Пропагандистская война. Почему нельзя доверять самым страшным новостям и фотографиям? Каким образом информационные программы приобретают характерные черты желтой прессы? Голливудский сериал как образцовый продукт для российского ньюсмейкера: как сюжет из “Шерлока Холмса” перекочевал в соцсети Стрелкова. Как пропаганда воюет с реальностью и чем она ее заменяет? "Распятые мальчики" и "задушенные беременные": кто, как, почему и для кого создает фальшивые образы-страшилки? “Слеза ребенка” как базовый русский архетип. Жестокость и сантимент новой русской пропаганды. Эмоции и национализм хорошо продаются, а деньги не пахнут – принцип российских телеменеджеров последней волны. Обеспеченные горожане с гаджетами как носители вируса информационной войны. Немного об украинской пропаганде.
Владимир Корсунский, главный редактор сайта grani.ru; Мария Галина, писатель; Юрий Богомолов и Василий Степанов, кинокритики; Анна Голубева, медиакритик, шеф-редактор отдела медиа colta.ru; журналист Владимир Долин (Киев); Владимир Голышев, драматург (Ростов); медиаменеджер Джиллиан МакКормак (Брюссель).
Елена Фанайлова: О беспрецедентном формировании фиктивной реальности на российских телеканалах и в интернете мы сегодня будем разговаривать с Владимиром Корсунским, главным редактором сайта "Грани.ру". За нашим столом Анна Голубева, шеф-редактор отдела медиа портала "Colta", писатель Мария Галина, кино- и телекритик Юрий Богомолов.
Я попросила Владимира Долина, историка, шеф-редактора программы Савика Шустера, рассказать, что он думает про украинскую пропаганду. Может быть, она так же увлекательна, как российская?Я обнаружила в интернете украинские сатирические ролики, с сатирой у них все хорошо. Но такого пропагандистского мифа большой мощи, как «распятый мальчик», я там обнаружить не смогла.
Владимир Долин: Никаких пропагандистских войн я не вижу. Украина не умеет вести пропаганду. Может быть, и хорошо, что не умеет. Все попытки пропаганды крайне неумелые. На мой взгляд, украинцам следовало бы просто рассказывать о том, что происходит, ничего не скрывая, и луче объясняя. Украина права в этой ситуации, и нет ничего из того, что бы происходило в Донецкой и Луганской областях, что нельзя было бы объяснить. Не хватает видео, не хватает фото. Если в свое время в Израиле я видел, как солдаты, отправляющие на задание, имеют видеокамеры, прикрепленные к каскам, если мы видим, когда израильский самолет наносит удар по какому-либо объекту, то до нанесения удара и после нанесения удара этот объект снимают беспилотники или камеры, установленные непосредственно на этом же самолете, и немедленно результат этих съемок публикуется, то у Украины ничего этого нет.
Что касается другой стороны (то есть российской - РС). Тут традиции агитпропа в чистом виде. Тут традиции геббельсовские. Недавно было сказано, что Геббельс талантливый пропагандист и агитатор. Поэтому самые безумные слухи появляются с той стороны о массовых убийствах украинского мирного населения. Я могу сказать, что, может быть, и не массовые, но убийства населения творились, скорее, т. н. ополченцами. На прошлой неделе я был в Славянске и видел, как вскрывались могилы расстрелянных людей. 14 человек только из одной могилы. А таких могил в Славянске одиночных, братских, наверное, больше сотни. Все эти люди были казнены в период оккупации Славянска подразделениями Стрелкова.
Елена Фанайлова: Меня поражает во всей этой истории огромная спекуляция на смерти и страдании, причем производство фиктивной реальности, я бы сказала, неоготического толка. То, что выдают нам "Лайфньюс" и прочие прекрасные источники, это такая чистая готика или жестокая чернуха.
Анна Голубева: Владимир Долин говорит, что украинская пропаганда неумела, они совершенно не умеют это делать. Давайте вспомним, что года два назад, в 2012 году, мы тоже наблюдали примерно такой же процесс. У нас было ощущение, что наша пропаганда неумело разворачивается, расчехляет свои пушки и разворачивается в сторону внутреннего врага, наконец-то, появившегося.
Елена Фанайлова: Белоленточников вы имеете в виду?
