Программу ведет Андрей Шароградский.
Андрей Шароградский: Террористические нападения на Соединенные Штаты 11 сентября 2001 года оказали серьезнейшее влияние и на российско-американские отношения. Владимир Путин немедленно после терактов выступил в поддержку Соединенных Штатов, эта его позиция была оценена Вашингтоном. Однако наметившееся сближение, даже тесный союз в борьбе с террором быстро сменились похолоданием, преобладанием антиамериканизма в позиции Москвы.
Об этом я сегодня беседовал с известным российским политологом, директором Центра стратегических исследований Андреем Пионтковским.
Андрей Андреевич, считается, что события 11 сентября 2001 года стали поворотным пунктом в российско-американских отношениях, обе страны были объединены одной целью - борьбой с международным терроризмом. И хотя Москвой и Вашингтоном этого понятия очень отличалась, произошло реальное сближение двух стран. Вы согласны с такой оценкой событий пятилетней давности?
Андрей Пионтковский: Безусловно. Но только после этого последовал еще целый ряд других поворотов между Путиным, который 11 сентября первым из мировых лидеров появился на экране телевидения и сказал свою знаменитую фразу "американцы, мы с вами", и тем же Путиным, который после Беслана объяснял своим согражданам, что за спиной исламских террористов стоят более опасные традиционные и могущественные враги России, явно имея в виду Запад и, прежде всего, Соединенные Штаты. Это колоссальная разница. К сожалению, все развитие событий за последние два года, оно шло по нисходящей в российско-американских отношениях.
Андрей Шароградский: Чем это можно объяснить?
Андрей Пионтковский: Давайте не будем забывать, что то историческое, крайне прагматическое решение, которое принял Путин осенью 2001 года, об оказании поддержки американской операции в Афганистане, было встречено глухим сопротивлением и большинства российской политической элиты, и его окружения. Они все время осуществляли такую попытку сорвать этот складывающийся российско-американский союз. Кстати, уже говоря об этих событиях, можно сказать, что впервые, может быть, в российской военной истории России удалось, не потеряв ни одного солдата, усилиями другой сверхдержавы решить очень важную проблему безопасности. Потому что, не будем забывать, за два дня до 11 сентября было убийство Масуда, и прорыв талибов в такое среднеазиатское предбрюшье России казался таким неизбежным, и Путин блестяще решил эту задачу, именно воспользовавшись потенциалом Соединенных Штатов. К сожалению, это давление, потом предрассудки самого Путина, собственно, воспитанного в той же среде, проникнутой антиамериканизмом, недостаточное понимание теми же Соединенными Штатами, что этот союз с Россией это не некая такая данность, а довольно шаткая конструкция, за которую нужно бороться и прилагать усилия к поддержанию этого союза - все это привело к тому, что возобладали совершенно другие тенденции. Кто сегодня говорит о союзе? Сегодня Москва говорит устами министра Лаврова, который опубликовал несколько концептуальных статей по этому поводу как раз к годовщине этих событий. Мне уже приходилось говорить и я повторюсь, что сегодняшняя концепция Лаврова о месте России в этом конфликте исламского радикализма и Запада, она очень напоминает, просто буквально словесно повторяет конструкцию Молотова в 40-х годах, предшественника господина Лаврова: Советский Союз не может взять ничью сторону в конфликте, в мировой войне, развязанной англо-французскими террористами. И в практической плоскости мы обнаруживаем больше симпатий с такими деятелями, как Машела, Насралла или президент Ирана. Я думаю, что это очень недальновидная стратегия. Потому что, как мы бы ни упивались своими антиамериканскими комплексами и не повторяли, что мы не часть Запада, мы Россия, мы друзья исламского мира и так далее, в глазах исламских радикалов как раз Россия часть того сатанинского Запада, которому они объявили тотальную метафизическую войну.
Андрей Шароградский: Из ваших слов получается, что борьба с этими антиамериканскими комплексами перевешивает такую важную задачу, как борьба с международным терроризмом, и российские чиновники этого не понимают. Правильно я вас понял?
Андрей Пионтковский: Я бы согласился с вами, только протестуя против этого термина "борьба с международным терроризмом". Мне кажется, этот термин, который звучал многие годы, он неадекватен, это дань некой политической корректности. Терроризмом - это метод борьбы. Но мы же не боремся с басками, которые используют террористические методы. Это нежелание назвать вещи своими именами. Это борьба с исламским радикализмом и, вовсе не являясь сторонником президента Буша во всех вопросах, я бы согласился с его термином "исламо-фашисты". Это носители тотальной идеологии, которую они хотят навязать всему миру. Конечно, антиамериканизм перевешивает просто интересы безопасности России.
