Тамара Ляленкова: Сегодня мы поговорим о философии и школьниках, о том, каким образом подросткам можно помочь справиться как с вечными вопросами, неизбежно настигающими людей в определенном возрасте, так и с преходящими, но не менее мучительными. Именно так я для себя сформулировала главную задачу Школы юного философа, которую организовали студенты факультета философии и отделения культурологии Высшей школы экономики. Школа эта теперь называется "Осмысленный мир", и буквально на днях состоялся день открытых дверей. Поэтому о некоторых темах спецкурсов мы сегодня можем рассказать.
В московской студии Радио Свобода - преподаватели и студенты Высшей школы экономики Юлия Апанасенко, Александр Гиринский, Анастасия Копылова, Роман Устьянцев и Елена Куликова.
Мой первый вопрос - к Асе. Вы как раз занимались детьми, которые должны были бы прийти в эту школу, и пришли достаточно много людей, пришли вместе с родителями. Как вам кажется, в чем интерес? Школа философа - это звучит многообещающе, но многие очень прагматичны сейчас в том, что касается образования.
Анастасия Копылова: Это очень актуальный для нас вопрос, и когда мы открывали школу, мы ее называли - Школа юного философа. Это была отчасти профориентационная школа ВЭШ, которая направлена на обучение в дальнейшем на философском факультете или на отделении культурологии. Когда мы переименовали школу, мы тем самым пытались показать, что мы работаем не только с теми людьми, которые пойдут к нам на философский факультет или на отделение культурологии. Проект "Осмысленный мир" направлен на всех школьников, которым может быть интересна философия. Когда мы приходим в школы и делаем презентации, а также выступаем на Дне открытых дверей, мы в первую очередь стараемся акцентировать то, то философия - критическая в первую очередь дисциплина, то есть философия помогает детям развить критическое мышление, проблематизировать те концепты, среди которых они живут, те вопросы, которые для них являются актуальными. С другой стороны, родители, которые звонят нам или приходят на День открытых дверей, задают вопрос: "Я хотел бы, чтобы мой ребенок получил потом практическую специальность. Что мне с этим делать?" Мы стараемся показать, что философия здесь является подспорьем, она оказывается полезна, и общий курс по философии развивает мышление каждого ребенка, развивает кругозор, развивает возможности, и уже через полгода человек думает более проблемно, более самостоятельно, и это одна из наших целей.
Тамара Ляленкова: Саша, когда вы поняли, что будете учиться на философа?
Александр Гиринский: У меня достаточно интересный путь к философии. Я один год в Высшей школе экономики поступал на факультет политологии, и там отучился один год, был очень уверенным либералом, активным политическим участником. Потом я понял, что мне не хватает глубины, проблемного осмысления тех вопросов, которыми занимаются политологи. Политологи больше занимаются социометрикой, социологическими сравнениями, но мало уходят вглубь проблемы, в историческое и культурное измерение. В то же время я заинтересовался экономикой, начал читать экономические тексты, и понял, что ни один текст нельзя понять до конца без знания философских реалий. И я перешел на философский факультет. Вопрос о том, зачем нужна профессия философа, задается нам в каждой аудитории. Если философию и воспринимают позитивно, то обычно как расширение кругозора. Ну, вот полезно знать, что Платон - автор "Диалога Тимей", а что из этого диалога можно извлечь, обычно не проговаривается. И одна из задач нашей школы - показать, что философия - это не просто интеллектуальная игрушка, в которой мы жонглируем какими-то терминами. Показать, что жизненная практика коренится в философских теориях, философские теории коренятся в жизненной практике.
Тамара Ляленкова: Юля, а когда вы поняли, что будете этим заниматься?
Юлия Апанасенко: Мне кажется, что нельзя всерьез заинтересоваться философией в 17 лет и решить для себя, что "я пойду на философский факультет". Но можно, как в моем случае, прийти на философский факультет полуслучайно и оказаться на своем месте. Это решение было принято буквально в последний момент. Я подала заявления в разные вузы, и там были околофилософские специальности: лингвистика, филология, история. Практически везде я прошла, но почему-то решение мне пришло такое, что я пойду на философию. Многое зависело от того, как преподавались история и обществознание в моей школе и как к этому относились в моей семье. Мои родители интересуются философией, в доме много литературы, я могла в любой момент что-то взять и прочитать. Я смотрела на учебный план и понимала, что половина слов мне непонятна, но оказалась, что я здесь на своем месте.
Тамара Ляленкова: То есть вы шли от обществознания к философии. Роман, а что с вами было?
Роман Устьянцев: Я изначально поступил на факультет прикладной политологии ВШЭ, но год отучился и понял, что это не то, что мне нравится. На политологии был очень хороший курс - по истории политической мысли, и благодаря этому курсу я осознал, что мне именно это больше нравится - политическая теория. И я перевелся на факультет философии. И вообще политическая мысль прослеживается, ее влияние начиная от Платона и до современности, до Мишеля Фуко того же самого. И постоянно мы задаем одни и те же вопросы: что такое общество, что такое власть... Мне кажется, что если ты видишь, что ситуация гораздо более сложная и глубокая, и тебе хочется понять, каким образом она может потенциально разрешаться, в этот момент тебе суждено пойти на факультет философии и все-таки понять, зачем все это.
Александр Гиринский: Хочу еще добавить, мне кажется, что в жизни человека существует некоторое количество опытов, есть повседневный опыт, есть религиозный опыт, а есть опыт философский. У Карла Ясперса есть работа, которая называется "Философская вера", то есть для философии нужна даже определенная вера. Мне кажется, что попадание в философское пространство происходит тогда, когда ты сам ставишь перед собой некоторый вопрос, который до этого перед тобой не стоял, причем ставишь именно внутренне, и начинаешь идти навстречу тем людям, которые об этом писали, а ты еще не знаешь, как об этом говорить и думать, но тебе хочется. И вот ты пытаешься думать об этом, ищешь средства, релевантные твоему состоянию, в котором ты находишься, и тогда ты осмысленно приходишь к философии.
Тамара Ляленкова: Лена, к вам приходят на лекции дети, вы понимаете запрос, который есть у них? У вас разница в 5-6 лет, которая, может быть, сильно изменила школу и мир.
