В подмосковном городе Королёве обнаружены долгое время считавшиеся утраченными произведения репрессированного художника Василия Маслова. Хотела сказать «не было бы счастья, да несчастье помогло», но нет, язык не поворачивается. Слишком уж велико несчастье.
Обретение настенных росписей случилось после того, как пожарные залили горящий дом, - типичный образец русского авангарда, вошедший в историю под названием «Дом Стройбюро». В одной из квартир от влаги отслоились обои и тогда сквозь мутные слои клея проступили настенные росписи, созданные в начале 30-х годов прошлого века.
На одной стене – композиция, которой искусствоведы дали сейчас условное название «Рабочий класс». Человеческие фигуры написаны в сложном ракурсе, и это делает их динамичными. Они идут столь широким шагом, они так тесно прижимаются плечом к плечу, что становятся единым целым, под стать хорошо смазанным, отлаженным механизмам.
На другой стене - утопический город, где наслаиваются друг на друга, громоздятся символы технического прогресса. Художник играет разными масштабами и выстраивает дерзкую композицию. По диагонали, прямо на зрителя несется паровоз. По горизонтали протянулись ажурные фермы моста. Справа возвышается плотина электростанции. Яркий, разноцветный индустриальный пейзаж осеняет вытянутой вперед рукой гигантская фигура Ленина. Не один только Маслов, многие его современники вдохновлялись идеей служения умных машин человеку. К примеру, у Александра Лабаса это один из любимых мотивов.
Дом Стройбюро горел восемь раз, и слишком многое наводит на мысль, что его поджигали намеренно, чтобы очистить место для коммерческого строительства. Вот что рассказывает глава Королевского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (сокращенно ВООПИиК) Мария Миронова:
- Гореть он начал после того, как почти все жильцы были выселены. Остались две семьи, и случился первый пожар. Это произошло очень «вовремя», когда у нас прошел большой круглый стол в Союзе архитекторов России, где обсуждалась судьба Дома Стройбюро. Авторитетные, должным образом аттестованные государственные эксперты высказались в его защиту. Была подготовлена стратегия по спасению этого дома. И тут начался первый пожар.
Это возгорание потушили, но в дальнейшем произошло еще шесть пожаров. 2 ноября, за неделю до последнего, восьмого, самого крупного и самого продолжительного пожара, были обнаружены росписи Маслова. Вообще-то мы знали о том, что там могут быть монументальные росписи, предполагали, что их автором может быть Маслов. Но какие именно - мы не знали, точно ли это Маслов, мы не знали тоже. У нас были лишь некоторые краеведческие данные. По этой причине, когда в сентябре московское областное отделение ВООПИиК подавало заявку в Министерство культуры Московской области о том, что ансамбль Болшевской трудовой коммуны обладает признаками объекта культурного наследия, мы вписали в ту часть, где говорилось о Доме Стройбюро, что могли до нашего времени сохраниться монументальные росписи Маслова. Все-таки эта строчка уже присутствовала в нашей заявке, но не более того. Конечно, мы не могли предполагать, что они действительно будут обнаружены, потому что боялись, что они были сбиты и заштукатурены, например, в процессе эксплуатации дома и не предполагали, что они могут быть просто под обоями. То есть уверенности на сто процентов у нас не было.
Итак, 2 ноября обнаруживаются эти самые росписи. Первая мысль, которая посещает нашу голову - это та, что учитывая 7 предыдущих пожаров, нет сомнений, что будет восьмой. И если мы сейчас широко оповещаем общественность о том, что эти росписи найдены, то наиболее вероятный вариант сценария - это очередное возгорание, причем, именно в той комнате, где
Дом Стройбюро горел восемь раз, и слишком многое наводит на мысль, что его поджигали намеренно
Тут тоже очень интересное совпадение, потому что буквально за день до этого в Министерство культуры Московской области мы сообщили о том, что мы подписываем договор со специалистом об экспертизе дома. Это было 6 числа сообщено в Министерство культуры, а 8-го, я повторю, начался большой пожар. Я связываю эти вещи напрямую.