Анна Голубева: В частности, белоленточников, да. Мы видели разные попытки и пробы в этом смысле. Мы видели как тонкие истории в стиле Суркова, подковерные интриги, какие-то тонкие и сложные комбинации образца XVIII века изящного, как они сменяются простыми, чудесными и шикарно работающими приемами, которые называются дубиной народной пропаганды. Собственно говоря, мы ее получили. В случае с войной она стала просто наиболее эффективной. Потому что, как всегда бывает в ситуациях с войной, все радикализируется и очень упрощается. У вас есть черное и белое. У вас есть враг. И вам нужно расчеловечить этого врага. И вам нужно сделать так, чтобы этот враг был животным, чтобы он не просто убивал детей, а желательно убивал их изощренным способом. Вам нужно очень упростить эту ситуацию. Мы с этим, строго говоря, имеем дело.
Есть другой аспект этого вопроса, связанный с тем, что любая пропаганда гораздо более доступна, когда она образна. Мы имеем дело с ситуацией, когда помимо всего прочего пропагандистским новостям нужно конкурировать с интертейментом. И для этого им нужно в некотором смысле интертейментом этим стать. Нужно стать развлекухой. Им нужно выглядеть образно. Им нужно быть красивыми. И это вопрос не столько пропаганды, сколько бизнеса телевизионного. Собственно, природа телевидения, которая априори развлекательная вещь. По этому поводу мы видим невероятно образные вещи. Можно считать, что это связано с «Игрой престолов», можно считать, что это связано с другими какими-то образами, известными нам по массовой культуре, но мы это имеем. И это, как выяснилось, работает лучше всего.
Юрий Богомолов: Упрощение – это завет Геббельса. Это одна из основополагающих необходимостей пропаганды. Тут надо иметь в виду еще вот что, что пропаганда такая штука – она пограничная. Она, с одной стороны, имеет какое-то отношение к действительности, и с ней воюет, с ней спорит, ее отрицает и т. д. С другой стороны, она с художественной культурой связана и, главным образом, с мифологической. Вот там она заимствует: черпает вдохновение, образы и т. д.
Один из самых любопытных факторов пропаганды федеральных каналов, который позволяет ей воздействовать на массовую аудиторию, это страдание ребенка. Когда мы все увидели этот сюжет про распятого мальчика, с распятой беременной женщиной…
Елена Фанайлова: Коллега Елена Рыковцева в тот момент оказалась в Одессе и расследовала этот случай, опрашивала врачей, которые работали в моргах и видели тела погибших. Упомянутая женщина отсутствовала физически: ни беременной, ни пожилой. Ничего похожего на эту карточку не было.
Юрий Богомолов: Я оглянулся на историю нашего кино и, вообще, на историю культуры. Страдающий ребенок – это один из художественных приемов, если мы вспомним Достоевского. Давайте назовем фильм "Броненосец Потемкин", русская советская классика, сцена, когда коляска с младенцем прыгает по лестнице, как это воздействует на аудиторию. В известном смысле он стал шоковым фильмом. Потом у Эйзенштейна довольно часто дети становятся жертвами всевозможных… И в "Иване Грозном" это есть, и в "Александре Невском". Наконец, "Бежин луг", который снимался, но затем был уничтожен, от которого остались одни срезки, фотофильм был сделан. История про мальчика, в основе которого лежит Павлик Морозов, который восстал против кулаков, который был убит. В финале этого мальчика, как Христа, не стало. Другое дело, что фильм оказался не в фаворе, потому что Эйзенштейн развернул эту чисто социально-политическую ситуацию как удар по душе человека, как удар по человечности. Античеловечный характер этой революции, этой действительности, который надо было воспеть, а тут обнаруживалась всемирная трагедия.
Обратите внимание, как густа тема страдающего ребенка в нашем кинематографе. А "Иваново детство", где бомбы падают именно в душу ребенка, где Великая Отечественная война показана как катастрофа гуманистическая, а не просто политическая. А уже в позднее время, "Семнадцать мгновений весны". Как можно подействовать на нервы зрителя, как не выложив младенца на стол, чтобы он простудился? Многие беспокоились, приняв это за действительность. В частности, Брежнев очень волновался по поводу здоровья этого младенца.
Что интересно в нашем современном отечественном телевидении? Что детская тема еще размята желтыми таблоидными программами типа малаховского "Пусть говорят". Эта тема бесконечно варьируется в этих желтых ток-шоу. Все время выясняется – кто чей ребенок и т. д. Поэтому этот распятый ребенок на хорошую взрыхленную почву лег. Иногда говорят: эти желтые программы – это одно, а вот эти политические программы – это другое. Ничего подобного!
Елена Фанайлова: Это одно пространство.
