Выставка посвящена феномену некогда могущественных кочевых цивилизаций степей Евразии, а приурочена она к 100-летию отдела археологических памятников Исторического музея. Здесь на равных представлены работы современного скульптора Даши Намдакова и музейные древности.
Тягучие, завораживающие как горловое пение работы Даши Намдакова однажды уже экспонировались вместе с археологическими артефактами. Это была эрмитажная выставка "Ностальгия по истокам. Вселенная кочевников". Не припомню другого случая, когда бы работы современного художника, совсем не стилизатора, обладающего самостоятельным пластическим языком, так органично сочетались бы с объектами глубокой древности. Можно прочитать много дельных книжек про мифологию, этнографию и историю кочевых народов, а все же европейскому сознанию нужна подсказка. Конкретных знаний недостаточно, должна еще быть чувственная память о длинном открытом пространстве и о том, как всадник сливается с конем. Быть может, на родине Намдакова в Бурятии такая память жива, но посетителям двух крупнейших музеев Петербурга и Москвы, то есть Эрмитажа и теперь вот Исторического музея, подсказки в виде археологических экспонатов явно не помешали. Порой переклички бывают дальними, а все же есть родство у заплетенной в сложный узор зверюги с золотой пластины (I век до н.э., Астраханская область) с приподнятой на когтях пантерой Намдакова. У нее невероятно вытянутое тело, а хвост взвивается как петля аркана. Главное же – кони, без которых немыслимы кочевые культуры. Изображений коней в коллекции археологического отдела Исторического музея не меньше, чем у Намдакова.
Символично, что самый первый экспонат возникшего в XIX веке музея был предметом археологии. Это браслет так называемой "кобанской культуры", процветавшей в Осетии, – глубокая древность, середина первого тысячелетия до нашей эры. Отцы-основатели Исторического музея – и первый его директор Иван Забелин, и граф Алексей Уваров – были практикующими археологами. В 1914 году возник отдел археологии, который первоначально назывался "первобытным отделом". Сейчас им заведует доктор исторических наук Наталья Шишлина. По ее словам, полевой археологией в Историческом музее занимались с момента его основания:
– Мы не только покупали коллекции, не только принимали что-то в дар. Практически с самого начала музей финансировал и экспедиции сотрудников отдела. Я попала в отдел археологии еще студенткой университета. Мои первые раскопки были в Калмыкии, так что я не просто автор выставки "Кочевник", но еще и автор ее концепции и идеи. С 1986 года я возглавила Степную археологическую экспедицию Исторического музея. По сравнению с нашими предшественниками, конечно, методика раскопок существенно изменилась. Мне пришлось заняться химией, геохимией, этноботаникой. Мы научились понимать, что такое невидимый археологический источник. Пол и возраст по скелету и раньше умели определять, но теперь, например, мы можем, изучая стабильные изотопы и химический состав костей, сказать о древних кочевниках, чем они болели, какие предпочтения кулинарные у них были, что они ели и пили.
Очень многие люди считали, что кочевники никогда не ели рыбу, а нашими изотопными данными мы доказали, что рыбный компонент был одним из основных в системе питания кочевников и в Калмыкии, и в Ростовской области. Более того, поедая рыбу, номады поглощали древний углерод, поэтому радиоуглеродные даты этих кочевников имеют мнимый возраст. Иногда у нас кочевник на тысячу лет "древнее", чем его собственная жизнь. Потом мы стали изучать вариации изотопов стронция в зубах человека. Они формируются в момент рождения и первых лет жизни человека и соотносятся с местом его рождения и пребывания в детстве. Поэтому, изучая вариации стронция, мы можем сказать, этот человек родился в этом месте, в частности, рядом с селом Ремонтное на берегах реки Джурак-Сал, где я сейчас копаю, или в другом месте. Местных и не местных мы точно можем это определить благодаря этому невидимому археологическому источнику. А благодаря пыльце и фитолитам мы точно можем сказать, что было в сосудах, в желудках умерших, что было между зубов. Как я считаю, мы идентифицировали рецепт древнего напитка, преодолевающего смерть. Это так называемая "сома", которую описывали в индоевропейских текстах, дошедших до нас благодаря Ригведе и Атхарваведе. Так вот, это канабис, то есть конопля, смешанная с другими злаками. Сома давала силы кочевнику, когда он употреблял такие напитки.
– На XIX век пришелся расцвет русской полевой археологии. Понятно, что сколь бы изощренными научными методиками ученые того времени ни обладали, трепетно ли относились они вообще ко всему, что находили, или выбирали только самое интересное?
– Трепетно, конечно! Разбирая в фондах описи и коробочки, я обнаружила коробочку с красной охрой. Значит, нашли скелет, в этом погребении больше ничего не было, но было много охры, и вот человек понимал, что и охра тоже важна. В данном случае это был первый в России исследователь причерноморских и скифских древностей Николай Веселовский. К слову, он сделал химический анализ охры и определил, что это было – киноварь. Конечно, не всегда ученые брали из раскопок скелеты, практически никогда. Поэтому у нас нет данных о людях из раскопок XIX века, но все остальное они брали. У нас сверка бывает, смотришь – и чешуя рыбы, и кости рыбы, и желуди... В общем, все, что считали важным для реконструкции древней истории человека, отбирали для музейных коллекций и научной работы, – рассказала историк Наталья Шишлина.
Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"
Тягучие, завораживающие как горловое пение работы Даши Намдакова однажды уже экспонировались вместе с археологическими артефактами. Это была эрмитажная выставка "Ностальгия по истокам. Вселенная кочевников". Не припомню другого случая, когда бы работы современного художника, совсем не стилизатора, обладающего самостоятельным пластическим языком, так органично сочетались бы с объектами глубокой древности. Можно прочитать много дельных книжек про мифологию, этнографию и историю кочевых народов, а все же европейскому сознанию нужна подсказка. Конкретных знаний недостаточно, должна еще быть чувственная память о длинном открытом пространстве и о том, как всадник сливается с конем. Быть может, на родине Намдакова в Бурятии такая память жива, но посетителям двух крупнейших музеев Петербурга и Москвы, то есть Эрмитажа и теперь вот Исторического музея, подсказки в виде археологических экспонатов явно не помешали. Порой переклички бывают дальними, а все же есть родство у заплетенной в сложный узор зверюги с золотой пластины (I век до н.э., Астраханская область) с приподнятой на когтях пантерой Намдакова. У нее невероятно вытянутое тело, а хвост взвивается как петля аркана. Главное же – кони, без которых немыслимы кочевые культуры. Изображений коней в коллекции археологического отдела Исторического музея не меньше, чем у Намдакова.
Символично, что самый первый экспонат возникшего в XIX веке музея был предметом археологии. Это браслет так называемой "кобанской культуры", процветавшей в Осетии, – глубокая древность, середина первого тысячелетия до нашей эры. Отцы-основатели Исторического музея – и первый его директор Иван Забелин, и граф Алексей Уваров – были практикующими археологами. В 1914 году возник отдел археологии, который первоначально назывался "первобытным отделом". Сейчас им заведует доктор исторических наук Наталья Шишлина. По ее словам, полевой археологией в Историческом музее занимались с момента его основания:
– Мы не только покупали коллекции, не только принимали что-то в дар. Практически с самого начала музей финансировал и экспедиции сотрудников отдела. Я попала в отдел археологии еще студенткой университета. Мои первые раскопки были в Калмыкии, так что я не просто автор выставки "Кочевник", но еще и автор ее концепции и идеи. С 1986 года я возглавила Степную археологическую экспедицию Исторического музея. По сравнению с нашими предшественниками, конечно, методика раскопок существенно изменилась. Мне пришлось заняться химией, геохимией, этноботаникой. Мы научились понимать, что такое невидимый археологический источник. Пол и возраст по скелету и раньше умели определять, но теперь, например, мы можем, изучая стабильные изотопы и химический состав костей, сказать о древних кочевниках, чем они болели, какие предпочтения кулинарные у них были, что они ели и пили.
Очень многие люди считали, что кочевники никогда не ели рыбу, а нашими изотопными данными мы доказали, что рыбный компонент был одним из основных в системе питания кочевников и в Калмыкии, и в Ростовской области. Более того, поедая рыбу, номады поглощали древний углерод, поэтому радиоуглеродные даты этих кочевников имеют мнимый возраст. Иногда у нас кочевник на тысячу лет "древнее", чем его собственная жизнь. Потом мы стали изучать вариации изотопов стронция в зубах человека. Они формируются в момент рождения и первых лет жизни человека и соотносятся с местом его рождения и пребывания в детстве. Поэтому, изучая вариации стронция, мы можем сказать, этот человек родился в этом месте, в частности, рядом с селом Ремонтное на берегах реки Джурак-Сал, где я сейчас копаю, или в другом месте. Местных и не местных мы точно можем это определить благодаря этому невидимому археологическому источнику. А благодаря пыльце и фитолитам мы точно можем сказать, что было в сосудах, в желудках умерших, что было между зубов. Как я считаю, мы идентифицировали рецепт древнего напитка, преодолевающего смерть. Это так называемая "сома", которую описывали в индоевропейских текстах, дошедших до нас благодаря Ригведе и Атхарваведе. Так вот, это канабис, то есть конопля, смешанная с другими злаками. Сома давала силы кочевнику, когда он употреблял такие напитки.
– На XIX век пришелся расцвет русской полевой археологии. Понятно, что сколь бы изощренными научными методиками ученые того времени ни обладали, трепетно ли относились они вообще ко всему, что находили, или выбирали только самое интересное?
– Трепетно, конечно! Разбирая в фондах описи и коробочки, я обнаружила коробочку с красной охрой. Значит, нашли скелет, в этом погребении больше ничего не было, но было много охры, и вот человек понимал, что и охра тоже важна. В данном случае это был первый в России исследователь причерноморских и скифских древностей Николай Веселовский. К слову, он сделал химический анализ охры и определил, что это было – киноварь. Конечно, не всегда ученые брали из раскопок скелеты, практически никогда. Поэтому у нас нет данных о людях из раскопок XIX века, но все остальное они брали. У нас сверка бывает, смотришь – и чешуя рыбы, и кости рыбы, и желуди... В общем, все, что считали важным для реконструкции древней истории человека, отбирали для музейных коллекций и научной работы, – рассказала историк Наталья Шишлина.
Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"