Возгорание произошло ночью, причем одновременно в нескольких помещениях. Разгорелось до такой степени, что пылали оба крыла этого здания. А вечером, когда пожар был локализован, начался снос. Когда мы приехали на место событий, там уже собралась толпа. Она состояла как из тех, кто бурно отмечал пожар и снос, так и из тех, кто пытался предотвратить обрушение здания таким совершенно варварским методом.
- Это были местные жители, города Королева?
- Да. Но мы должны понимать, что, как я уже сказала, толпа состояла из двух крыльев. Одно крыло - это были люди, которые останавливали снос, для чего даже влезли на гусеницу экскаватора. И были люди ( значительное количество среди них было нетрезвых), - бывшие жильцы Дома Стройбюро, которые просто с бурной нескрываемой радостью встречали снос этого здания. Меня они не пропустили. Я хотела сделать ближнюю съемку сноса, но они встали в оцепление. Я не буду говорить о том, какими именно оскорбительными выкриками в мой адрес они это сопровождали, главное, меня не пропустили туда.
- Почему они хотели, чтобы этот дом больше не существовал?
- Давайте себя поставим на их место для того, чтобы понять, где кончается наше сочувствие к ним. Представьте, люди живут в старом доме, в котором не очень хорошие коммуникации, правда, крепкие кирпичные стены, дом очень теплый. Дом породистый, сталинский, стоит в центре города. Место очень хорошее. Но при этом они хотят из этого дома уехать. Кое-кто живет в коммунальной квартире, и для него возможность уехать из этого дома - это возможность в том числе решить и социальный вопрос, не только бытовой. Поэтому их желание совершенно понятно. Вообще понятно законное желание любого человека улучшить свои жилищные условия. Дальше происходит следующее: их долго не расселяют, в конце концов наступает этот момент - сентябрь 2013-го года, когда их переселяют в новостройку поблизости, в 17-этажный новый дом.
- Ну и слава богу, все в порядке.
- Не все в порядке, потому что им выдают документы всего лишь на временную регистрацию, то есть они не являются хозяевами тех помещений, в которые их поселили. Если в Доме Стройбюро они были хозяевами квартир, хороших или плохих, но все-таки хозяевами, то, переехав в новостройку, они получают только временную регистрацию. При этом им заявляют о том, что застройщик их переселил только при одном условии, что будет снесен Дом Стройбюро, и на его месте начнется новое коммерческое высотное строительство. Вот будет снесен Дом Стройбюро, тогда вы получите уже регистрацию окончательно, не будет он снесен, вы ее не получите.
Это откровенный шантаж. При этом администрация города Королева всяческим образом людей натравливает против нас, то есть это делает не только застройщик, но и администрация, хочу подчеркнуть. Утверждается, что Общество охраны памятников - главный враг, именно из-за него у вас проблемы. Министерство культуры Московской области признает на основании заявления ВООПИиК и экспертизы это помещение памятником, здание снести нельзя, все - вы оказываетесь на улице. То есть людям угрожают выселением. Вот до этой точки мы можем им абсолютно сочувствовать и сопереживать, потому что они оказались заложниками ситуации.
Но дальше начинается следующее. Когда этих людей спрашивают: хорошо, допустим, у вас сейчас на руках будет полная регистрация и оформление прав на вашу собственность в новостройке, вы и тогда будете выступать за снос? Эти люди, как на заседании Общественной палаты города Королева в администрации, так и в средствах массовой информации говорят: да, мы все равно выступаем за снос.
- Почему? Они так не любили этот дом?
- Вот на этой точке наше сочувствие к ним заканчивается. Потому что из жертв и заложников они превращаются в соучастников застройщика в плане сноса этого дома. Давайте рассуждать здраво. Что нас волновало бы на их месте? Конечно, нас бы обязательно волновали документы на квартиру. Ну как это так - мои дети могут оказаться на улице, я между небом и землей нахожусь. Но мы бы обрушивались не на ВООПИиК или не только на ВООПИиК, ВООПИиК бы нас, допустим, раздражал: что он лезет со своим признанием статуса памятника культурного наследия в самый неподходящий момент, когда решается вопрос с нашими квартирами! Но такими же раздражителями была бы администрация, которая никак не проявляет себя, никак не пытается нас защитить, хотя дом, из которого нас выселили - дом муниципальный. Муниципалитет вообще не вправе, я считаю, отстраняться от решения таких острых социальных проблем. И
Мы хотим жить в цивилизации, а не в культурном наследии
А апофеозом глупости было заявление одной из жительниц, сделанное ею во время встречи с губернатором Подмосковья Андреем Воробьевым. Она сказала: “Мы хотим жить в цивилизации, а не в культурном наследии”. Это потрясающий пример первобытного сознания. Причем, в наукограде Королеве, в 21 веке! Почему противопоставляются эти понятия, когда первое прямо вытекает из второго, то есть не будь культуры, не было бы цивилизации? Цивилизация - это прямое следствие культуры.
