Харьков – крупный и красивый город, в котором я прожил добрых полжизни, – в последнее время был в заголовках новостей и, боюсь, еще не раз туда попадет в ближайшем будущем. Это не просто "большой город" с населением в полтора миллиона человек. В советские времена Харьков был третьим городом страны (после Москвы и Питера-Ленинграда) по числу вузов и студентов, с огромным числом научно-исследовательских институтов, с высококвалифицированными инженерами и рабочими на многочисленных крупных машиностроительных заводах. Облик его центра определяют вошедшие в мировые учебники архитектуры конструктивистские здания 1930-х (самое знаменитое из них – "Госпром", Дом государственной промышленности, первое железобетонное строение и "первый небоскреб" в СССР ), часто уютно сочетающиеся с зелеными скверами, и причудливо – с живописными домами стиля модерн из эпохи дореволюционного расцвета города…
Как могло случиться, что жители этого важного центра на востоке Украины и Европы избирали мэрами в последнее время персон, карикатурно известных своим бескультурьем и антиинтеллектуальностью (а последний еще и был судим и отсидел за мошенничество)? И, если кинуть взгляд пошире: как вообще могли жители Украины не найти в своих почти 50-миллионых рядах никого лучше на пост президента страны, чем убогий, дважды сидевший (за грабеж и нанесение телесных повреждений средней тяжести) персонаж с мировоззрением завгара? А если выйти за пределы родимой страны, то как могла огромная Россия, по столице которой в 1991 году прошла полуторамиллионная (численностью в целый Харьков!) демонстрация, скандируя "Долой КГБ!" – меньше чем через десятилетие избрать лидером РФ работника этой же карательной организации?
Ответ на все эти три вопроса (и еще на массу других относительно того, что происходит на постсоветском пространстве) краток и универсален: отток мозгов. Из Харькова, по моим оценкам, уехали порядка двухсот тысяч человек: успешных, работавших на мировом уровне, ученых, толковых инженеров, умелых мастеровых, просто сметливых, самостоятельных, думающих и экономически активных людей. Часто – "самых": самых ученых, самых толковых, самых умелых, самых сметливых и самых энергичных. Из Украины уехали миллионы, из стран бывшего СССР – десяток миллионов. Цвет наций новых стран, их профессиональная, моральная, предпринимательская элита оказалась опасно прореженной. Эти люди уехали отчасти из-за колоссальных экономических проблем (одна гиперинфляция в Украине чего стоила!), отчасти из-за "вертикального взлета" уровня преступности и падения в пропасть общего качества жизни.
Но во многом – и это касается как раз самой интеллектуальной и высококвалифицированной части населения – уехали оттого, что их знания, умения, опыт оказались в тот момент в этом месте не нужны, а возможности продуктивно работать, профессионально реализоваться не было. Простой, но яркий до буквальности пример из тех времен: какое-то время приходилось работать на компьютере… при свече! – потому что обычных лампочек накаливания было, извините, "днем с огнем не сыскать". Про постоянные, часто неожиданные отключения электричества, губящие итоги работы (несохраненный файл в компьютере или незаконченный эксперимент) и вспоминать не хочется… "Утечка мозгов" с постсоветского пространства привела к тому, что, как грустно пошутил Жванецкий о своем родном городе (тоже источнике малорадостных новостей последнего времени), "Одесса тут больше не живет".
При взгляде на украинские политические фигуры последних лет мне поневоле приходило на ум слово из лексикона украинского базара – "переборки". Это когда из ящика с фруктами череда покупателей отбирает каждый что получше, и под самый конец на дне ящика остаются эти самые переборки – незрелые, корявые, подгнившие. Но иногда приходится и их покупать – когда ящик пуст… Четверть века такие "переборки" и представляли собой постсоветские "элиты" (значение этого слова предполагает очень тщательный отбор, и он в этом случае был "отбором наоборот" – худших, а не лучших). Исчезновение "высококондиционного" народа сказалось и на качестве оставшегося электората – чисто статистически, да еще плюс через потерю и снижение стандартов, через обеднение и замедление воспроизводства культуры.
