Я буду говорить о тех обстоятельствах, которые, возможно, напрямую не имеют отношения к предмету доказывания, но которые, я считаю, абсолютно необходимо учитывать при принятии конкретного решения. Как мне кажется, как таковые какие-то наши индивидуальные стороны, мотивы не так важны, потому что по тем же обстоятельствам, по которым мы здесь сидим, здесь мог бы сидеть любой человек, который находился на Болотной площади 6 мая. И, собственно, общественный резонанс наше дело получило не потому, что кого-то интересует, кто каким образом потянул полицейского за ногу или за бронежилет. Все-таки так называемое "Болотное дело" стало символичным в том плане, что через него общественность понимает, каким образом власть взаимодействует с теми, кто имеет отличную от генеральной линии точку зрения.
Тема, которая не особенно затрагивалась в нашем судебном разбирательстве, но в данном случае важна: почему вообще такое большое количество людей 6 мая все-таки, несмотря ни на что, приняли решение участвовать в каких-то событиях, а не просто постоять лишних 2-3 часа в очередях, а потом разойтись по домам. А в конечном итоге они еще и не позволили себя в очередной раз безнаказанно избить. Здесь я хотел бы сказать следующее: демонстрация 6 мая была уже седьмым по счету массовым мероприятием оппозиции. Если раньше, до декабря 2011 года, на какие-то протестные митинги, которым я был свидетелем, выходило несколько тысяч человек, то, конечно, после того как сами знаете кто сказал, что идея сменяемости власти не самая лучшая для России, этот актив существенно расширился. И эти люди пошли наблюдателями на выборы, для того чтобы понять и зафиксировать, каким образом образуется легитимность тех политических процессов, которые происходят в нашей стране.
Я понимаю, что у нас право не прецедентное, но нельзя не заметить, что, если ты, например, националист, перекрываешь дороги, поджигаешь магазины, устраиваешь погромы, но при этом не высказываешься против действий власти, то ты хулиган, а если ты оказался на митинге, где кричат лозунг "Путин — вор!", то ты попадаешь под жесткую уголовную ответственность.
И 4 декабря все встало на свои места, несмотря на то, что сам институт выборов во многом был уничтожен в России гораздо раньше, но та масса людей, которая пришла в качестве наблюдателей на выборы, увидела, каким образом формируется легитимность действующей власти. Конечно, я сам был наблюдателем на этих выборах, и то, что мы увидели, было вполне однозначно. За счет социальных сетей удалось показать, что действительно ситуация была странной: пытаешься найти хоть одного человека в своем окружении, который бы сказал: "Я голосовал за "Единую Россию, и поэтому эта партия набирает такие очки". Но на самом деле таких людей не было. Никакой массовой поддержки властей не было. Даже в дальнейшем, когда Болотной площади пытались противопоставить Поклонную, трансляцию хотели вести по принципу "вот мероприятие против властей — вот мероприятие за власть", но на втором даже показывать было нечего. Добровольно на какое-либо мероприятие в поддержку действующей власти даже тысячу человек не могли собрать. Поэтому сама по себе эта тема, я считаю, была крайне важна, но, к сожалению, как мне кажется, не была в достаточной мере раскрыта властями, потому что честные выборы — это единственный легальный способ изменить политическую систему. И изменив систему, можно решить в дальнейшем и социальные, и экономические проблемы. Но несмотря на то, что огромное количество людей вышло на улицы, чего вообще не было раньше, со стороны власти не было практически никакой реакции. Протест был мирным, был многочисленным, было очевидно, что требования, которые выдвигаются, реальны, те проблемы, о которых говорится, имеют место быть. Но вместо этого люди видели только нежелание вести какой-либо диалог, а в какой-то момент и вообще откровенное издевательство.
Сейчас многим не нравится, как какие-то отмороженные персонажи на Украине называют людей с юго-востока. У нас же здесь было тоже самое. Людей, которые выходили на Болотную площадь, президент страны называл бандерлогами, приводил еще множество разных сравнений. Говорилось о том, что вас всего лишь один процент: ну вышло 100 тысяч человек из 10 миллионов населения Москвы, и это вообще ничего не значит. А впоследствии, когда они все-таки допустили честные выборы, как это было на выборах мэра Москвы, то все увидели, что это не один процент, а 40 процентов — значительная часть общества.
Как мне кажется, посылается такой сигнал: если ты лоялен к власти, то в отношении тебя включается режим максимального благоприятствования, а если ты не лоялен, то ты сидишь в тюрьме.