Елена Куликова: Ребята говорили о том, как они пришли на факультет философии, у меня совершенно другая история. Когда мне было 6 лет, я потеряла свою бабушку, это был самый любимый для меня человек, и я задала себе вопрос, на который я не смогла тогда ответить - почему она ушла и что такое смерть, что такое жизнь. Это серьезный вопрос для ребенка, и мне никто не смог на него ответить. Рисовались метафизические картины, мифология, что бабушка стала звездой на небе, какие-то такие объяснения, но они меня никогда не удовлетворяли. Не скажу, что я нашли здесь ответы на все вопросы, но концепции различные повлияли на мое мышление. Есть какие-то проблемы, которые я не могу, но пытаюсь решить. Когда мы начали разрабатывать программу Школы юного философа, мы руководствовались тем, что есть ребята, которые, может быть, пришли к осознанию этого вопроса не через экзистенциальный кризис, как это было у меня, но, возможно, они просто смотрели на ту действительность, которая есть здесь и сейчас, пытались ее осмыслить, но это осмысление проваливалось. У меня была младшая группа, 6-8 класс, и для меня было неожиданностью, что дети рефлексируют. В основном, конечно, это было родительское влияние, и это воспринимается как доктрина, у детей происходит какое-то осмысление: почему я должен это делать, что говорят мне родители? Вот ребенок, например, мне говорит: "Родители хотят, чтобы я стал экономистом, они водят меня на курсы по экономике, но я не хочу этим заниматься, я хочу быть филологом". И я попыталась объяснить этой девочке не то, что она должна делать, а что стоит поговорить с родителями, именно в диалоге рождается истина. Дети долго обсуждают после занятий то, что мы обсуждаем на уроке, и приходят к своим ответам, не тем доктринальным, которые давала я, не тем даже, которые рождались в процессе обсуждения, а к каким-то своим. Это и есть наша задача. Мы не навязываем свое мнение, не говорим, как нужно мыслить, а именно мы пробуждаем эту рефлексию, и в этом есть, мне кажется, большой плюс.
Тамара Ляленкова: 6-8-ой класс - в этом возрасте критическое мышление активно развиваются, и к старшим классам, не имея возможности понять, как все происходит, дети просто замыкаются в себе.
Роман Устьянцев: Да, есть такая очень большая проблема. Вот сейчас один из законопроектов депутата Яровой направлен на то, чтобы унифицировать знания. Депутата мы сменим, а дети у нас останутся, и это очень большая беда, если они будут все воспринимать доктринально. Мы можем прийти к серому обществу без критического мышления. Мы пытаемся давать детям плюрализм.
Анастасия Копылова: Я в прошлом году вела занятия в старшей группе, а этим летом нас пригласили в летний лагерь в Воронеж, где каждый день шли уроки в экономико-гуманитарном лагере, для меня оказалось неожиданностью, что это 5-6-е классы. И когда я почувствовала разницу в работе с разными классами, возможно, есть разница в уровне осмысления, безусловно, есть разница в уровне того, как они говорят, как они строят свою дискуссию, но мне кажется, что когда-то в старшей школе происходит слом, и ребенок начинает думать по-другому, точнее, ему сложно озвучивать свое мнение. В школе постоянно муссируется система, что ты должен что-то сказать - и мы поставим тебе за это оценку. Соответственно, когда человек готовится к тому, чтобы сказать что-либо в старшей школе, он понимает, что сейчас ему скажут, правильно это или нет, и он думает: "нет, я не уверен в своей точке зрения, лучше я промолчу" или "это будет выглядеть глупо, я промолчу". То есть для него выходит на первый план то, как он будет выглядеть в глазах преподавателя, и это то, что очень сильно действительно развивается в старшей школе. Поэтому пятиклассники, даже в 7-8 классе школьники еще не скованы этой системой, и он мыслят совершенно свободно и очень ярко, творчески и талантливо. Этот детский летний лагерь был для детей, которые участвуют в Олимпиадах, и они очень способные, то есть это дети из очень хорошего лицея. Это дети, которые много читают, и за счет этого уровень рефлексии значительно повышается.
Тамара Ляленкова: Но учитывая, что литературу им покупают родители, все равно получается одно направление.
Анастасия Копылова: Почему, некоторые берут книги в библиотеках в школе.
Тамара Ляленкова: А какой уровень важных вопросов в этом возрасте возникает, в 5-6-м классе?
Елена Куликова: Я уже говорила, что дети во многом следуют тому, что говорят родители, но я столкнулась с тем, что дети были повально материалистами. То есть они совершенно не хотели воспринимать ничего, что не соответствует их образу мышления, то есть, понятно, образу мышления родителей. И мне дети потом говорили: вы говорите про Платона, про идеи, которые существуют где-то за горизонтом, вы говорите про горний мир... Девочка мне сказала одна: "Если бы я встретила вас на улице, я бы подумала, что вы сумасшедшая". Это приятно, потому что если бы она подумала, значит, моя мысль дошла. Вопросы были: что такое любовь, откуда она появляется? У нас урок строился на том, что мы давали, например, научную статью, то есть любовь - это просто гормоны. Или философский трактат, что такое любовь, то есть "Пир" у Платона, как там воспринимается любовь. И у детей был просто когнитивный диссонанс! То есть гормоны это? Вроде нет. Это что-то высшее? А что такое высшее? И вот этот процесс рефлексии запускался, и возникали все новые и новые вопросы. В итоге мы доходили до того, что такое Бог. Конечно, я не могу дать однозначного ответа, и никто не может дать однозначного ответа на этот вопрос, но мы разобрали те философские трактаты, которые затрагивают эту проблему, и у детей сформировалось какое-то представление о том, что такое Бог, кто это, как это можно понимать, как с этим быть и работать. И дальше дети уже сами искали какую-то литературу, чтобы почерпнуть новые знания. Но при этом советовались со мной, что было очень приятно.
Тамара Ляленкова: Да, они получают еще один авторитет, не родительский...
Александр Гиринский: Действительно, тот пласт, с которым мы первоначально сталкиваемся, во много идет от родителей, это материал, поверхностный позитивизм, цинизм и дешевый практицизм. И очень часто дети не осознают, как называются их взгляды и почему они им следуют. Одна из наших задач - это вывести, грубо говоря, из бессознательного тот пласт концептов, которые конституируют их сознание, вывести в сознание и сделать для них понятным. И тогда уже возможна рефлексия и более целостное понимание.
Тамара Ляленкова: А в какой степени вы опираетесь на то, что они говорят, и на то, что вы в себе помните и знаете?
Александр Гиринский: Мы просто примерно представляем, слушая их ответы, что бы они могли значить, вспоминаем свой собственный опыт. Мои взгляды, отличных до политических, поменялись достаточно сильно за все это время, и я примерно представляю структуру и динамику возможного движения мысли в этом смысле, и просто я иду к ним навстречу, сопоставляя со своим собственным опытом, слушая их ответы, и предлагаю те решения, которым сам когда-то следовал.
Тамара Ляленкова: А у вас какой курс?
Александр Гиринский: Я вел в том году старшую группу, а курс у меня по экономике, он называется "Экономическая мысль в историко-культурном контексте".
Тамара Ляленкова: Дети сами выбирают курс, на который они хотят пойти, или вы им как-то помогаете?
Александр Гиринский: Мы делаем презентацию наших курсов, а так они сами выбирают. Причем наш курс открыт в этом году и для школьников, и для студентов. К нам идут даже аспиранты других факультетов, магистры, которым это знание, видимо, нужно и важно.