- Вернемся к последнему пожару. Часть народа была против того, чтобы здание сохранить и вас туда не пускали, а кто спасал дом?
- Многих из приехавших туда, я не знаю. Понимаете, интернет - это такая штука, в которой информация очень быстро распространяется. Благодаря социальным сетям, ночью собралось достаточное число защитников дома. Я знаю точно, что они остановили разрушение. Мы в этот момент отъехали за документами, которые подтверждают, что есть предписание Министерства культуры ни в коем случае не допускать никаких повреждений и нанесения ущерба этому зданию. Когда мы вернулись, экскаватор был остановлен. Было много полиции, всех попросили разойтись, поскольку уже было начало следующего дня, Нам сказали, что сноса не будет, и мы разошлись. Но это не было окончательной победой.
Практически всю субботу и с периодическими остановками в воскресенье дом сносили. Верхом цинизма было то, что этот снос производился под маркой тушения пожара. Однако, поскольку все-таки активисты ВООПИиК и помогавший им “Архнадзор” производили фото- и видеофиксацию этого сноса, то быстро произвести то, что, очевидно, хотел застройщик, не удалось. В понедельник, когда заработали все службы, вы поймите, что пожар начался очень вовремя - в пятницу, снос начался в пятницу вечером, перед выходными, в субботу и воскресенье ни одна служба не работает, я имею в виду, такие как Министерство культуры Московской области, ты не можешь вызвать людей на место, чтобы они выдали очередное предписание. Но в понедельник представители Министерства культуры все-таки приехали и выдали повторное предписание застройщику о недопущении повреждения здания. Тем не менее, 12 числа во вторник снос благополучно продолжился. Красноречивая деталь: последние сносы производились уже не с участием МЧС, а с участием неких ряженых. Лица, явно находящиеся на временной работе в городе Королеве, да и вообще в России, были одеты в форму МЧС, старую, как мне кажется, делали вид, что они производят тушение здания, лили воду на абсолютно не горящие кирпичи. И больше они даже поливали ковш экскаватора, чтобы он не перегрелся, бедняга, пока он трудится и ломает зубья об очень крепкую кирпичную кладку.
- Что в результате осталось от этого здания?
- В настоящий момент сохраняется, хотя и поврежденная фасадная стена и две боковые стены фрагментарно тоже сохранены. Также фрагментарно сохранены лестницы, которые находились в трех подъездах. Это, естественно, немного. Вообще сейчас Дом Стройбюро выглядит как иллюстрации к битве за Сталинград. Это очень печальное зрелище, тем более, что в результате последних сносов засыпана одна из комнат, где находятся росписи Маслова. Это очень большая проблема, потому что спасение очень осложнено. Надо учесть, что уже наступил холодный сезон, а росписи ушли влажными под этот завал из битого кирпича.
- Разбирают ли этот завал?
- Мы сейчас пытаемся этого добиться. После приезда губернатора, который заявил, что росписи надо спасти, у нас появилась определенная надежда на то, эти росписи сможем снять. Для этого нужно произвести несколько операций. Первое: необходимо верх завала удалить, видимо, экскаватором. Дальше надо укрепить потолок комнаты, он сохранился на две трети. Возможно, впоследствии понадобится какая-то консервация, но до этой консервации нужно произвести разбор нижней части завалов максимально осторожно, вручную. ВООПИиК заявлял с самого начала, что мы вручную готовы это разобрать.
- Какова реакция губернатора Подмосковья Воробьева на все эти события?
