может уложиться?
– Я думаю, что масштаб измеряется тысячами военнослужащих и сотнями единиц боевой техники. Это нужно для того, чтобы держать границы. Это достаточно для того, чтобы держать территорию, но недостаточно для того, чтобы всерьез отодвинуть границу от Донецка и от Луганска, что, на самом деле, необходимо сделать для того, чтобы начать переговоры. Поэтому я не думаю, что проблема может решиться быстро. Здесь это главная задача - сделать быстро. Потому что чем дольше процесс тянется, тем очевиднее прямое военное вмешательство России. Будут попадаться люди в плен. Будут идти 200-е гробы на территорию России. Это в нынешней ситуации не спрячешь, это не сталинские времена. Интернет обо всем расскажет. Так что, надо сделать быстро. А быстро не получится. Именно поэтому стратегия Путина мне представляется провальной.
Ответственный секретарь союза Комитетов солдатских матерей Валентина Мельникова уверена, что российские военные – вопреки закону и заявлениям российских политиков – действуют на территории Украины, однако не располагает запросами родственников погибших там солдат или офицеров.
– У нас нет никаких цифр о числе погибших, к нам никто не обращался. У нас ни в одной региональной организации нет заявлений от семей погибших на Украине, ни одного сообщения – "Мама, жена, я на территории Украины!". Я говорю о тех данных, о той информации, которая обычно поступает к нам от людей или от каких-то структур, когда есть фамилии, имена, воинские звания, номера воинских частей.
Костромской комитет солдатских матерей, который возглавляет Людмила Хохлова, работает со случаем десяти десантников, попавших в плен. Родители этих ребят пришли к ней, они уже обратились по всем необходимым адресам. Я думаю, что и уполномоченная по правам человека в России Элла Памфилова поможет. Там молодцы родители – они сообразили, в чем дело, сразу пришли в Комитет солдатских матерей. Мы ведь еще два месяца назад говорили: "Ребята, у нас война. Не отдавайте своих детей в армию, следите за тем, где они находятся. Если какое-то беспокойство – поезжайте и забирайте своих детей!" Пока люди сами этого не сделают, никто за них этого сделать не может. Я же не могу чужого мальчика украсть из воинской части, если меня мальчик даже об этом не попросил.
– Как вы думаете, на Украине есть российские солдаты?
– Конечно, в этом я лично уверена. Пленные только подтверждают это. И характер боевых действий, которые ведутся на Украине все это время, тоже подтверждает, что там профессиональные российские военные участвуют, со своей техникой, естественно. Я как эксперт считаю – да, они там есть.
– Речь идет о солдатах срочной службы или о контрактниках?
– А вот это меня совершенно не волнует. Потому что там никого не должно быть – ни офицера, ни генерала, ни солдата по призыву, ни солдата по контракту. Там не может быть никого, потому что Путин вернул в Совет Федерации разрешение на использование войск за границей и не издал никакого документа, по которому теперь можно было бы войска направлять за границу.
У нас до сих пор советские порядки. У нас открытая война была только одна, с Грузией, и то, потому что всех ситуация застала врасплох
Вспомните январь 1990 года, ввод войск в Баку. Вот сейчас ситуация ровно такая. К нам тогда обращались родители солдат, от которых по два – два с половиной месяца не было известий, тогда же не было мобильных телефонов. Наконец каким-то образом стало известно, что в город ввели танки, что есть погибшие солдаты и офицеры. К нам стали обращаться родители. Я как глава Всесоюзного комитета солдатских матерей пошла в приемную министра обороны, в кабинет №4 к полковнику юстиции Редько и говорю: "Вот, к нам обращаются родители. Давно нет писем от их сыновей. Люди беспокоятся". Голубоглазый полковник смотрит на меня и говорит: "А что они беспокоятся? У нас такой порядок: если что случится, мы телеграмму посылаем и спрашиваем, где хоронить". Я, конечно, опешила, но потом говорю: "Подождите! Как это так?! Можно же переслать сообщения от живых, от раненых, сообщить адрес госпиталя". Он говорит: "А у нас нет связи с войсками". Тут я, конечно, взбесилась: "То есть как у вас нет связи с войсками?! В Первую мировую войну каждую неделю газета "Русский инвалид" печатала, кто и где ранен, кто и где убит, кто в каком госпитале лежит. А у вас нет связи с войсками!" – "Вы знаете, это сложно". Короче, я плюнула и ушла. Сейчас история в точности повторяется. Когда от контрактника-десантника два месяца нет телефонных звонков, а в командовании части отвечают жене, что у них нет связи с войсками, – вот вам январь 1990 года. Это чтобы все вспомнили, у кого амнезия.
– Вы не обращались к руководству страны, к руководству Минобороны с напоминанием об этой проблеме?
– Уже есть обращение, уже запросили. Я что, напрасно с утра до вечера разговариваю с журналистами? Позиция Союза Комитета солдатских матерей уже всем известна, вплоть до администрации президента.
– Реакции нет пока?
– Какой реакции, от кого?
– Ну, например, обещание публикации списков погибших и взятых в плен на Украине солдат, как в "Русском инвалиде"…
– Да вы что? Вы, например, по Чечне много официальных списков видали? У нас до сих пор советские порядки. У нас открытая война была только одна, с Грузией, и то, потому что всех ситуация застала врасплох. Появился и список из 64 погибших и четырех сотен раненных. А все остальное – полная неизвестность!.. Помните, как говорили про пленных в Чечне: "Изменники родины, будем судить военным трибуналом!" Ну какие списки погибших?! Какие официальные списки? Обратятся к нам родственники, потерявшие своих солдат, – мы информацию по мере сил соберем. И вот что они увидят: в документах непонятно что написано об обстоятельствах гибели или ранения. Появятся раненые, ампутанты, на которых все наплюют. Вот тогда мы с вами, может, и узнаем, что это было на Украине, – считает ответственный секретарь Союза Комитетов солдатских матерей Валентина Мельникова.