По Харькову "отток мозгов" ударил особенно жестко и болезненно. В этом городе, кроме отмеченной выше общей причины, добавились еще две – куда менее известные, но столь же весомые. Если в СССР Харьков уверенно был, со столицами союзных республик вкупе, в следующем по значимости после Москвы и Ленинграда слое городов-миллионников, то в независимой Украине он стал вторым по величине, после столицы, городом. Казалось бы, его положение стало более выигрышным? Как бы не так! Наука под названием urban sociology ("социальные исследования городов") давно установила общую закономерность: как правило, в странах Европы второй по величине город на порядок меньше столицы – и, более того, этот разрыв еще и увеличивается со временем! Столица концентрирует финансы и другие ресурсы, первой получает знания и деловые предложения извне, быстрее их применяет, привлекает за счет этих и других своих возможностей лучших профессионалов – и таким образом, пользуясь спортивным термином, "уходит в отрыв" от остальной страны. И фактически, пользуясь уже ботаническим термином, "глушит" второй по величине город: сама поднимаясь вверх, она сталкивает второй город на более низкую социальную орбиту…
К этому механизму добавляется и третья, уже специфически харьковская проблема. Харьков целиком продукт империи – российской, затем советской. Город сравнительно молодой для Украины: первое письменное упоминание о Полтаве, находящейся на Надднепрянской Украине на расстоянии меньше чем полторы сотни километров от него на запад, датируется 1174 годом, а Харьков был основан аж полтысячелетия спустя, около 1654 года при заселении украинцами и россиянами ранее открытой для нападений извне Слобожанщины (Слободской Украины). Три с половиной века своего существования город подгонялся под потребности этой огромной империи, рос в соответствии с ними. Харьковский университет (ныне Национальный имени его основателя Каразина) – старейший (1804 год) не только в Центральной и Восточной Украине, но и на всем юге Российской империи от Курска до Крыма и Кавказа включительно. С этой огромной территории он (позже вместе с отпочковавшимися от него вузами города) собирал студентов, ее он обслуживал своими исследованиями, добывал с нее средства для своего роста (с 1885 года вместе со вторым в империи политехническим институтом).
В Харькове любят цитировать Адама Мицкевича – "Науки подняли Харьков не хуже, чем торговля Одессу". Уменьшение "ареала" города при разделении СССР уменьшило приток студентов в вузы города, усугубило трудности всех их преподавателей и сотрудников – и усилило отток кадров. Еще более показательный пример – Харьковский железнодорожный узел, в котором пересекались магистральные трассы запад – восток и север – юг огромной империи… На карте железных дорог СССР, занимавшей целую стену на самых крупных вокзалах страны, было лишь три врезки мест особого сгущения этих важнейших для экономики и войн империи коммуникаций: Московский ж/д узел, Донбасс (что понятно, с его массой шахт, металлургических предприятий и городов при них) – и Харьков и окрестности. Главный вокзал Харькова был едва ли не единственным в СССР, откуда можно было прямиком, без пересадок отправиться на любой край воистину необъятной страны: от Львова, Ужгорода, Бреста и Калининграда на западе – до Караганды и Владивостока на востоке; от Ленинграда, Мурманска, Архангельска и Воркуты на севере – до южных Севастополя, Керчи, Симферополя в Крыму, Херсона и Одессы, и Ростова, Сочи, Сухуми, Батуми, Тбилиси, Еревана, Баку на Кавказе – и дальше, вплоть до Тегерана… В Украине же Харьков оказался в транспортно малоперспективном углу страны. Сказалась и общемировая тенденция снижения удельного веса перевозок по железной дороге, да еще из-за спада производства в пост-СССР и самом Харькове грузов стало меньше… Короче, значение города как транспортного узла уже совсем не то.
Весь комплекс негативных тенденций, о которых я рассказал, работает против Харькова, вымывая из него его социальный капитал – его жителей, а вместе с ними – профессиональные и общественные знания и навыки. Эти тенденции, при всей их тяжести, не есть непреодолимый рок (как показывают, в частности, "вторые" города Италии и Германии – исторически объяснимых стран-исключений из вышеупомянутой общеевропейской закономерности). Стратегическая, перспективная городская политика позволяет городу найти и стимулировать подходящую градообразующую отрасль (чему будет способствовать и подготавливаемая коренная реформа местного самоуправления в Украине, суть которой состоит в передаче административным единицам существенно больших полномочий и доли собранных налогов). У Харькова таких отраслей сейчас по меньшей мере три: индустрия образования, информационные технологии и отказывающееся умирать знаменитое харьковское машиностроение. Университеты города, кстати, довольно успешно живут и развиваются за счет коммерциализации образования и его глобализации, роста числа иностранных студентов.