- Судя по тому, что Андрей Юрьевич сказал - без суда не сносить здание Стройбюро, конечно, эта ситуация его очень сильно заботит. Его заботит не только судьба жителей дома, он понимает, что они оказались заложниками, и что вопрос об оформлении их прав на новые квартиры, конечно, должен быть решен. Но эти вещи прямо с Домом Стройбюро не связаны. Мне хочется верить, что губернатор это понял из того, что он увидел. Его довольно решительное заявление о том, что росписи должны быть спасены - это единственная гарантия на сегодняшний день того, что у нас есть шанс действительно спасти это произведение искусства.
Но очень важно и то, что на Градостроительном совете, который проходил в городе Королеве, губернатор сказал о возбуждении уголовного дела против компании “Развитие-ХХI”, которая подделала важный документ. Насколько я поняла, это документ из сферы согласований на строительство. Мы, в свою очередь, будем подавать заявление в правоохранительные органы о незаконном, несанкционированном сносе, осуществленном вопреки дважды выданным предписаниям Министерства культуры Московской области.
Спасением росписей Василия Маслова совершенно безвозмездно занимается (бывают же такие совпадения!) однофамилец художника зав. отделом монументальной живописи НИИ реставрации Константин Маслов.
- Когда с коллегой Филиппом Гузановым мы отправились в Королев посмотреть росписи, то почувствовали себя врачами неотложной помощи. Мы попали туда поздно вечером, там не было света, мы смотрели росписи с фонариком. И все же сразу ясно стало, что они совершенно уникальны. Все было промочено, состояние росписей тяжелое. Это масляные росписи по штукатурке, которые шелушатся, отстают от основы. Но у нас был опыт, мы знали, как будем их снимать, была технология, поэтому мы тут же приступили к работам. Но вот
Мы почувствовали себя врачами неотложной помощи
А сейчас церковь нам помогает местный музей помогает, нас кормят, пригрели, мы там тоже работаем. Такая атмосфера радостная, я бы сказал. А роспись на самом деле уникальная. Цвета замечательные, яркие.
- Они изначально были яркие?
- Они и сейчас яркие – это ведь масляные краски. Просто они были под слоями обойного мучного клея, мы их проявили, пришлось использовать тяжелые растворители. Там очень свободный мазок, великолепная композиция - это на самом деле шедевр. Я считаю, что это достойно Третьяковки или других наших главных музеев, - говорит Константин Маслов.
Старые постройки в российских городах нередко бывают доведены до такого состояния, что оценить их по достоинству могут только знатоки архитектуры. Выкрашенный в казенный унылый зеленый цвет, а сейчас еще и полуразрушенный Дом Стройбюро – не исключение. А был этот жилой дом как дворец, говорит Константин Маслов. Реставратор обнаружил под позднейшими слоями образцы первоначальной покраски. Оказывается, дом был нарядным, охристо-розоватым.
Еще он не был отдельным объектом, по чьей-то случайной прихоти возникшим в Подмосковье. Вовсе нет, это – часть выстроенного в едином стиле «конструктивизм» комплекса так называемой «Болшевской трудовой коммуны».
Над созданием этого городка нового быта, сообщает Мария Миронова, трудились не последние архитекторы.
= Комплекс Болшевской трудовой коммуны был спроектирован известным архитектором Аркадием Лангманом. Это была очень качественная работа и с точки зрения планировки, и с точки зрения воплощения отдельных проектов. Буквально на днях получено архивное подтверждение авторства Лангмана применительно конкретно к Дому Стройбюро. Ансамбль Большевской трудовой коммуны сохранился практически полностью до сегодняшнего дня, утрат очень мало, и он состоит из самых разнообразных по функциональному назначению зданий. Дом Стройбюро был построен в 1928 году, и он явился первым капитальным строением трудкоммуны. Это жилое здание. Затем были построены фабрика-кухня, стадион, больница, до сих пор эта больница существует, два общежития, учебный комбинат, где обучались дети коммунаров, можно сказать, с детсадовского возраста и до получения каких-то профессиональных навыков. Весь этот комплекс был расположен компактно.
