Самый распространенный политический прогноз на наступивший год в Европе - якобы неминуемый успех евроскептиков и правых популистов на предстоящих в мае выборах в Европарламент. По данным многих опросов, такие партии способны набрать 25 – 30% голосов и тем самым изменить привычную расстановку сил на европейской политической сцене. Как ни странно, такое развитие событий может пойти Евросоюзу только на пользу.

Европа устала, ей неможется, у нее сплин. Социальная напряженность в результате затянувшегося с 2009 года кризиса, усталость от интеграционных планов Брюсселя, зачастую непонятных рядовому европейцу, настороженность по поводу притока иммигрантов, всегда растущая в трудные времена, – всё это детали картины европейского общественного мнения в 2013 году. Если полистать страницы СМИ или побродить по ведущим информационным сайтам Европы, может сложиться впечатление, что проект европейской интеграции – на грани коллапса. Между тем ушедший год оказался для ЕС самым удачным за последнее пятилетие, но этого почему-то почти никто не заметил.

Прогнозы скорого краха еврозоны, громко звучавшие в 2012 году, не сбылись. По меньшей мере две страны, сильнее других пострадавшие от кризиса, начали выбираться из него. Ирландия 15 декабря объявила об отказе от дальнейшего кредитования из стабилизационного фонда, созданного ЕС и международными финансовыми организациями, – за ненадобностью. Экономика Испании в последние полгода впервые выросла – после девяти подряд кварталов непрерывного падения. Это позволило рейтинговому агентству Moody’s изменить прогноз экономического развития страны с «негативного» на «стабильный» и предсказать начало сокращения колоссальной испанской безработицы. И даже главный «больной человек Европы», Греция, проявила признаки оживления: осенью производство в этой стране вновь начало расти – впервые с 2009 года.

В Германии по итогам сентябрьских выборов создано правительство «большой коалиции». Во главе него – вновь Ангела Меркель, что гарантирует преемственность политики самой экономически сильной и влиятельной страны ЕС. Но в составе коалиции – социал-демократы, известные несколько более мягким подходом к проблемам бедствующих компаньонов по еврозоне. Это залог того, что разъяренных демонстрантов с плакатами о «четвертом рейхе» на улицах Афин и Лиссабона убавится, а согласия между благополучным севером и недужным югом Европы – слегка прибавится. Наконец, интеграционный проект даже сделал кое-какие приращения: Хорватия с 1 июля 2013-го стала 28-м членом ЕС, а Латвия с 1 января наступившего года – 18-м участником еврозоны.

Однако общественная жизнь – это не только реальность, которую можно «потрогать руками», но прежде всего восприятие этой реальности людьми. Бывший президент Чехии Вацлав Гавел в свое время говорил о феномене «дурного настроения», которое возникает в обществе под влиянием разных факторов и зачастую не соответствует реальному положению дел. Иными словами, жизнь кажется людям более тяжелой и безрадостной, чем есть на самом деле. В этом смысле 2013 год в Европе был, безусловно, годом торжества «дурного настроения» – потому успехи, пусть и скромные, остались незамеченными. А Брюссель с его «евробюрократией» – это отчасти реальность, отчасти популярный штамп общественного сознания – оказался удобной мишенью для критики, справедливой и не очень. В результате, по данным агентства «Евробарометр», доля европейцев, воспринимающих ЕС «в целом позитивно» и «в целом негативно», сравнялась – соответственно 30 и 29%; доминируют те, кто нейтрален – их 39%. (Это данные в целом по Евросоюзу – по отдельным странам картина, конечно, разная).

Многие бюрократические изыскания европейских чиновников действительно заслуживают и усмешки, и насмешки. Но выработкой стандартов энергопотребления пылесосов и кривизны овощей деятельность ЕС отнюдь не ограничивается. Как отмечает итальянский писатель и публицист Беппе Северньини, за десятилетия интеграции, к которой ее подтолкнул страшный опыт первой половины ХХ века, Европа научилась реагировать на собственные проблемы и страхи не психозом, а рациональными решениями. Экономическая база общего рынка была создана в 1950-е годы специально для того, чтобы избежать новых конфликтов, прежде всего между Францией и Германией. Годы экономического роста привели к преобразованию этого рынка в более всеобъемлющий Евросоюз, который в его близком к нынешнему виде существует с 1992 года, постепенно расширяясь. Распад коммунистического лагеря и СССР едва не привел к хаосу на восточных границах ЕС, но Европа отреагировала на это относительно быстрой интеграцией значительной части бывших соцстран.

Сегодня, однако, об этом вспоминают разве что на киевском Евромайдане. «Дурное настроение» торжествует. Беппе Северньини видит одну из его причин в прозаичности и прагматизме европейского проекта: «Оживлять евроэнтузиазм новыми правилами банковской регуляции – а это сегодня большая тема в ЕС, – все равно что пытаться стимулировать либидо чтением инструкции на пачке презервативов: может, и получится, но с большим трудом».

Тут как раз и могут сыграть позитивную роль борцы с «брюссельским монстром». (Именно так называет ЕС голландский политик-популист Герт Вилдерс; его единомышленница, лидер французского Национального фронта Марин Ле Пен предпочитает сравнивать Евросоюз с СССР – предрекая ему схожую судьбу). У многих политиков европейского мэйнстрима рост популярности этих лидеров и ведомых ими партий вызывает тревогу, переходящую в ужас. В случае успеха популистов на предстоящих выборах «демократическим партиям окажется весьма непросто проводить политику как таковую. Ведь правые радикалы уже используют свое присутствие в Европарламенте для легитимизации расистских и популистских взглядов, а также для получения разного рода финансовых выгод. Ведя свою так называемую культурную войну за идентичность Европы, эти партии способствуют поляризации политических дебатов», – предупреждает депутат Европарламента от немецкой Партии «зеленых» Ян-Филипп Альбрехт.

Но так ли уж плоха «поляризация политических дебатов»? Когда британский европарламентарий, представляющий популистскую Партию независимости Соединенного королевства, публично заявил одному из высших европейских чиновников, что тот «обладает харизмой коврика для вытирания ног», это было не более чем хамством. Но дебаты между сторонниками и противниками евроинтеграции вовсе не обязательно должны вестись на таком уровне. А сама по себе полемика об идентичности Европы, о том, как ей развиваться дальше, стоит ли ускорять или замедлять политическую и экономическую интеграцию, какие угрозы и вызовы считать самыми важными, чтó вообще такое сегодня быть европейцем – такая полемика может не только оказаться полезной, но и стать действенным лекарством от «дурного настроения».

Тем более что даже если станут реальностью самые мрачные прогнозы, популистам и с третью мест в Европарламенте не удастся заблокировать его работу, не говоря о том, чтобы «отменить» ЕС. Зато европейский мэйнстрим – социалистов и правых либералов – это может заставить не только активнее объяснять избирателям свою политику, но и продвигать на посты в Брюсселе более выразительных лидеров. В год выборов нескольких ведущих евроначальников это особенно важно.

Любопытно, что «поиски либидо» Евросоюзом во многом совпадают с общественной повесткой дня в России. Ценности, идентичность, стратегия развития – проблемы те же, но условия разные. В отличие от россиян, европейцы могут вести диалог об этом без жестких политических ограничений и навязываемых государством «духовных скреп».

Британской группе Monty Python секрет излечения дурного настроения был известен еще в 70-е годы - не лучшие для Европы: Always look on the bright side of life - "Всегда смотри на жизнь с ее светлой стороны":