Для Украины же в целом ситуация с "оттоком мозгов" меняется, что довольно неожиданно и очень важно. Начался этот процесс давно. Если в 1996-1998 годах мои соученики-соотечественники в Центрально-Европейском университете в Будапеште в подавляющем большинстве хотели после его окончания уехать на Запад навсегда (не отличаясь в этом желании от россиян и большинства постсоветских студентов, да и болгар, албанцев, румын), то с начала 2000-х появилось новое, молодое поколение: "Да, мы хотим закончить аспирантуру, получить научную степень за границей, – говорили они, – и потом вернуться, жить и работать в Украине". А сейчас происходят, по-моему, еще более кардинальные изменения. Вопроса-утверждения "Ну что, пора валить из страны [за границу]?", столь обычного во времена властвования Партии регионов и их межигорского поводыря, я ни разу ни от кого из знакомых не слышал с начала Майдана в декабре! А после победы этой революции, после устранения скудоумных клептократов в Украине возник острый спрос на интеллект, знания, опыт, упорство, то есть на интеллектуалов в лучшем смысле этого слова (невзирая на, прямо скажем, опасные взбрыкивания беспокойной страны-соседа). Майдан, в масштабе государства или по крайней мере большей его части, породил атмосферу сотрудничества и творческого азарта – ту среду, которая вообще говоря, и есть смысл и цель жизни любого мало-мальски обустроенного, развитого мозга. Отчетливо это высказала харьковчанка, театральный режиссер Елена Апчел (кстати, молдаванка, выросшая в Донбассе), которая "еще семь месяцев назад была совершенно убеждена…, что в этой стране делать нечего, что из этой страны нужно уезжать[, ... что] я не могу здесь ничего делать… [Из-за революции] мое сознание прониклось таким [огромным] уважением к тем людям, которых я увидела… Я горжусь этой нацией".
Так что, похоже, сейчас для профессиональной и личностной самореализации образованных украинцев, вне зависимости от их родного языка и этноса, их родная страна стала одним из самых привлекательных мест. Отлив сменяется приливом не только на морях-океанах. При благоприятном развитии событий, надеюсь, достигнет он и Харькова, и других, еще более отдаленных, мест.
Сергей Мирный – бывший харьковчанин, киевский писатель, эколог, киносценарист
Как могло случиться, что жители этого важного центра на востоке Украины и Европы избирали мэрами в последнее время персон, карикатурно известных своим бескультурьем и антиинтеллектуальностью (а последний еще и был судим и отсидел за мошенничество)? И, если кинуть взгляд пошире: как вообще могли жители Украины не найти в своих почти 50-миллионых рядах никого лучше на пост президента страны, чем убогий, дважды сидевший (за грабеж и нанесение телесных повреждений средней тяжести) персонаж с мировоззрением завгара? А если выйти за пределы родимой страны, то как могла огромная Россия, по столице которой в 1991 году прошла полуторамиллионная (численностью в целый Харьков!) демонстрация, скандируя "Долой КГБ!" – меньше чем через десятилетие избрать лидером РФ работника этой же карательной организации?
В советские времена Харьков был третьим городом страны по числу вузов и студентов, с огромным числом научно-исследовательских институтов, с высококвалифицированными инженерами и рабочими на многочисленных крупных машиностроительных заводах
Но во многом – и это касается как раз самой интеллектуальной и высококвалифицированной части населения – уехали оттого, что их знания, умения, опыт оказались в тот момент в этом месте не нужны, а возможности продуктивно работать, профессионально реализоваться не было. Простой, но яркий до буквальности пример из тех времен: какое-то время приходилось работать на компьютере… при свече! – потому что обычных лампочек накаливания было, извините, "днем с огнем не сыскать". Про постоянные, часто неожиданные отключения электричества, губящие итоги работы (несохраненный файл в компьютере или незаконченный эксперимент) и вспоминать не хочется… "Утечка мозгов" с постсоветского пространства привела к тому, что, как грустно пошутил Жванецкий о своем родном городе (тоже источнике малорадостных новостей последнего времени), "Одесса тут больше не живет".
При взгляде на украинские политические фигуры последних лет мне поневоле приходило на ум слово из лексикона украинского базара – "переборки". Это когда из ящика с фруктами череда покупателей отбирает каждый что получше, и под самый конец на дне ящика остаются эти самые переборки – незрелые, корявые, подгнившие. Но иногда приходится и их покупать – когда ящик пуст… Четверть века такие "переборки" и представляли собой постсоветские "элиты" (значение этого слова предполагает очень тщательный отбор, и он в этом случае был "отбором наоборот" – худших, а не лучших). Исчезновение "высококондиционного" народа сказалось и на качестве оставшегося электората – чисто статистически, да еще плюс через потерю и снижение стандартов, через обеднение и замедление воспроизводства культуры.
