Борис Тиханович родился в 1908 году в России. Вместе с белой армией семья Тихановичей оказалась в Крыму, после в Константинополе. Подростком Борис Иванович попал в Прагу.Там окончил русскую гимназию,учился в Высшем коммерческом училище, работал в концертно-театральном агентстве.В тридцатые годы стал одним из крупнейших антрепренёров Праги. С ним сотрудничали балерина Анна Павлова, пианист Владимир Горовиц, Фёдор Шаляпин, Сергей Рахманинов, Сергей Прокофьев.

Борис Тиханович вспоминает:
​ «Серей Прокофьев остановился в Праге, возвращаясь из Парижа на родину со своей женой-испанкой. Его очень почитало молодой поколение и передовые деятели артистического чешского мира. Он выступал с оркестром чешской филармонии и дал свой recital. Я вспоминаю, как он выглядел. Этот белобрысый, простой русский человек выглядел так, что никто не мог бы подумать, что это великий композитор. Его больше всего заботила тогда судьба его жены-певицы, весьма посредственной. Он просил меня устроить ей выступление по чехословацкому радио. Это не было легко, но мне удалось. И он был страшно счастлив».

«Я на всю жизнь запомнил последнее выступление Сергея Васильевича Рахманинова. В зале «Люцерна» присутствовали и немцы, и евреи. Они хотели слышать великого Рахманинова. Подиум, эстрада, значит, рояль, огромный переполненный зал. И выходит сухой, стройный, высокий человек с палочкой в руках, кланяется во все стороны. По его лицу видно, что ему не легко. Потом я узнал, что в этот день его мучил приступ подагры. Но когда он сел за рояль, полились звуки силы, неги…».

​ «С другом и душеприказчиком Кафки Максом Бродом я встречался несколько раз. Он был, кроме того, музыкальным критиком. Так что он посещал концерты, организуемые нашим бюро. Он был звеном между интеллигентными слоями — немецко-еврейскими — и чешскими. У Макса Брода я ставлю на первое место — еврейское. Он не игнорировал чехов. Он ходил, он общался. Очень приятный человек. Никогда не отказывался от встречи с молодыми чешскими композиторами. Это было редкостью».


В рубрике «Родной язык» разговор с грузинским журналистом, филологом, переводчиком Бидзиной Рамишвили:
«Грузинский изучают в разных мировых лингвистических центрах как раз из-за архаичности. Он сохраняет разные архаичные пласты. Мы изучаем древние тексты 5-го века в восьмом классе. Это значит, что дети понимают этот язык. Эта архаичность жива. Она в нас. Не секрет, что взгляд типичного грузина в течение веков был направлен назад. Многие иностранцы говорят: грузины непрактичны, они не смотрят вперёд. Они хотят, чтоб всё было сегодня, но то же самое, что было вчера».