Анастасия Копылова: Конечно, для школьников и студентов у нас разные группы, просто со студентами мы стараемся больше работать в дискуссионном формате, потому что это люди, которые чаще всего уже приходят с конкретными вопросами и конкретными осознанными проблемами. А школьникам мы пытаемся показать проблемы, которые у них есть, которые они не осознают. Насчет бессознательного Саша очень верно выразился. В 5-6 классах мы обсуждаем проблематику истины, Сократа, Платона и так далее, как это все взаимосвязано, говорим с ними о том, чем должен заканчиваться спор и как существует истина. И мальчик в 15:30 говорит мне, что существует абсолютная истина, мы должны к ней идти, это очень важно, а в 15:35 он говорит, что у всех людей разные мнения, и у каждого человека есть своя истина, и это не осознается как противоречащие друг другу высказывания, они мирно уживаются в его сознании. И я дальше пытаюсь акцентировать на этом внимание и показать ему это противоречие. И это у многих уживаются какие-то вещи, которые они не видят как проблему.
Тамара Ляленкова: Роман, вы в этом году первый раз участвуете в школе "Осмысленный мир". Почему вы решили пойти все-таки к детям?
Роман Устьянцев: Да, так получилось, что в этом году я смог присоединиться к ребятам. Большая часть моих интересов связана с политической философией и социальной теорией, и самые интересные и важные для современного общества вещи кроются в философии новой и новейшего времени. Тот же Томас Гопс, Карл Шмидт, Мишель Фуко - их необходимо рассматривать, уже когда дети прошли какой-то путь и могут себе что-то представить. Поэтому мой курс "Интеллектуалы и власть" ориентирован на старшеклассников, с 9 класса до студентов. В принципе, мы всегда пытаемся рефлексировать, что происходит в обществе, что происходит в мире, дети видят новости, и порой у них возникают вопросы: почему это происходит именно так, порой немножко иррационально и странно? Я буду пытаться показывать детям, что у политического и социального есть не только сторона властвования, но есть еще этика. Мишель Фуко говорит, что этика - это способ существования в обществе, и как раз мой курс - это именно то, что наше поведение, каким образом мы взаимодействуем в обществе, взаимодействуем с властью, это все очень важно, и нельзя это оставлять все на бессознательном уровне.
Юлия Апанасенко: Я в прошлом году преподавала у маленьких детей, 6-8 класс, но у нас был такой опыт, у нас было два разных часа, и я начинала в пять свои занятия, а Саша начинал в четыре, и у меня была возможность поприсутствовать на его уроках, а у него на моих. И мне кажется, что младшие дети, может быть, еще не так тянутся к философии, но их сознание еще не настолько затвердевшее, то есть их вопросы меня иногда поражали своей глубиной. Например, мы обсуждали с ребятами идеи Платона в контексте искусства. Платон говорит, что изобразительное искусство - это тени теней. Реальные вещи - это тени идей, а произведения искусства - это тени этих теней. И у них сразу же начинали возникать вопросы: а что делать с продуктами технического прогресса? Вот компьютер, например, это реальная вещь, это тень какой-то идеи, которая существовала, о которой мы не знали, или это тень тени? О таких вещах ты иногда сам не задумываешься... И формат школы не предполагал ответа, она предполагал дискуссию, мы обсуждали это довольно долго и пришли к выводу, что все-таки это симулякр, если можно так выразиться в контексте философии Платона. А что касается моего авторского курса, он называется "Философия искусства. Границы и пересечения". Какая здесь проблема? Испанский философ 20 века Ортега-и-Гассет говорит о том, что искусство в 20-м веке разделилось на два течения - искусство для масс и искусство для просвещенных. И не то что массы не принимают этого искусства, они просто его не воспринимают, не понимают, как на него смотреть. Мне хочется, чтобы ребенок или студент понимал, что нового, новаторского в этом новом искусстве, и я хотела бы сделать акцент именно на классическом искусстве, чтобы высветить область, с которой спорит новое искусство, постмодернистское, если можно так выразиться. Мне кажется, что философия - очень хороший здесь инструмент, потому что очень сложно в полугодовом курсе рассмотреть все течения, и там, где мы не можем взять практическим опытом, мы можем призвать на помощь философию и с ее помощью это отрефлексировать. Мы используем и концепты массовой культуры как примеры. Допустим, мы показываем фрагмент из фильма "Матрица" и пытаемся объяснить его с помощью философии Платона. Не только фильмы, но и рекламные ролики. Допустим, мы разговариваем про Гераклита и Пармедина и показываем ролик, где показана жизнь женщины от маленькой девочки до бабушки. И мы пытаемся на этом примере вывести их на то, что все вещи в мире меняются и в то же время остаются теми же, все течет и все неизменно.
Александр Гиринский: Почему я обратился к экономике как к одному из инструментов введения философских проблем? Это мой путь. В какой-то момент я решил доказать отцу, что марксистко-ленинская теория неверна, я читал Маркса и всю остальную экономическую литературу, доказать мне это не удалось, но я понял для себя очень важную вещь, что понять политику и экономику невозможно без знания культуро-философских реалий. Во-первых. Мы живем в таком обществе, в котором экономические, технические и финансовые проблемы очень рано дети узнают, и в семье они активно обсуждаются. А мы живем уже сто лет в экономоцентричном обществе. И мне важно показать детям через простые экономические примеры и на материале истории экономической мысли, что экономика не есть какая-то отдельная сфера, во-вторых, что она не есть сугубо математическая дисциплина, каковой ее обычно представляют, а в целом связана со всеми областями гуманитарного знания. И самое главное – показать, что для полного понимания экономических процессов и себя в этих экономических процессах важно знание культуро-философских оснований, на которых она фундируется. Поэтому для меня лично этот путь тоже очень интересный, инструментально интересный.
Тамара Ляленкова: А есть какие-то гендерные предпочтения, девочек больше пришло?
Елена Куликова: В моей группе было сначала 10 человек, они пришли на первое занятие. У меня был общий курс, но у меня специфика – античная философия, поэтому я делала упор именно на античность. Потом ко мне подошли девочки и спросили: "Можно я еще свою подружку приведу?" И все очень активно работали, не было лишних разговоров, нормальная дисциплина. Было больше девочек.
Юлия: Апанасенко: А у меня было поровну – три и три. Обычно получается, что в художественных школах, допустим, куча девочек, а великие художники – мужчины.
Елена Куликова: А у Александра, я была у него на нескольких занятиях, больше девушек, и они очень вдохновленно слушали речи Александра. И я хотела еще сказать, что плюс этого проекта не в том, что мы учим детей, а что и они учат нас, и мы учимся друг у друга.