Его ценность именно в том, что он с одной стороны разнообразен по функциональному назначению, с другой стороны он сохранен полностью и, в-третьих, конечно, отдельные здания представляют большой интерес. Дом Стройбюро представляет именно такой интерес, я здесь сошлюсь на историка архитектуры Сергея Борисовича Мержанова, который занимался исследованиями этого ансамбля, писал много работ на эту тему. Он говорит о том, что можно назвать Дом Стройбюро своеобразным этюдом к другому осуществленному проекту Лангмана - зданию Госдумы.
Кроме того, ценность этого комплекса очень высокая с точки зрения мемориальности. Болшевская трудовая коммуна была своеобразной визитной карточкой Советского Союза. Очень многих иностранных гостей привозили сюда, показывали им быт коммунаров. Коммунары - это были молодые люди, даже подростки, которых забирали из мест заключения, привозили сюда на совершенно неохраняемую территорию для того, чтобы они построили новую жизнь. Условия были таковы, что они должны фактически содержать себя, государство дает им только возможность обучиться профессии, возможность встать на ноги, а дальше они работают на государство, получают зарплату. Этот эксперимент оправдался в полной мере. Несмотря на то, что коммунарами стали не просто оступившиеся молодые люди, а по современным понятиям, да и по тем - рецидивисты. В среднем было 7-8 судимостей у тех, кто приезжал в трудкоммуну. Потом она разрасталась, появлялись детские дома, в которые привозили малышей, и так далее.
А теперь о жизни художника Николая Васильевича Маслова. Он не был рецидивистом, он попал в коммуну совершенно другим путем. Родился он в 1905-м году в Екатеринбургской губернии, был старшим из четырех детей. После смерти матери ушел из дома. Бродяжничал несколько лет, изъездил полстраны. Видимо, у него было природное дарование, потому что поддерживал он свою жизнь тем, что зарабатывал рисованием моментальных портретов и пейзажей. При этом, как говорят исследователи, которые до меня занимались биографией Маслова, у него в кармане всегда лежали деньги, он их сохранял для посещения какого-нибудь местного музея. Один год он успел проучиться в Высшей государственной художественной школе в Баку, еще год - в Государственном нижегородском художественном техникуме, и всякий раз на втором курсе, что тоже о многом говорит. То есть у него до того, как он попал в Москву, профессиональное образование, не оконченное, конечно, но, тем не менее, было. В конце концов он попадает в Москву, и в Москве его дороги приводят к Луначарскому. Луначарский возглавлял комиссию помощи молодым дарованиям. Видимо, через Луначарского он знакомится с Горьким, и уже Горький, который курировал Болшевскую трудовую коммуну, приводит в нее Маслова. Здесь у художника появляется возможность свободно заниматься творчеством, жизнь его с материальной точки зрения обеспечена. Он пришелся ко двору, быстро находится применение его дарованию, и он занимается
Достойны Третьяковки или других наших главных музеев
В то же время мы должны помнить, что одно из зданий трудкоммуны, единственное деревянное из этого комплекса, сгорело в 1943-м году. Собственно, поэтому и считалось, что эти росписи пропали. Мы ведь не знали о том, что в здании Дома Стройбюро на нижнем этаже в общественных помещениях размещался клуб. Сейчас по мере углубления в эту тему мы получаем новые данные, в том числе, найдены фотографии, которые вносят ясность в эту путаницу.
Василий Николаевич женится в коммуне, все благополучно. В 1935 году проходит его первая персональная выставка в клубе НКВД в Москве. За этой выставкой следуют другие, но настоящее признание он получает в начале 1937-го года. В январе проходит сначала одна выставка в Москве персональная, потом вторая выставка в Нижнем Новгороде. Нижний Новгород закупает в полном объеме все работы Маслова, которые выставляются, там и графика, и живопись. Это тоже, по большому счету, не открытый пласт его наследия, ведь все эти работы хранятся в запасниках, они нуждаются в реставрации, и больше того, они нуждаются в открытии. Понятно, что после того, как художник был арестован, работники музея не афишировали информацию о том, что они владеют этой коллекцией. Итак, в 1937 году проходит персональная выставка, а 19 июля этого же года его арестовывают. Краеведческие сведения позволяют считать, что Маслов был первым или, по крайней мере, одним из первых репрессированных среди болшевских коммунаров. Его обвиняют в политическом заговоре против Сталина, Ворошилова и других деятелей советского государства. Расстреливают 2 января 1938 года на Бутовском полигоне. Художнику было всего 33 года.