Юрий Богомолов: Да, это одно пространство. Это взаимосвязано внутренне достаточно тесно. На этих программах делается рейтинг, а потом уже и на политических программах делается рейтинг. Поэтому этот фактор страдания ребенка… Причем «проблема ребенка» есть и на Западе, там тоже есть страдающие, но там ребенок является предметом похищения. Похищения, но не распятия, не мучения. До такого там не додумываются бандиты. А здесь именно таким образом ставится вопрос. Поэтому страдающий ребенок возбуждает такие эмоции. И когда это в пропаганде, когда нам выдают за реальную действительность то, что они там сочиняют, конечно, это действует. И что же мы удивляемся высокому проценту людей, поддерживающих это.
Владимир Корсунский: Я хотел бы сказать об украинском телевидении, которое я смотрю. Это совершенно другое телевидение. Конечно, там есть и пропаганда. Конечно, там все есть. Страна находится в состоянии войны, навязанной ей. Они не воспринимают эту войну как гражданскую. Они не воюют со своим народом. Они воюют с оккупантами, которые у них только что оттяпали Крым, а теперь претендуют ее власть.
Елена Фанайлова: Они воюют еще и с советской идеологией.
Владимир Корсунский: С советской идеологией каждому из нас надо воевать. Я же всех этих мальчишей-кибальчишей помню, Леню Голикова, Лизу Чайкину, Сашу и Зою Космодемьянских. Это и дети наши помнят. Не так давно сделали фильм "Сволочи". И весь Генштаб бился в истерике из-за этого фильма. Там фильм про то, что детей-сирот, обездоленных детей советская разведка собирала, готовила из них диверсантов, надевала на них пояса шахидов и отправляла их подрывать военные объекты гитлеровцев. Из этих детей делали мучеников.
Елена Фанайлова: Так что с украинской пропагандой? Она имеется?
Владимир Корсунский: Там есть пропаганда, но главное, что там абсолютное разнообразие. Там можно спорить в рамках одной программы, даже пропагандистской. Там представлены разные точки зрения. Это совершенно другая ситуация, другая атмосфера. Там есть воздух. Там распятых мальчиков нет. Но все эти мальчики у нас работают в общей пропагандистской корзине, в общем информационном потоке. Кого убивают украинские солдаты? Детей, женщин и гражданское население. Кто из нас знает, кого они убили из наемников, из террористов, из боевиков, из тех, кто им противостоит? Я не знаю. Все - дети, женщины. И это нормально. Потому что эта ситуация калькирована сегодняшней израильско-палестинской ситуацией. Террористы прячутся в домах, в больницах, а детских садах, школах, за живыми людьми. Практически они идут по схеме, которую предлагал гипотетически Путин в дни Крыма. Он сказал, что мы можем выставить женщин и детей, пусть они стреляют в своих. Сегодня ровно это и происходит. Почему нет убитых боевиков? Да потому что они составляют, подозреваю, значительную часть гражданских потерь. Потому что они прячутся в этих домах. А тот, кто погиб - это гражданские потери. Они их не считают, как солдат. Их трудно считать как солдат. Они вне закона. Они никого не представляют, они не члены армии, ничто.
Юрий Богомолов: Классический пример советской пропаганды, когда Эренбург написал очерк "Убей немца" - не "Убей фашиста", а "Убей немца". С ним спорили тогда. Тут то же самое. Они исходят из того, что все, кто с ними воюет - это фашисты.
Мария Галина: Я довольно долго жила в Одессе и хочу вспомнить, как миф подменяет реальность. В Одессе на одной из центральных площадей стоял памятник Броненосцу Потемкину. В частности, там была сцена - потемкинцы, которые сбрасывают большой чугунный брезент с себя. Такая прекрасная композиция, которая все советское время там простояла. Потом ее заменили на памятник Екатерине Великой, который там стоял до потемкинцев, т. е. вернули. Но дело в том, что исторически этого расстрела под брезентом не было. Это фактически памятник фейковой, подменной реальности. Фейковая реальность, которую создал Эйзенштейн, в головах у граждан заменила настоящую. Мы все очень долгое время были уверены, что так оно и было. Фейковая реальность гораздо проще и гораздо легче внедряется в умы, чем сложная и настоящая.
Юрий Богомолов: Эйзенштейну нужна была коллективная повязка.
Мария Галина: Если мы обратимся к более-менее современным текстам, то у того же Пелевина во второй части "Empire V" есть прекрасная фраза - "работает только простое". Работают простые системы. Пропаганда обращается к архетипам всегда, иначе она работать не будет. Но здесь есть одна странная закономерность: один раз нас может вштырить что-то ужасное, а потом, чтобы на нас произвести впечатление, нужно что-то еще более ужасное. Мы наблюдаем развитие этой пропаганды, мы наблюдаем все более и более страшные зверства. Но рано или поздно наступит порог пресыщения. Уже одного этого распятого ребенка недостаточно. А что потом будет? За что потом браться? Один убитый человек - это трагедия, миллион - это статистика. Есть такая циничная поговорка.