Юлия Апанасенко: Да, очень важно было, что мы могли приходить друг к другу на занятия. Это был очень полезный опыт. У Александра такой профессорский, интеллигентный стиль, и он оставляет большое поле для размышлений учеников. А Лена давала материал на эмоциональном уровне, ее занятия были каким-то магическим действом, завораживало просто. Можно было посмотреть на стиль своих товарищей и сравнить его со своим.
Тамара Ляленкова: А вы сами выбирали темы своих спецкурсов?
Юлия Апанасенко: У нас была общая программа в прошлом году, какая-то платформа, от которой мы отталкивались. Но в конце занятий каждый приходил к тому, что волнует его и его детей. Так и появились авторские курсы.
Тамара Ляленкова: А что вы получили от детей?
Юлия Апанасенко: Про себя могу сказать. Когда ты учишься на философском факультете, ты привык к тому, что история философии – это важно, ее нужно знать, чтобы понимать современные события. А для ребенка это не так ясно. И дети пытаются нащупать моменты, которые актуальны именно сегодня. Мы разговаривали про Декарта как-то на уроке, а вечером ученик мне написал: "Физика Декарта, она же полностью противоречит современной физической картине, тому, что происходит в современной физике. В чем ценность сегодня для нас физики Декарта?" Вот дети пытаются все время все актуализировать, для них история философии не самоценна.
Анастасия Копылова: Мы на философском факультете привыкаем к тому, что мысль историко-философски определена, у нее есть контекст, проблематика, вокруг которой все вертится. Мы пытаемся показать детям проблему как проблему, а не как мысль какого-то конкретного философа. И дети часто задают вопросы, которые дополняют твою картину проблем, который сделает ее более четкой. Это для нас образовательный момент, который оказался парадоксальным.
Александр Гиринский: Для философии, ее опыта очень важно проговаривание. Мамардашвили говорил: "Философия – сознание вслух". То есть опыт нашего преподавания – это сознание вслух, причем оно важно и для детей, и для нас. К каждой философской идее ты приходишь по-своему. И когда ты пытаешься вести детей к проблеме по своему индивидуальному пути, понимаешь, что этот момент не схватывается, и ты вынужден ориентироваться и пытаться найти какой-то путь, который приведет их к той же самой точке понимания, но по-своему. В этом смысле неизбежный плюрализм подсказывает тебе многообразие философских явлений, и детям показывает их многообразие. И это неисчерпаемый опыт, каждое занятие – новый бой.
Роман Устьянцев: Александр высказал очень важную идею, что плюрализм происходит именно благодаря опыту. Люди любят вешать ярлыки: Маркс – революционер, марксизм – ерунда, Макиавелли – зло… Рефлексия философская отличается тем, что она помогает каждый опыт воспринимать по-разному.
Тамара Ляленкова: А вам не кажется, что вы делаете не очень хорошую вещь – подрубаете корни и стриженый газон детям предъявляете? Это такая философия для детей получается.
Елена Куликова: Мы не ставим перед собой задачу предоставить им какой-то газон. Мы, наоборот, пытаемся сделать так, чтобы дети видели именно эти корни, от которых все идет. Ни в коем случае нельзя брать и обрезать мышление человека, это навредит ему и общей идее. Нужно дать навык обработки информации, но не организовывать деятельность по навязыванию доктрины мышления. Мы просто берем информацию, ее систематизируем, человек ее воспринимает, анализирует, и из этого возникает его картина мира.
Роман Устьянцев: В современном мире считается, что есть несколько типов понимания свободы. Наиболее важный – "свобода для" и "свобода от". Вот "свобода для" как раз очень узко направленная, специализированная, когда мы говорим, что свобод мысли в рамках этих границ. Мы детям говорим: мы показываем вам всю картину, стараемся показать ее максимально полно, чтобы вы могли видеть, что к каждой проблеме можно подойти с разных сторон и по-разному попытаться ее разрешить, и более того, мы не собираемся вас наказывать, если вы будете мыслить каким-то другим, свойственным именно вам образом.
Анастасия Копылова: Наши авторские курсы основаны на историко-философском материале. Мы берем философию, как она существовала, философские тексты от античности и дальше, и начинаем разбирать эту проблематику в историко-философском контексте, показывая детям исторический контексте. И когда мы начинаем разрабатывать с детьми проблемы, мы показываем им проблемы в концептуальном ключе. Здесь все время путь назад и путь вперед, всегда перехлест. Тут важен и исторический материал, и мы все время стараемся показать, почему это важно для нас. Платон – это не мамонт, которого откопали, и это не как физика Декарта, которая сейчас не работает, но в физике другие законы. И за счет того, что мы внимательнее останавливаемся на отдельных проблемах, у детей есть больше возможностей получить знания здесь.
Александр Гиринский: А почему физика Декарта неактуальна? Потому что сменилась парадигма рациональности, которая господствовала в то время, а она сменилась, потому что произошли некоторые культуро-философские изменения. То есть наша задача – показать, что любое знание базируется на этих основаниях. Вообще, философии научить нельзя, и ей можно учиться всю жизнь и не научиться. И диплом по философии – это вообще такая фикция. Наша задача – уйти от догматического понимания философии, а показать, что она инструментальна, она может показать какие-то вещи, которые обыденным взглядом не видны. То есть главная задача – показать, что такое философия и зачем она вообще.
Тамара Ляленкова: А что у старшеклассников выходит на первый план?
Анастасия Копылова: Это зависит от среды, от того, что он читал, в какой школе учился. То, что человек читал, это 60 процентов сознания человека в школьном возрасте. В большой степени это семья и то, насколько дружелюбна школа, может ли ребенок там выразить себя.
Тамара Ляленкова: А зачем вам это все? Вы все учитесь, почти все на 4 курсе, Ася – на 1-м магистратуры. Учебная нагрузка…
Роман Устьянцев: Для меня лично это хороший опыт преподавательской деятельности. Во-вторых, те вопросы, которые дети поднимают, порой бывают очень нетривиальными и интересными.
Анастасия Копылова: Для меня с первого курса остро встал вопрос: что может сейчас сделать философия? Ты сталкиваешься с тем, что существует очень глубокая, хорошо проработанная историко-философская традиция, сама философская традиция сегодня находится не то что бы в некотором кризиса, но там есть проблемы. Философия не воспринимается как индивидуальный опыт, то есть мы не говорим, что философия как есть, она только для меня, я живу среди тысяч книг, пишу статьи и все. Мне хочется поделиться с другими, показать другим, что же в этом такого клевого, почему это так важно. Философия развивает критическое мышления, а школа вырабатывает догматическое мышление, особенно сейчас, с ЕГЭ. Шаблоны мышления приводят к тому, что содержание перестает осознаваться. Школьник гибок, любознателен, и философия делает опыт современности для школьника, который наиболее актуален, принципиален и важен.