Я считаю, что в целом надо радоваться, что события, которые произошли на Болотной площади, произошли именно таким образом, потому что во всех развитых демократических странах акции протеста, возможность выразить иную, отличную от власти, точку зрения, формирует политическую конкуренцию, которая позволяет стране найти оптимальный путь развития. И, если обратить внимание, какие-то проблемы в экономике у нас начались как раз с третьего квартала 2012 года, потому что невозможно построить стабильную экономическую и социальную систему, когда ты полностью демотивируешь и исключаешь из нее такую существенную часть общества. А то, что эта часть общества существенная, было очевидно. Первый сигнал, который мы фактически видели и который следует из нашего дела: есть ли вообще в России право на протест, которое есть во всех развитых странах? Сейчас, как мы видим, Россия этого права лишена.
Другой момент, на который невозможно не обратить внимания, еще один сигнал — сохранились ли в России право и законность. Человек должен быть защищен от действий властей не только механизмом их разделения, системой сдержек и противовесов, но и возможностью напрямую апеллировать к закону в той форме, в которой он сформулирован. Мне кажется, что в нашем деле это как раз ярко проявляется, потому что есть 212 статья (РС – "Массовые беспорядки"), есть 8 статья Уголовного кодекса (РС – "Основания уголовной ответственности", по которой основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного УК). Она, может быть, неудачно сформулирована, но она сформулирована так, как есть. И неправильно даже такие очевидные вопросы выносить на стадию судебного разбирательства, потому что сам по себе закон сформулирован достаточно однозначно. Мы тоже читали официальные комментарии к Уголовному кодексу и нигде мы не нашли, что само событие преступления массовых беспорядков может квалифицироваться на альтернативной основе из тех признаков, которые там указаны. Тем не менее, это последовательно игнорируется, даже в тех приговорах, которые приложили к материалам дела, эта тема всячески откладывается.
Как я и говорил, само по себе право и законность — одни из важнейших институтов, которые позволяют осуществить права человека в демократическом государстве. И, конечно, мы не можем не обратить внимания на некую избирательность в применении закона. Я понимаю, что у нас право не прецедентное, но нельзя не заметить, что, если ты, например, националист, перекрываешь дороги, поджигаешь магазины, устраиваешь погромы, но при этом не высказываешься против действий власти, то ты хулиган, а если ты оказался на митинге, где кричат лозунг "Путин — вор!", то ты попадаешь под жесткую уголовную ответственность.
Но если в этой стране путь к свободе лежит через тюрьмы, то, конечно, мы готовы его пройти.
И последний момент, который следует из нашего дела и на который нельзя не обратить внимания. Как мне кажется, посылается такой сигнал: если ты лоялен к власти, то в отношении тебя включается режим максимального благоприятствования, а если ты не лоялен, то ты сидишь в тюрьме. Это то, что касается оценки действий демонстрантов и действий полиции. Очевидно, что не все полицейские вели себя так, как должны были себя вести. Я понимаю, что, может быть, конкретно эта тема не являлась предметом нашего разбирательства, но ни одного уголовного дела в отношении полицейских заведено не было. Фактически, через наше дело, из полицейских хотели сделать какую-то касту неприкасаемых. Когда где-то шла общественная дискуссия о последствиях "Болотного дела", всегда высказывалась одна и та же фраза: "Полицейских бить нельзя". Но даже в нашей ситуации из 30 человек, которые были привлечены по "Болотному делу", только трое реально наносили какие-то удары полицейским. При этом вся сложность этой ситуации примитивизировалась до одной этой фразы: "Полицейских бить нельзя!" Как мне кажется, подобная постановка вопроса полностью уничтожает какую-либо критику в отношении власти. Не можем же мы забывать о том, что многие страшные вещи, которые происходили в нашей стране, например в годы большого террора, все эти преступления совершали люди в форме, и все, что они делали, фактически было законным. А сейчас нам говорят о том, что не должно быть никакого критического переосмысления данной ситуации, необходимо просто тупо подчиняться тезису, который многократно повторялся на обсуждении нашего дела.
Основное, что хотелось бы сказать: очень бы хотелось, Ваша честь, чтобы после нашего процесса не получилось так, чтобы говорить о праве как о выражении принципа справедливости стало бы действительно признаком плохого тона. Мне хотелось бы, чтобы правоприменение на примере нашего процесса не преследовало никаких прочих целей, в том числе политических, которые были навязаны, были обозначены — и в материалах дела все это есть, — а судили бы нас только за то, что мы реально совершили. Но если в этой стране путь к свободе лежит через тюрьмы, то, конечно, мы готовы его пройти. На этом все.