Елена Фанайлова: После мальчика самолет упал. Люди пережили шок и уже к этому привыкли, что самое ужасное. Если говорить об ударах по человечности, то пережили этот удар. Психика как-то справилась. Жизнь продолжается. Более того, даже военные действия продолжаются.
Мария Галина: Это другое дело. Как будет себя вести в этих условиях пропаганда? На что она дальше будет опираться?
Елена Фанайлова: Предлагаю послушать кинокритика Василия Степанова. Я попросила его рассказать о том, как сериалы влияют на умы и создателей информационной продукции, и публики.
Василий Степанов: Очень важно понимать, что такое современные голливудские сериалы. Это такая машина, сложно устроенная, по угадыванию человеческих желаний, в т. ч. зрительских желаний. Это машина, которая знает, что нужно зрителю, как его зацепить, как держать на протяжении нескольких сезонов на крючке. Современный голливудский сериал не может существовать без больших доз насилия, без страшной какой-то крови. Современная жизнь сейчас не агрессивна, в основном зритель расслаблен. И все что требуется его агрессивной природе, он получает из телевизора.
Если говорить о сериале "Игра престолов", который страшной популярностью пользуется и за рубежом, и у нас, это такое фэнтезийное Средневековье. Там погибают практически все главные герои, появляются новые герои, которые тоже в свою очередь погибают. Люди сидят на этом крючке неожиданного исхода. Никто не знает, кто выживет, а кто через 3 серии может дать дуба.
Елена Фанайлова: Мы можем с какой-то долей уверенности говорить, что продукция типа "Игры престолов" влияет на умы людей, которые производят нам сейчас новостной продукт? Я имею в виду журналистов центральных каналов.
Василий Степанов: Конечно! Они же как участники процесса следят за всем самым новым, классным и крутым. Они сознательно или подсознательно перенимают вплоть до конкретных сюжетов. Это все существует в общедоступном поле. Им кажется, что они говорят на языке, понятном публике, понятном конечному потребителю новостей. Сюжет из сериала, из вроде бы невозможной какой-то вселенной голливудской может перекочевать в реальную картину дня совершенно спокойно.
Елена Фанайлова: Василий, у вас была довольно замечательная идея о том, как сюжеты сериала "Шерлок Холмс" работают в современном информационном потоке, или как готический мир Гильермо дель Торо работает.
Василий Степанов: К сожалению, не моя идея. Когда мы смотрим командира ополченцев Стрелкова, вот он пишет в Твиттере или на каком-то форуме, что все летевшие на рейсе МЧ-17, скорее всего, были мертвы. Он, наверное, получает какие-то такие идеи из сериала "Шерлок", в котором была такая ситуация описана. Или недавно начался сериал Гильермо дель Торо - такая настоящая продукция категории В про вампиров, про какой-то странный самолет, который приземляется в Нью-Йорке. Все пассажиры в нем мертвы. Я просто не понимаю, как можно такого рода измышлениям верить. Я привык, что получаю очень много информации из кино, но у меня стоит фильтр - реальное, нереальное. Видимо, у кого-то нет.
Со Стрелковым тоже интересная история. Почтальона Печкина звали Игорь Иванович. Уже появилась в Интернете куча смешных каких-то роликов по поводу того, как Игорь Иванович с простреленной шапкой и усами возвращается в Простоковашино. Все живут в каком-то выдуманном пространстве, которое они наполняют реальными делами, и к сожалению, реальными смертями. Как это все одно с другим совмещается, я пока понять не могу. С одной стороны сериалы, с другой стороны выдумки ополченцев, с третьей стороны вера зрителей в это все. Какая-то постмодернистская пьеса.
Елена Фанайлова: Как это все совмещается в одной голове?!
Мария Галина: В основном то, что черпают новостные практики из сериалов - это способ монтажа, подача информации, подача самых выигрышных сцен. Что касается содержания, то здесь все сложнее, потому что та же "Игра престолов" и писалась, и снималась гораздо раньше. Мы сейчас увидели 4-й сезон. Мартин написал уже пять огромных книг. Кстати, там есть интересная схема у Мартина, того же примерно черного пиара, чудовищного, когда одна из враждующих сторон, хорошая сторона, причем полностью перерезанная врагами, объявляется оборотнями, чудовищами. Они, мол, сами виноваты. Конечно, мы должны были их поубивать. Это было все написано гораздо раньше, чем произошли современные события.