Елена Куликова: Соглашусь с Асей и еще добавлю, что проблема не только в школьном образовании. Сегодня студентов во многом обвиняют в том, что они учатся сдавать зачеты, а нам хотелось самим этого избежать. Мы верили, что то, чем мы занимаемся, не оторвано от реального опыта, это не просто какое-то впитывание знаний и сдавание зачетов. Нам хотелось какой-то активной жизни, чтобы мы что-то выучили и сразу действовали. Нам хотелось больше действовать, а не только читать книжки.
В московской студии Радио Свобода - преподаватели и студенты Высшей школы экономики Юлия Апанасенко, Александр Гиринский, Анастасия Копылова, Роман Устьянцев и Елена Куликова.
Мой первый вопрос - к Асе. Вы как раз занимались детьми, которые должны были бы прийти в эту школу, и пришли достаточно много людей, пришли вместе с родителями. Как вам кажется, в чем интерес? Школа философа - это звучит многообещающе, но многие очень прагматичны сейчас в том, что касается образования.
Анастасия Копылова: Это очень актуальный для нас вопрос, и когда мы открывали школу, мы ее называли - Школа юного философа. Это была отчасти профориентационная школа ВЭШ, которая направлена на обучение в дальнейшем на философском факультете или на отделении культурологии. Когда мы переименовали школу, мы тем самым пытались показать, что мы работаем не только с теми людьми, которые пойдут к нам на философский факультет или на отделение культурологии. Проект "Осмысленный мир" направлен на всех школьников, которым может быть интересна философия. Когда мы приходим в школы и делаем презентации, а также выступаем на Дне открытых дверей, мы в первую очередь стараемся акцентировать то, то философия - критическая в первую очередь дисциплина, то есть философия помогает детям развить критическое мышление, проблематизировать те концепты, среди которых они живут, те вопросы, которые для них являются актуальными. С другой стороны, родители, которые звонят нам или приходят на День открытых дверей, задают вопрос: "Я хотел бы, чтобы мой ребенок получил потом практическую специальность. Что мне с этим делать?" Мы стараемся показать, что философия здесь является подспорьем, она оказывается полезна, и общий курс по философии развивает мышление каждого ребенка, развивает кругозор, развивает возможности, и уже через полгода человек думает более проблемно, более самостоятельно, и это одна из наших целей.
Тамара Ляленкова: Саша, когда вы поняли, что будете учиться на философа?
Александр Гиринский: У меня достаточно интересный путь к философии. Я один год в Высшей школе экономики поступал на факультет политологии, и там отучился один год, был очень уверенным либералом, активным политическим участником. Потом я понял, что мне не хватает глубины, проблемного осмысления тех вопросов, которыми занимаются политологи. Политологи больше занимаются социометрикой, социологическими сравнениями, но мало уходят вглубь проблемы, в историческое и культурное измерение. В то же время я заинтересовался экономикой, начал читать экономические тексты, и понял, что ни один текст нельзя понять до конца без знания философских реалий. И я перешел на философский факультет. Вопрос о том, зачем нужна профессия философа, задается нам в каждой аудитории. Если философию и воспринимают позитивно, то обычно как расширение кругозора. Ну, вот полезно знать, что Платон - автор "Диалога Тимей", а что из этого диалога можно извлечь, обычно не проговаривается. И одна из задач нашей школы - показать, что философия - это не просто интеллектуальная игрушка, в которой мы жонглируем какими-то терминами. Показать, что жизненная практика коренится в философских теориях, философские теории коренятся в жизненной практике.
Тамара Ляленкова: Юля, а когда вы поняли, что будете этим заниматься?
Юлия Апанасенко: Мне кажется, что нельзя всерьез заинтересоваться философией в 17 лет и решить для себя, что "я пойду на философский факультет". Но можно, как в моем случае, прийти на философский факультет полуслучайно и оказаться на своем месте. Это решение было принято буквально в последний момент. Я подала заявления в разные вузы, и там были околофилософские специальности: лингвистика, филология, история. Практически везде я прошла, но почему-то решение мне пришло такое, что я пойду на философию. Многое зависело от того, как преподавались история и обществознание в моей школе и как к этому относились в моей семье. Мои родители интересуются философией, в доме много литературы, я могла в любой момент что-то взять и прочитать. Я смотрела на учебный план и понимала, что половина слов мне непонятна, но оказалась, что я здесь на своем месте.
Тамара Ляленкова: То есть вы шли от обществознания к философии. Роман, а что с вами было?
Роман Устьянцев: Я изначально поступил на факультет прикладной политологии ВШЭ, но год отучился и понял, что это не то, что мне нравится. На политологии был очень хороший курс - по истории политической мысли, и благодаря этому курсу я осознал, что мне именно это больше нравится - политическая теория. И я перевелся на факультет философии. И вообще политическая мысль прослеживается, ее влияние начиная от Платона и до современности, до Мишеля Фуко того же самого. И постоянно мы задаем одни и те же вопросы: что такое общество, что такое власть... Мне кажется, что если ты видишь, что ситуация гораздо более сложная и глубокая, и тебе хочется понять, каким образом она может потенциально разрешаться, в этот момент тебе суждено пойти на факультет философии и все-таки понять, зачем все это.
Александр Гиринский: Хочу еще добавить, мне кажется, что в жизни человека существует некоторое количество опытов, есть повседневный опыт, есть религиозный опыт, а есть опыт философский. У Карла Ясперса есть работа, которая называется "Философская вера", то есть для философии нужна даже определенная вера. Мне кажется, что попадание в философское пространство происходит тогда, когда ты сам ставишь перед собой некоторый вопрос, который до этого перед тобой не стоял, причем ставишь именно внутренне, и начинаешь идти навстречу тем людям, которые об этом писали, а ты еще не знаешь, как об этом говорить и думать, но тебе хочется. И вот ты пытаешься думать об этом, ищешь средства, релевантные твоему состоянию, в котором ты находишься, и тогда ты осмысленно приходишь к философии.
Тамара Ляленкова: Лена, к вам приходят на лекции дети, вы понимаете запрос, который есть у них? У вас разница в 5-6 лет, которая, может быть, сильно изменила школу и мир.
