Кто любит войну и почему? Во-первых, любят диктаторы, особенно державного масштаба. Благодаря войне их власть становится неограниченной, а сами они кажутся себе героями величественного эпоса. Во-вторых, кадровые военные (не все). Война открывает профессионалам возможность испытать и применить учебные навыки и теоретические знания, повышает их социальный статус: в военное время они становятся элитой государства и общества. Ещё войну любят архитекторы (некоторые). Последствия войны, особенно мировой, — это потрясающий шанс создать новую архитектурную реальность, это заказы, признание, контракты. Кто ещё? Хозяева и директора заводов оборонной промышленности.
Боюсь, этот список куда длинней, но при этом несопоставимо короче списка тех, кому война ненавистна. В этом выпуске «Поверх барьеров» принимают участие люди, имеющие прямое или косвенное отношение к войне, к разным войнам. Начну с Афганской, которая длилась больше девяти лет и завершилась в 1989 году.
Юрий (лётчик): «У нас был наводчик, пехотинец. Он должен был сказать, куда долбануть. Он показал, мы долбанули. Как учили, встали в карусель, четыре вертолёта. Мы утюжили полчаса. Половина «духов» на этом свете уже не была. С чувством выполненного долга мы вернулись к себе. Часа через два нас арестовали: попала в зону обстрела школа, детей угробили. Что такое домашний арест? Нам не разрешали летать. А на следующий день уже не хватало боевых единиц. И нам сказали: «У вас есть возможность кровью искупить свою вину».
Андрей (военный репортёр): «Если журналист едет на первую свою войну, а потом едет на вторую, это значит, он подсел на очень коварный наркотик. Это связано с характером человека. Военные корреспонденты – это по сути своей флибустьеры, которым хочется свободы. В горячей точке ты относительно свободен в выборе темы, в общениях. Главные редакторы, формируя новости, уже ориентируются не на ситуацию, а на количество жертв. Сколько там? Десять. Где? В Кении. Маловато. Сколько? Восемьсот. Восемьсот – нормально».
Валико (70 лет, грузинский беженец из Абхазии): «Я родился и вырос в Абхазии, знаю абхазский язык. Читаю стихи на абхазском языке. Что же я им такое плохое сделал? Если бы я не уехал, мне бы, наверное, голову отрубили. Из моего дома три дня выносили всё. На четвёртый день пришли с канистрами и подожгли. Обидно. Я никогда ничего не делал для абхазцев плохого. Я не воевал, и мои сыновья не воевали. Мой сын хирург работал в больнице. Моего двоюродного брата одного убили, второго. В 95-м году пришли домой, старика 75-летнего вывели из дому вместе с женой и расстреляли. Зашли в дом, всё вынесли и дом подожгли. Обидно. Неужели мы такие были враги?».
Боюсь, этот список куда длинней, но при этом несопоставимо короче списка тех, кому война ненавистна. В этом выпуске «Поверх барьеров» принимают участие люди, имеющие прямое или косвенное отношение к войне, к разным войнам. Начну с Афганской, которая длилась больше девяти лет и завершилась в 1989 году.
Юрий (лётчик): «У нас был наводчик, пехотинец. Он должен был сказать, куда долбануть. Он показал, мы долбанули. Как учили, встали в карусель, четыре вертолёта. Мы утюжили полчаса. Половина «духов» на этом свете уже не была. С чувством выполненного долга мы вернулись к себе. Часа через два нас арестовали: попала в зону обстрела школа, детей угробили. Что такое домашний арест? Нам не разрешали летать. А на следующий день уже не хватало боевых единиц. И нам сказали: «У вас есть возможность кровью искупить свою вину».
Андрей (военный репортёр): «Если журналист едет на первую свою войну, а потом едет на вторую, это значит, он подсел на очень коварный наркотик. Это связано с характером человека. Военные корреспонденты – это по сути своей флибустьеры, которым хочется свободы. В горячей точке ты относительно свободен в выборе темы, в общениях. Главные редакторы, формируя новости, уже ориентируются не на ситуацию, а на количество жертв. Сколько там? Десять. Где? В Кении. Маловато. Сколько? Восемьсот. Восемьсот – нормально».
Валико (70 лет, грузинский беженец из Абхазии): «Я родился и вырос в Абхазии, знаю абхазский язык. Читаю стихи на абхазском языке. Что же я им такое плохое сделал? Если бы я не уехал, мне бы, наверное, голову отрубили. Из моего дома три дня выносили всё. На четвёртый день пришли с канистрами и подожгли. Обидно. Я никогда ничего не делал для абхазцев плохого. Я не воевал, и мои сыновья не воевали. Мой сын хирург работал в больнице. Моего двоюродного брата одного убили, второго. В 95-м году пришли домой, старика 75-летнего вывели из дому вместе с женой и расстреляли. Зашли в дом, всё вынесли и дом подожгли. Обидно. Неужели мы такие были враги?».