Что касается Стрелкова и всех измышлений насчет самолета с мертвецами. Это, конечно, "Миллениум". Этот фильм был где-то лет 30 назад. Стрелков человек немолодой. Этот фильм, эти стереотипы, видимо, у него в голове засели, что есть страшный самолет с мертвецами, и он терпит крушение. Это один из сюжетов этого фильма. Не забывайте, что Стрелков - игровик, реконструктор.
Мария Галина: К тому же он писатель подростковой художественной не очень сильной фэнтези. Понятно, что у этих людей идет такая ретардация. Все их нынешние впечатления основаны на очень раннем подростковом периоде. Нам надо смотреть туда, чтобы понять, что он воплощает в жизнь, что он интерпретирует.
Елена Фанайлова: Лишь бы он с автоматом не бегал. А так я понимаю про его инфантильную психику.
Владимир Корсунский: Стрелков - это солдатик, которого используют. Стрелков же не самостоятельный. Его можно использовать в таком качестве. Куда это будет развиваться, во что это все выльется, становится постепенно понятно, независимо оттого, останется ли Крым российским, победит ли Донецкая самопровозглашенная республика или проиграет, и Крым Россия потеряет, и Донецкой республики не будет. Независимо от этого уже понятно, что общество направлено совершенно в определенное русло.
Общество - это мы. Власть - это родина, родина - это мы. Стало быть, мы - это и родина, и власть, и все это вместе. Пока этот бред будет оседать на мозги сейчас уже затеянного. Похоже, это будет успешный проект - создание некоей кремлевской тоталитарной секты, которая называется Сеть. Они молятся отцу. Они прославляют отца. Отец - это портрет Путина, под которым они стоят, клянутся, молятся, присягают. Они готовы идти за отцом куда угодно. Они не будет сомневаться в том, что он говорит. Они никогда не будут выступать против отца. Они будут всегда поддерживать отца. Они всегда за отцом. Они его дети. Это такая тоталитарная секта. Как они складываются, всем понятно - это подавление психики и отсутствие всяких свобод внутри среди членов этой секты. Всегда культ вождя.
Елена Фанайлова: Отсутствие горизонтальных отношений, или серьезное ослабление горизонтальных отношений.
Владимир Корсунский: Отсутствие всякой собственности, всякой свободы, даже личной собственности. Такая выстроилась от Марии Дэви Христос к Путину линия. Ее, правда, судили, но отпустили через год, насколько я знаю. А вот кто будет судить этих сектантов…
Елена Фанайлова: Вы нам об Александре Проханове что-то хотели рассказать?
Владимир Корсунский: Проханов создает идеологию. Я должен это прочитать.
"Вся русская история - это борьба против мировой тьмы. Поэтому надо сплотиться вокруг вождя, замыслы которого мы, может быть, и не постигаем, сплотиться для того, чтобы победить мировую тьму. Мы опять во вражеском окружении". Это "Россия-24".
Юрий Богомолов: Я даже могу объяснить, как это все умещается в головах. Это умещается в головах при одном условии - если соблюдается такой синкретизм сознания существования, т. е. когда понятия, чувства, эмоции нечто единое, нерасчлененное, когда сознание не может отрешиться от каких-то эмоций. Вот этот синкретизм общества и сознания - это условие действенности такого рода пропаганды.
Елена Фанайлова: Если совсем просто сказать - мозги надо включать, да?
Юрий Богомолов: Мозги, которые очень трудно включать. Им иногда кажется, что они включают мозги. Многие наши бывшие друзья думают, что они включают мозги, когда рассуждают о том, какие либералы бесчувственные, бессовестные и т. д. На самом деле, в них просто вживлена матрица, где ничего не расчленено. И они ею пользуются и живут по этой матрице. Это уже сознательные люди, умеющие рассуждать, думать, что там в Киеве - это абсолютные фашисты, что надо восстать против них.
Если оглянуться на несколько месяцев назад, на осень-весну, когда все это началось, когда вдруг объявился большим начальником журналист Украины Дмитрий Киселев, и началось продолжение его ораторских, риторических всяких искусств. Когда он объявился, то началось четкое вычищение пространства. Сначала вымывались из политизированных ток-шоу типа того же Соловьева, вымывались даже самые мягкие оппоненты, системные. Вдруг они куда-то исчезли. Смешно получилось, когда программа "Поединок" превратилась в свору одинаково думающих, мыслящих людей, которые кидаются...
Владимир Корсунский: Там бой с тенью, потому что противника-то нет.