Елена Куликова: Ребята говорили о том, как они пришли на факультет философии, у меня совершенно другая история. Когда мне было 6 лет, я потеряла свою бабушку, это был самый любимый для меня человек, и я задала себе вопрос, на который я не смогла тогда ответить - почему она ушла и что такое смерть, что такое жизнь. Это серьезный вопрос для ребенка, и мне никто не смог на него ответить. Рисовались метафизические картины, мифология, что бабушка стала звездой на небе, какие-то такие объяснения, но они меня никогда не удовлетворяли. Не скажу, что я нашли здесь ответы на все вопросы, но концепции различные повлияли на мое мышление. Есть какие-то проблемы, которые я не могу, но пытаюсь решить. Когда мы начали разрабатывать программу Школы юного философа, мы руководствовались тем, что есть ребята, которые, может быть, пришли к осознанию этого вопроса не через экзистенциальный кризис, как это было у меня, но, возможно, они просто смотрели на ту действительность, которая есть здесь и сейчас, пытались ее осмыслить, но это осмысление проваливалось. У меня была младшая группа, 6-8 класс, и для меня было неожиданностью, что дети рефлексируют. В основном, конечно, это было родительское влияние, и это воспринимается как доктрина, у детей происходит какое-то осмысление: почему я должен это делать, что говорят мне родители? Вот ребенок, например, мне говорит: "Родители хотят, чтобы я стал экономистом, они водят меня на курсы по экономике, но я не хочу этим заниматься, я хочу быть филологом". И я попыталась объяснить этой девочке не то, что она должна делать, а что стоит поговорить с родителями, именно в диалоге рождается истина. Дети долго обсуждают после занятий то, что мы обсуждаем на уроке, и приходят к своим ответам, не тем доктринальным, которые давала я, не тем даже, которые рождались в процессе обсуждения, а к каким-то своим. Это и есть наша задача. Мы не навязываем свое мнение, не говорим, как нужно мыслить, а именно мы пробуждаем эту рефлексию, и в этом есть, мне кажется, большой плюс.
Тамара Ляленкова: 6-8-ой класс - в этом возрасте критическое мышление активно развиваются, и к старшим классам, не имея возможности понять, как все происходит, дети просто замыкаются в себе.
Роман Устьянцев: Да, есть такая очень большая проблема. Вот сейчас один из законопроектов депутата Яровой направлен на то, чтобы унифицировать знания. Депутата мы сменим, а дети у нас останутся, и это очень большая беда, если они будут все воспринимать доктринально. Мы можем прийти к серому обществу без критического мышления. Мы пытаемся давать детям плюрализм.
Анастасия Копылова: Я в прошлом году вела занятия в старшей группе, а этим летом нас пригласили в летний лагерь в Воронеж, где каждый день шли уроки в экономико-гуманитарном лагере, для меня оказалось неожиданностью, что это 5-6-е классы. И когда я почувствовала разницу в работе с разными классами, возможно, есть разница в уровне осмысления, безусловно, есть разница в уровне того, как они говорят, как они строят свою дискуссию, но мне кажется, что когда-то в старшей школе происходит слом, и ребенок начинает думать по-другому, точнее, ему сложно озвучивать свое мнение. В школе постоянно муссируется система, что ты должен что-то сказать - и мы поставим тебе за это оценку. Соответственно, когда человек готовится к тому, чтобы сказать что-либо в старшей школе, он понимает, что сейчас ему скажут, правильно это или нет, и он думает: "нет, я не уверен в своей точке зрения, лучше я промолчу" или "это будет выглядеть глупо, я промолчу". То есть для него выходит на первый план то, как он будет выглядеть в глазах преподавателя, и это то, что очень сильно действительно развивается в старшей школе. Поэтому пятиклассники, даже в 7-8 классе школьники еще не скованы этой системой, и он мыслят совершенно свободно и очень ярко, творчески и талантливо. Этот детский летний лагерь был для детей, которые участвуют в Олимпиадах, и они очень способные, то есть это дети из очень хорошего лицея. Это дети, которые много читают, и за счет этого уровень рефлексии значительно повышается.
Тамара Ляленкова: Но учитывая, что литературу им покупают родители, все равно получается одно направление.
Анастасия Копылова: Почему, некоторые берут книги в библиотеках в школе.
Тамара Ляленкова: А какой уровень важных вопросов в этом возрасте возникает, в 5-6-м классе?
Елена Куликова: Я уже говорила, что дети во многом следуют тому, что говорят родители, но я столкнулась с тем, что дети были повально материалистами. То есть они совершенно не хотели воспринимать ничего, что не соответствует их образу мышления, то есть, понятно, образу мышления родителей. И мне дети потом говорили: вы говорите про Платона, про идеи, которые существуют где-то за горизонтом, вы говорите про горний мир... Девочка мне сказала одна: "Если бы я встретила вас на улице, я бы подумала, что вы сумасшедшая". Это приятно, потому что если бы она подумала, значит, моя мысль дошла. Вопросы были: что такое любовь, откуда она появляется? У нас урок строился на том, что мы давали, например, научную статью, то есть любовь - это просто гормоны. Или философский трактат, что такое любовь, то есть "Пир" у Платона, как там воспринимается любовь. И у детей был просто когнитивный диссонанс! То есть гормоны это? Вроде нет. Это что-то высшее? А что такое высшее? И вот этот процесс рефлексии запускался, и возникали все новые и новые вопросы. В итоге мы доходили до того, что такое Бог. Конечно, я не могу дать однозначного ответа, и никто не может дать однозначного ответа на этот вопрос, но мы разобрали те философские трактаты, которые затрагивают эту проблему, и у детей сформировалось какое-то представление о том, что такое Бог, кто это, как это можно понимать, как с этим быть и работать. И дальше дети уже сами искали какую-то литературу, чтобы почерпнуть новые знания. Но при этом советовались со мной, что было очень приятно.
Тамара Ляленкова: Да, они получают еще один авторитет, не родительский...
Александр Гиринский: Действительно, тот пласт, с которым мы первоначально сталкиваемся, во много идет от родителей, это материал, поверхностный позитивизм, цинизм и дешевый практицизм. И очень часто дети не осознают, как называются их взгляды и почему они им следуют. Одна из наших задач - это вывести, грубо говоря, из бессознательного тот пласт концептов, которые конституируют их сознание, вывести в сознание и сделать для них понятным. И тогда уже возможна рефлексия и более целостное понимание.
Тамара Ляленкова: А в какой степени вы опираетесь на то, что они говорят, и на то, что вы в себе помните и знаете?
Александр Гиринский: Мы просто примерно представляем, слушая их ответы, что бы они могли значить, вспоминаем свой собственный опыт. Мои взгляды, отличных до политических, поменялись достаточно сильно за все это время, и я примерно представляю структуру и динамику возможного движения мысли в этом смысле, и просто я иду к ним навстречу, сопоставляя со своим собственным опытом, слушая их ответы, и предлагаю те решения, которым сам когда-то следовал.
Тамара Ляленкова: А у вас какой курс?
Александр Гиринский: Я вел в том году старшую группу, а курс у меня по экономике, он называется "Экономическая мысль в историко-культурном контексте".
Тамара Ляленкова: Дети сами выбирают курс, на который они хотят пойти, или вы им как-то помогаете?
Александр Гиринский: Мы делаем презентацию наших курсов, а так они сами выбирают. Причем наш курс открыт в этом году и для школьников, и для студентов. К нам идут даже аспиранты других факультетов, магистры, которым это знание, видимо, нужно и важно.