По Харькову "отток мозгов" ударил особенно жестко и болезненно. В этом городе, кроме отмеченной выше общей причины, добавились еще две – куда менее известные, но столь же весомые. Если в СССР Харьков уверенно был, со столицами союзных республик вкупе, в следующем по значимости после Москвы и Ленинграда слое городов-миллионников, то в независимой Украине он стал вторым по величине, после столицы, городом. Казалось бы, его положение стало более выигрышным? Как бы не так! Наука под названием urban sociology ("социальные исследования городов") давно установила общую закономерность: как правило, в странах Европы второй по величине город на порядок меньше столицы – и, более того, этот разрыв еще и увеличивается со временем! Столица концентрирует финансы и другие ресурсы, первой получает знания и деловые предложения извне, быстрее их применяет, привлекает за счет этих и других своих возможностей лучших профессионалов – и таким образом, пользуясь спортивным термином, "уходит в отрыв" от остальной страны. И фактически, пользуясь уже ботаническим термином, "глушит" второй по величине город: сама поднимаясь вверх, она сталкивает второй город на более низкую социальную орбиту…
К этому механизму добавляется и третья, уже специфически харьковская проблема. Харьков целиком продукт империи – российской, затем советской. Город сравнительно молодой для Украины: первое письменное упоминание о Полтаве, находящейся на Надднепрянской Украине на расстоянии меньше чем полторы сотни километров от него на запад, датируется 1174 годом, а Харьков был основан аж полтысячелетия спустя, около 1654 года при заселении украинцами и россиянами ранее открытой для нападений извне Слобожанщины (Слободской Украины). Три с половиной века своего существования город подгонялся под потребности этой огромной империи, рос в соответствии с ними. Харьковский университет (ныне Национальный имени его основателя Каразина) – старейший (1804 год) не только в Центральной и Восточной Украине, но и на всем юге Российской империи от Курска до Крыма и Кавказа включительно. С этой огромной территории он (позже вместе с отпочковавшимися от него вузами города) собирал студентов, ее он обслуживал своими исследованиями, добывал с нее средства для своего роста (с 1885 года вместе со вторым в империи политехническим институтом).
В Харькове любят цитировать Адама Мицкевича – "Науки подняли Харьков не хуже, чем торговля Одессу". Уменьшение "ареала" города при разделении СССР уменьшило приток студентов в вузы города, усугубило трудности всех их преподавателей и сотрудников – и усилило отток кадров. Еще более показательный пример – Харьковский железнодорожный узел, в котором пересекались магистральные трассы запад – восток и север – юг огромной империи… На карте железных дорог СССР, занимавшей целую стену на самых крупных вокзалах страны, было лишь три врезки мест особого сгущения этих важнейших для экономики и войн империи коммуникаций: Московский ж/д узел, Донбасс (что понятно, с его массой шахт, металлургических предприятий и городов при них) – и Харьков и окрестности. Главный вокзал Харькова был едва ли не единственным в СССР, откуда можно было прямиком, без пересадок отправиться на любой край воистину необъятной страны: от Львова, Ужгорода, Бреста и Калининграда на западе – до Караганды и Владивостока на востоке; от Ленинграда, Мурманска, Архангельска и Воркуты на севере – до южных Севастополя, Керчи, Симферополя в Крыму, Херсона и Одессы, и Ростова, Сочи, Сухуми, Батуми, Тбилиси, Еревана, Баку на Кавказе – и дальше, вплоть до Тегерана… В Украине же Харьков оказался в транспортно малоперспективном углу страны. Сказалась и общемировая тенденция снижения удельного веса перевозок по железной дороге, да еще из-за спада производства в пост-СССР и самом Харькове грузов стало меньше… Короче, значение города как транспортного узла уже совсем не то.
Весь комплекс негативных тенденций, о которых я рассказал, работает против Харькова, вымывая из него его социальный капитал – его жителей, а вместе с ними – профессиональные и общественные знания и навыки. Эти тенденции, при всей их тяжести, не есть непреодолимый рок (как показывают, в частности, "вторые" города Италии и Германии – исторически объяснимых стран-исключений из вышеупомянутой общеевропейской закономерности). Стратегическая, перспективная городская политика позволяет городу найти и стимулировать подходящую градообразующую отрасль (чему будет способствовать и подготавливаемая коренная реформа местного самоуправления в Украине, суть которой состоит в передаче административным единицам существенно больших полномочий и доли собранных налогов). У Харькова таких отраслей сейчас по меньшей мере три: индустрия образования, информационные технологии и отказывающееся умирать знаменитое харьковское машиностроение. Университеты города, кстати, довольно успешно живут и развиваются за счет коммерциализации образования и его глобализации, роста числа иностранных студентов.
Майдан, в масштабе государства или по крайней мере большей его части, породил атмосферу сотрудничества и творческого азарта – ту среду, которая, вообще говоря, и есть смысл и цель жизни любого мало-мальски обустроенного, развитого мозга
Так что, похоже, сейчас для профессиональной и личностной самореализации образованных украинцев, вне зависимости от их родного языка и этноса, их родная страна стала одним из самых привлекательных мест. Отлив сменяется приливом не только на морях-океанах. При благоприятном развитии событий, надеюсь, достигнет он и Харькова, и других, еще более отдаленных, мест.
Сергей Мирный – бывший харьковчанин, киевский писатель, эколог, киносценарист