Юрий Богомолов: Ну, да, я бы сказал, это такой культуризм. То, что они сотворили с телеканалом "Дождь". Просто вынули из эфира единственную оппозиционную составляющую, т. е. другое мнение. Это все было во время Олимпиады. В конце концов, господствовал Дмитрий Киселев. Очень интересно он визуально выглядит. Это ведущий, который не сидит за столом, а он ходит, чем-то напоминая хищника, который готов к нападению. В одном интервью он сказал, когда его упрекнули, что нет оппозиционного мнения: "Как нет?! А я его даю, я цитирую этих людей, которые по-другому думают". Вот в чем было одно из условий успеха этой пропаганды, тотальности ее, без всяких интеллигентских прикрас. Как сейчас это пойдет? Если дело повернется к реальной, прямой войне, а не к виртуальной, то это будет игра по правилам "горячей" войны.
Анна Голубева: Обратите внимание, что это работает. Мы видим по результатам последнего телевизионного сезона, что доля информационных передач, информационных каналов выросли очень существенно и заметно. Это отмечено всеми исследователями. Это видно по рейтингам. Мы видим, что выдвинулся, скажем, информационный канал "Россия-24". Они очень сильно увеличили свою долю. Существенный тренд последних лет, что федеральные каналы у нас падают. Вот Первый канал подрос, хотя и не намного, но тем не менее. В этом тренде это очень заметная история. Мы видим, что доля информационных передач, информационного вещания в целом выросла чуть ли не на 40 с небольшим процентов. Они откусывают аудиторию совершенно реально у развлекательного телевидения. СТС, ТНТ - развлекательные каналы, а также НТВ и РЕН ТВ, которые делали свои рейтинги на развлечении, они как раз просели очень сильно в этом сезоне.
Представьте себе, что вы Олег Борисович Добродеев. Вы руководите государственным телевидением. И ваша главная специальность и призвание на свете - это информационное телевидение. Вы, помимо всего прочего, помимо тех установок, которые вы получаете, занимаетесь конкуренцией с другими каналами, в первую очередь, с развлекательным вещанием. Что нужно сделать, чтобы успешно конкурировать с развлекательным вещанием? Поставить в эфир итоговой передачи ( я бы не назвала такой продукт аналитическим, аналитических передач у нас нет очень давно в эфире, у нас есть итоговые программы), итак, вы ставите в эфир информационной итоговой передачи клоуна. Это работает? Работает. У него хорошие рейтинги? Отличные. Он стал одним из номинантов нового Тэффи, этот человек. И строго говоря, он отлично и успешно, оставив в сторону все личное и все государственное, позволяет вам конкурировать с развлекательным вещанием. Это работает? Работает. Нам трудно сомневаться, что и дальше на это будет делаться ставка, по крайней мере, до тех пор, пока это работает. Пропаганда имеет точно так же, как и все остальное телевидение, помимо всего прочего деловую подоплеку.
Елена Фанайлова: Это очень интересный рассказ.
Владимир Корсунский: Это будет держаться, пока страну удается держать в состоянии войны. В состоянии войны новости важнее развлекухи. Конечно, надо знать - враг у твоих ворот или еще он Смоленск только берет.
Елена Фанайлова: Я думаю, что человек должен следить за этим. Но пока меня интересует вброс развлекухи как инструмента в серьезное информационное поле.
Анна Голубева: Эта линия развивается давно. Мы помним, сколько лет уже назад в наших информационных передачах это появилось. Если мы посмотрим на них, то огромный процент сюжетов, материалов, всего, что делается внутри информационных передач больших каналов - это сюжеты желтой прессы, так или иначе обыгрываемые. Они подается под видом той или иной аналитики. Они нам рассказывают о международных проблемах или о наших внутренних проблемах, но это, как правило, вещи, которые потенциально хорошо работают именно как желтые темы. Мы помним, как в эфире новостей Первого канала в 21:00 сидели Пугачева и ее дочь Кристина и объяснялись по поводу проблемы внутри своей семьи, с одним из мужей, который отнимал одного из детей, это происходило еще до всяких войн. То, что в эту сторону сдвигается тотально любая история на телевидении - это понятно. Телевидение априори, по природе развлекательная вещь. Любая аналитика, включая скучную экономическую, все равно должна быть так или иначе подана. В случае с войной - это удивительный материал для развлекательного вещания. Это насилие, кровь, экшн и вещи, которые позволяют вам сделать ваш информационный эфир гораздо более развлекательным.
Мария Галина: Интересно, что 4-й сезон "Игры престолов" пришелся на апрельские события. Насколько бледнее выглядела эта историческая реконструкция, чем то, что мы наблюдали на экранах телевизоров, в Интернете, в прямом эфире и т. д. Реконструкция уступает место реальности. Если мы посмотрим историю фантастики, как срастается реалити-шоу с катастрофами, со всем прочим, ведь много было фильмов, которые касались именно этого, когда из ужасной реальности делался новостной или другой репортаж. Мы постепенно погружаемся в это будущее, где мы не сможем отличить моделированную реальность, сделанную для телевидения, от реальной реальности.