Анастасия Копылова: Конечно, для школьников и студентов у нас разные группы, просто со студентами мы стараемся больше работать в дискуссионном формате, потому что это люди, которые чаще всего уже приходят с конкретными вопросами и конкретными осознанными проблемами. А школьникам мы пытаемся показать проблемы, которые у них есть, которые они не осознают. Насчет бессознательного Саша очень верно выразился. В 5-6 классах мы обсуждаем проблематику истины, Сократа, Платона и так далее, как это все взаимосвязано, говорим с ними о том, чем должен заканчиваться спор и как существует истина. И мальчик в 15:30 говорит мне, что существует абсолютная истина, мы должны к ней идти, это очень важно, а в 15:35 он говорит, что у всех людей разные мнения, и у каждого человека есть своя истина, и это не осознается как противоречащие друг другу высказывания, они мирно уживаются в его сознании. И я дальше пытаюсь акцентировать на этом внимание и показать ему это противоречие. И это у многих уживаются какие-то вещи, которые они не видят как проблему.
Тамара Ляленкова: Роман, вы в этом году первый раз участвуете в школе "Осмысленный мир". Почему вы решили пойти все-таки к детям?
Роман Устьянцев: Да, так получилось, что в этом году я смог присоединиться к ребятам. Большая часть моих интересов связана с политической философией и социальной теорией, и самые интересные и важные для современного общества вещи кроются в философии новой и новейшего времени. Тот же Томас Гопс, Карл Шмидт, Мишель Фуко - их необходимо рассматривать, уже когда дети прошли какой-то путь и могут себе что-то представить. Поэтому мой курс "Интеллектуалы и власть" ориентирован на старшеклассников, с 9 класса до студентов. В принципе, мы всегда пытаемся рефлексировать, что происходит в обществе, что происходит в мире, дети видят новости, и порой у них возникают вопросы: почему это происходит именно так, порой немножко иррационально и странно? Я буду пытаться показывать детям, что у политического и социального есть не только сторона властвования, но есть еще этика. Мишель Фуко говорит, что этика - это способ существования в обществе, и как раз мой курс - это именно то, что наше поведение, каким образом мы взаимодействуем в обществе, взаимодействуем с властью, это все очень важно, и нельзя это оставлять все на бессознательном уровне.
Юлия Апанасенко: Я в прошлом году преподавала у маленьких детей, 6-8 класс, но у нас был такой опыт, у нас было два разных часа, и я начинала в пять свои занятия, а Саша начинал в четыре, и у меня была возможность поприсутствовать на его уроках, а у него на моих. И мне кажется, что младшие дети, может быть, еще не так тянутся к философии, но их сознание еще не настолько затвердевшее, то есть их вопросы меня иногда поражали своей глубиной. Например, мы обсуждали с ребятами идеи Платона в контексте искусства. Платон говорит, что изобразительное искусство - это тени теней. Реальные вещи - это тени идей, а произведения искусства - это тени этих теней. И у них сразу же начинали возникать вопросы: а что делать с продуктами технического прогресса? Вот компьютер, например, это реальная вещь, это тень какой-то идеи, которая существовала, о которой мы не знали, или это тень тени? О таких вещах ты иногда сам не задумываешься... И формат школы не предполагал ответа, она предполагал дискуссию, мы обсуждали это довольно долго и пришли к выводу, что все-таки это симулякр, если можно так выразиться в контексте философии Платона. А что касается моего авторского курса, он называется "Философия искусства. Границы и пересечения". Какая здесь проблема? Испанский философ 20 века Ортега-и-Гассет говорит о том, что искусство в 20-м веке разделилось на два течения - искусство для масс и искусство для просвещенных. И не то что массы не принимают этого искусства, они просто его не воспринимают, не понимают, как на него смотреть. Мне хочется, чтобы ребенок или студент понимал, что нового, новаторского в этом новом искусстве, и я хотела бы сделать акцент именно на классическом искусстве, чтобы высветить область, с которой спорит новое искусство, постмодернистское, если можно так выразиться. Мне кажется, что философия - очень хороший здесь инструмент, потому что очень сложно в полугодовом курсе рассмотреть все течения, и там, где мы не можем взять практическим опытом, мы можем призвать на помощь философию и с ее помощью это отрефлексировать. Мы используем и концепты массовой культуры как примеры. Допустим, мы показываем фрагмент из фильма "Матрица" и пытаемся объяснить его с помощью философии Платона. Не только фильмы, но и рекламные ролики. Допустим, мы разговариваем про Гераклита и Пармедина и показываем ролик, где показана жизнь женщины от маленькой девочки до бабушки. И мы пытаемся на этом примере вывести их на то, что все вещи в мире меняются и в то же время остаются теми же, все течет и все неизменно.
Александр Гиринский: Почему я обратился к экономике как к одному из инструментов введения философских проблем? Это мой путь. В какой-то момент я решил доказать отцу, что марксистко-ленинская теория неверна, я читал Маркса и всю остальную экономическую литературу, доказать мне это не удалось, но я понял для себя очень важную вещь, что понять политику и экономику невозможно без знания культуро-философских реалий. Во-первых. Мы живем в таком обществе, в котором экономические, технические и финансовые проблемы очень рано дети узнают, и в семье они активно обсуждаются. А мы живем уже сто лет в экономоцентричном обществе. И мне важно показать детям через простые экономические примеры и на материале истории экономической мысли, что экономика не есть какая-то отдельная сфера, во-вторых, что она не есть сугубо математическая дисциплина, каковой ее обычно представляют, а в целом связана со всеми областями гуманитарного знания. И самое главное – показать, что для полного понимания экономических процессов и себя в этих экономических процессах важно знание культуро-философских оснований, на которых она фундируется. Поэтому для меня лично этот путь тоже очень интересный, инструментально интересный.
Тамара Ляленкова: А есть какие-то гендерные предпочтения, девочек больше пришло?
Елена Куликова: В моей группе было сначала 10 человек, они пришли на первое занятие. У меня был общий курс, но у меня специфика – античная философия, поэтому я делала упор именно на античность. Потом ко мне подошли девочки и спросили: "Можно я еще свою подружку приведу?" И все очень активно работали, не было лишних разговоров, нормальная дисциплина. Было больше девочек.
Юлия: Апанасенко: А у меня было поровну – три и три. Обычно получается, что в художественных школах, допустим, куча девочек, а великие художники – мужчины.
Елена Куликова: А у Александра, я была у него на нескольких занятиях, больше девушек, и они очень вдохновленно слушали речи Александра. И я хотела еще сказать, что плюс этого проекта не в том, что мы учим детей, а что и они учат нас, и мы учимся друг у друга.
Юлия Апанасенко: Да, очень важно было, что мы могли приходить друг к другу на занятия. Это был очень полезный опыт. У Александра такой профессорский, интеллигентный стиль, и он оставляет большое поле для размышлений учеников. А Лена давала материал на эмоциональном уровне, ее занятия были каким-то магическим действом, завораживало просто. Можно было посмотреть на стиль своих товарищей и сравнить его со своим.
Тамара Ляленкова: А вы сами выбирали темы своих спецкурсов?
Юлия Апанасенко: У нас была общая программа в прошлом году, какая-то платформа, от которой мы отталкивались. Но в конце занятий каждый приходил к тому, что волнует его и его детей. Так и появились авторские курсы.
Тамара Ляленкова: А что вы получили от детей?
Юлия Апанасенко: Про себя могу сказать. Когда ты учишься на философском факультете, ты привык к тому, что история философии – это важно, ее нужно знать, чтобы понимать современные события. А для ребенка это не так ясно. И дети пытаются нащупать моменты, которые актуальны именно сегодня. Мы разговаривали про Декарта как-то на уроке, а вечером ученик мне написал: "Физика Декарта, она же полностью противоречит современной физической картине, тому, что происходит в современной физике. В чем ценность сегодня для нас физики Декарта?" Вот дети пытаются все время все актуализировать, для них история философии не самоценна.
Анастасия Копылова: Мы на философском факультете привыкаем к тому, что мысль историко-философски определена, у нее есть контекст, проблематика, вокруг которой все вертится. Мы пытаемся показать детям проблему как проблему, а не как мысль какого-то конкретного философа. И дети часто задают вопросы, которые дополняют твою картину проблем, который сделает ее более четкой. Это для нас образовательный момент, который оказался парадоксальным.
Александр Гиринский: Для философии, ее опыта очень важно проговаривание. Мамардашвили говорил: "Философия – сознание вслух". То есть опыт нашего преподавания – это сознание вслух, причем оно важно и для детей, и для нас. К каждой философской идее ты приходишь по-своему. И когда ты пытаешься вести детей к проблеме по своему индивидуальному пути, понимаешь, что этот момент не схватывается, и ты вынужден ориентироваться и пытаться найти какой-то путь, который приведет их к той же самой точке понимания, но по-своему. В этом смысле неизбежный плюрализм подсказывает тебе многообразие философских явлений, и детям показывает их многообразие. И это неисчерпаемый опыт, каждое занятие – новый бой.
Роман Устьянцев: Александр высказал очень важную идею, что плюрализм происходит именно благодаря опыту. Люди любят вешать ярлыки: Маркс – революционер, марксизм – ерунда, Макиавелли – зло… Рефлексия философская отличается тем, что она помогает каждый опыт воспринимать по-разному.
Тамара Ляленкова: А вам не кажется, что вы делаете не очень хорошую вещь – подрубаете корни и стриженый газон детям предъявляете? Это такая философия для детей получается.
Елена Куликова: Мы не ставим перед собой задачу предоставить им какой-то газон. Мы, наоборот, пытаемся сделать так, чтобы дети видели именно эти корни, от которых все идет. Ни в коем случае нельзя брать и обрезать мышление человека, это навредит ему и общей идее. Нужно дать навык обработки информации, но не организовывать деятельность по навязыванию доктрины мышления. Мы просто берем информацию, ее систематизируем, человек ее воспринимает, анализирует, и из этого возникает его картина мира.
Роман Устьянцев: В современном мире считается, что есть несколько типов понимания свободы. Наиболее важный – "свобода для" и "свобода от". Вот "свобода для" как раз очень узко направленная, специализированная, когда мы говорим, что свобод мысли в рамках этих границ. Мы детям говорим: мы показываем вам всю картину, стараемся показать ее максимально полно, чтобы вы могли видеть, что к каждой проблеме можно подойти с разных сторон и по-разному попытаться ее разрешить, и более того, мы не собираемся вас наказывать, если вы будете мыслить каким-то другим, свойственным именно вам образом.
Анастасия Копылова: Наши авторские курсы основаны на историко-философском материале. Мы берем философию, как она существовала, философские тексты от античности и дальше, и начинаем разбирать эту проблематику в историко-философском контексте, показывая детям исторический контексте. И когда мы начинаем разрабатывать с детьми проблемы, мы показываем им проблемы в концептуальном ключе. Здесь все время путь назад и путь вперед, всегда перехлест. Тут важен и исторический материал, и мы все время стараемся показать, почему это важно для нас. Платон – это не мамонт, которого откопали, и это не как физика Декарта, которая сейчас не работает, но в физике другие законы. И за счет того, что мы внимательнее останавливаемся на отдельных проблемах, у детей есть больше возможностей получить знания здесь.
Александр Гиринский: А почему физика Декарта неактуальна? Потому что сменилась парадигма рациональности, которая господствовала в то время, а она сменилась, потому что произошли некоторые культуро-философские изменения. То есть наша задача – показать, что любое знание базируется на этих основаниях. Вообще, философии научить нельзя, и ей можно учиться всю жизнь и не научиться. И диплом по философии – это вообще такая фикция. Наша задача – уйти от догматического понимания философии, а показать, что она инструментальна, она может показать какие-то вещи, которые обыденным взглядом не видны. То есть главная задача – показать, что такое философия и зачем она вообще.
Тамара Ляленкова: А что у старшеклассников выходит на первый план?
Анастасия Копылова: Это зависит от среды, от того, что он читал, в какой школе учился. То, что человек читал, это 60 процентов сознания человека в школьном возрасте. В большой степени это семья и то, насколько дружелюбна школа, может ли ребенок там выразить себя.
Тамара Ляленкова: А зачем вам это все? Вы все учитесь, почти все на 4 курсе, Ася – на 1-м магистратуры. Учебная нагрузка…
Роман Устьянцев: Для меня лично это хороший опыт преподавательской деятельности. Во-вторых, те вопросы, которые дети поднимают, порой бывают очень нетривиальными и интересными.
Анастасия Копылова: Для меня с первого курса остро встал вопрос: что может сейчас сделать философия? Ты сталкиваешься с тем, что существует очень глубокая, хорошо проработанная историко-философская традиция, сама философская традиция сегодня находится не то что бы в некотором кризиса, но там есть проблемы. Философия не воспринимается как индивидуальный опыт, то есть мы не говорим, что философия как есть, она только для меня, я живу среди тысяч книг, пишу статьи и все. Мне хочется поделиться с другими, показать другим, что же в этом такого клевого, почему это так важно. Философия развивает критическое мышления, а школа вырабатывает догматическое мышление, особенно сейчас, с ЕГЭ. Шаблоны мышления приводят к тому, что содержание перестает осознаваться. Школьник гибок, любознателен, и философия делает опыт современности для школьника, который наиболее актуален, принципиален и важен.
Елена Куликова: Соглашусь с Асей и еще добавлю, что проблема не только в школьном образовании. Сегодня студентов во многом обвиняют в том, что они учатся сдавать зачеты, а нам хотелось самим этого избежать. Мы верили, что то, чем мы занимаемся, не оторвано от реального опыта, это не просто какое-то впитывание знаний и сдавание зачетов. Нам хотелось какой-то активной жизни, чтобы мы что-то выучили и сразу действовали. Нам хотелось больше действовать, а не только читать книжки.