Елена Фанайлова: Вот это меня пугает, когда я наблюдаю сейчас дубину пропаганды и вижу, как меняется психика людей. Это воздействие именно этого инструмента.
Мария Галина: А вдруг сделают специально: инсценируют реальную смерть, реальный теракт, реальное насилие, для того, чтобы - как удивительно вовремя оказался репортер с камерой?
Юрий Богомолов: Какая тут еще штука, важный момент. Мы видим в сегодняшнем телевидении такой коктейль жестокости и сентиментализма.
Анна Голубева: Жестокость и сентиментализм - вещи связанные. Это две стороны одной медали.
Юрий Богомолов: Габрелянов на чем сделал свою карьеру? На том, что он вылавливал эмоцию. Тонет теплоход на Волге. Он покупает, или его сотрудники покупают информацию у каких-то правоохранительных органов. То же самое делал Мердок у себя. То же самое делали журналисты, когда ловили телефонные, мобильные разговоры тех, кто гибли в башнях-близнецах. Гоняются не только за сенсациями, но, и прежде всего, за эмоциями. Это дает такую заинтересованность. Эмоция позволяет лепить одно с другим. Все, что угодно туда можно вогнать, и под этим соусом кормить телезрителя, который уже готов.
Елена Фанайлова: Предлагаю послушать Владимира Голышева, драматурга из Ростова, который реконструировал историю с распятым мальчиком через "Игру престолов".
Владимир Голышев: История началась сначала в "Фейсбуке". Она была содержанием постинга Александра Гельевича Дугина. Она еще не появилась на экране Первого канала, но в "Фейсбуке" достаточно активно обсуждалась. По степени безумия эта история, безусловно, должна была иметь какой-то литературный источник. Я Дугина неплохо знаю. Я думаю, что люди, которые также неплохо знают Дугина, подтвердят, что у него специфическое мышление, специфическая эрудиция. Он знает какие-то удивительные вещи, делает какие-то парадоксальные выводы, но не знает школьной программы по литературе, путается в каких-то элементарных вещах. Для него то, что он увидел по телевизору, является пищей, из которой он делает какие-то парадоксальные выводы, что-то себе придумывает.
Когда я эту жутковатую историю прочитал, мне сразу стало понятно, что он что-то такое в телевизоре увидел, откуда-то взял, интерпретировал, использовал в своих странных фантазиях. Я вспомнил, что только закончили показывать 4-й сезон "Игры престолов", где один из впечатляющих моментов - распятый мальчик, паззлы сошлись. А в тот момент, когда появился сюжет в телевизоре, совершенно было понятно, откуда он взялся.
Тут есть еще специфическая связь. Дугин из Ростовской области, из Ростова-на-Дону. Дело в том, что ему в Ростовской области выправили свидетельство о высшем образовании. Здесь же он защитил диссертацию, стал кандидатом наук, благодаря чему сейчас работает в МГУ. Ростов - город, где его очень любят, ждут всегда. В связи с этим я ничуть не удивлен, что ростовская журналистка воспользовалась его загадочным креативом, чтобы выдумать такой сюжет.
Елена Фанайлова: Это все, если не сказать, чудовищно, то настоящая фантасмагория. Мне кажется, что главная проблема сейчас - это пересечение границы между реальным и нереальным, которые зрителям устраивают периодически люди из "ЛайфНьюс" и других прекрасных каналов. Есть какой-то способ, если не борьбы с этим, то отстранения и критики? Это хорошо, что вы человек догадливый. А что делать человеку, который менее догадлив? Есть ли какой-то рецепт?
Владимир Голышев: На самом деле, люди, не относящиеся к высококультурной прослойке, которые особенно долго живут в своих аккаунтах, к телевизору относятся прохладно, заняты своими делами. Это люди, которые руководствуются простейшими инстинктами, а именно - чтобы моего ребенка не призвали в армию, чтобы не повысились поборы, которые знают прекрасно, что телевизор является в первую очередь инструментом агитации и пропаганды... Это в подкорке, это еще в советские времена заложенные инстинкты. Простые люди, у которых этих инстинкты работают, относительно здоровы. Когда они получают возможность ознакомиться с информацией хоть сколько-нибудь альтернативной, отличающейся от телевизионной, они ей доверяют, потому что знают заведомо, что телевизионная - неправда. Особенно больными людьми, с моей точки зрения, является узкая прослойка образованных и обеспеченных горожан в крупных городах, которые буквально поселились и живут в своих аккаунтах в социальных сетях. Этот слой наиболее заражен, наиболее уязвим для всех этих диких фантасмагорий. Люди в значительной степени лишены базовых инстинктов, потому что их основные бытовые проблемы решены, и они могут спокойно переселиться в мир своих фантазий, в мир грез, в мир каких-то абстрактных идей, которые для них представляются привлекательными, носителями которых они хотят быть. Порой фантастические вещи случаются. Люди, которые всегда были далеки от политики, вдруг неожиданно становятся горячими пропагандистами, пересказывающими то, что они видят по телевизору, то, что они прочитали в Сети, с горящими глазами пересылая ссылки. Именно этот слой наиболее заражен. Лечить его мне не представляется возможным в принципе, потому что речь идет даже не о больном, а о носителе инфекции. А люди простые относительно здоровы. Другой вопрос, что они пассивны. В России люди всегда пассивны.
Владимир Корсунский: Конечно, лучшее лекарство от тотальной пропаганды и от лингвистического воздействия, программирования, лучшее лекарство - это детские вопросы и детский взгляд. Ничто не может сломать наивный вопрос или наивное прозрение мальчика, который увидел - король-то голый. Ничего с этим не сделаешь.
Анна Голубева: Мне кажется, что чем больше это будет нагнетаться, тем меньше у людей, даже зараженных, будет веры в то, что происходит на экране. У человека при самой некритической позиции, при полной отвычке к критическому взгляду, все равно существует какой-то предел представления о том, где находится реальность, а где находится нереальность. Да, нас может заносить в ту или иную сторону, но рано или поздно наступает некоторое отрезвление, и мы, в общем, понимаем, где все-таки то, что можно пощупать, и то, что является фантастикой. Я бы не боялась этого. Это приносит огромное количество неприятных вещей, это крайне вредно. Я бы никому не советовала много смотреть телевизор. В Сети механизм восприятия информации немного другой. Телевизор гораздо непосредственнее влияет на чувства. Если смотреть его меньше и быть трезвее, ничего особенно страшного с каждым конкретно человеком, наверное, не произойдет. Другой вопрос, что в общем и целом происходит с нами. Но это тема для отдельной передачи.
Мария Галина: Если кто-то способен к какому-то элементарному психоанализу и самоанализу, то, наверное, очень хорошо отслеживать свои собственные инстинкты и реакцию. Иногда бывает, что когда ты смотришь всякие трагические сюжеты, ты испытываешь какое-то странное любопытство. И оно перерастает в удовольствие. На этом очень много построено. И надо, во-первых, понимать это, что тебя заставляет смотреть, что тревожит твои глубинные гражданские позывы, чем они вызваны. Во-вторых, надо помнить, что мир, на самом деле, очень сложен, что там нет черного и белого. Вот этой дихотомии нет вообще. Даже на войне ее нет. Когда ты помнишь, что ее нет, наверное, проще как-то воспринимать действительность.
Юрий Богомолов: Есть две вещи - с одной стороны, сознание, с другой стороны, еще мало учтенное подсознание. Подсознание в подвалах нашего сознания - там такие варятся бульоны! Там такие демоны иногда гнездятся, что это многое предопределяет. Что касается конкретно самой ситуации, скажем, следующего сезона "Игры престолов". Пропаганда может жить, питаемая войной. В свою очередь, война подпитывается пропагандой. Пропаганда подливает масло. Собственно, пропаганда и разожгла эту войну.
Я же помню очень хорошо, как у Соловьева все хором почти требовали (это было еще зимой), чтобы наконец шахтеры встали, вышли из своих шахт и пошли бы на этот Киев. Почему вы молчите? И они так упорно, и Доренко долбил в эту сторону. Они, наконец, разожгли. Теперь война подпитывает их вдохновение. Но беспредельно это не может продолжаться. Гитлер мог идти как угодно долго, пока не захлебнулся в крови. Здесь, видимо, такого не будет, но, во всяком случае установлен какой-то предел этой войне или будет установлен. И тогда сама пропаганда начнет вянуть и чахнуть.
Владимир Корсунский: Это же все на нас зациклено. Это с нами будет развиваться. Это не с ними воевать. Из нас пытаются построить такое общество, которое перестанет осознавать себя как общество. Будет некая толпа.
Анна Голубева: Тут еще надо помнить о том, что те, кто долго подзуживает и разжигает, в конце концов, это все обернется против них же.
Владимир Корсунский: Да, и хотелось бы, чтобы не через 70 лет, а прямо завтра.