Нужно сказать, что существует две музейных коллекции работ Маслова. Одна, как уже было упомянуто, в Нижегородском государственном музее. Вторая - в Королёвском историческом музее. Это собрание из 92 рисунков, полученных музеем в дар от дочери художника Натальи Васильевны Масловой в 2010 году. Несмотря на то, что значительную часть этих работ составляют ученические штудии, наброски, пробы цвета и так далее, королёвская часть наследия Маслова очень интересна. Она - свидетельство творческих поисков автора, который старался работать в разных стилях, в разных техниках. Он очень много экспериментировал.
Дочь художника Наталья Маслова, та самая щедрая дарительница, встретила известие о находке монументальной живописи отца с большим волнением. Поэтому ее рассказ – немного сбивчивый.
- То, что сейчас обнаружено, я никогда сама не видела, только на домашних фотографиях, и вдруг такое! Теперь я верю, что картины моего отца когда-то будут публично показаны, что будет выставка. C детства я ничего не знала об отце. Просто умер, исчез... Бабушка, помню, говорила всегда, что скажи, что у тебя отец на фронте погиб. В те времена у многих отцов не было, война была.
Целая история, как нашла меня искусствовед из нижегородского музея, и когда я первый раз увидела настоящие картины своего отца - это тоже такое потрясение. У меня был большой альбом, который я отдала музею, все картины там сфотографированы в черно-белом варианте. Я первый раз в музее увидела их, когда они написаны маслом. Это потрясение было для меня. Сейчас вокруг меня столько людей-искусствоведов, людей, которые понимают и начинают ценить эти вещи.
Реставраторы - это святые люди. Я когда была в нижегородском музее, то один реставратор привез одну картину, которую он возил в Москву, и ее отреставрировали. Вот она такая яркая, такой цвет, такая жизнь от нее шла! И он говорит, что все художники, которые принимали участие, смотрели и говорят: очень талантливая картина. Я хотела сказать еще, что реставрации требуют картины нижегородские, которые маслом написаны, а графика там в идеальном состоянии, потому что это листы, переложенные папиросной бумагой, в больших папках, они в прекрасном состоянии, их можно видеть и не требуют никакой реставрации. Я думала, что мне никогда в жизни не увидеть ни выставки, ни публичного показа отцовских работ. В начале Перестройки очень активно все началось, а потом быстро угасло. Это, наверное, от политических всяких событий, - предполагает Наталья Маслова.
Что греха таить, многих сейчас смущает и советский пафос настенных росписей Маслова, и накрепко связанная с НКВД история Дома Стройбюро с его первыми жильцами, поселенными сюда для, как тогда говорили, «перековки» коммунарами. Тем важнее выслушать профессора МАРХИ Наталию Душкину.
- Мы с вами присутствуем при чуде открытия, обретения огромных ценностей, которыми располагает наша страна. И это все происходит на фоне показательной истории кошмарного вандализма, разграбления при неучастии властей города. У меня ощущение, что они просто желают стереть память этого места.
Мы с вами участники и свидетели того, какая шла борьба за так называемый «Расстрельный дом» на Никольской улице в Москве. Я надеюсь, что его судьба будет благополучно разрешена. Но это борьба общественников, активистов. Меня просили сказать: как там за границей? Я привожу такой пример - это список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Какой объект 20 века был первым поставлен на охрану в список ЮНЕСКО? Вы поразитесь: это концлагерь “Освенцим”. Он не является шедевром архитектуры 20 века (а эти близкие нам во времени объекты вообще продвигаются во всем мире очень тяжело, не только в России сохранять модернизм трудно). И все же концлагерю дали охранный статус, чтобы показать, что нельзя стирать память о человеческой истории в самых страшных ее проявлениях.
Когда я читаю обсуждения на форумах, где люди пишут: ну что это - уголовники, колючая проволока, стереть все, не хотим это видеть, то расцениваю это как страшное беспамятство, которое никуда не ведет. Безусловно, сейчас путь только один - это абсолютная мобилизация всех существующих
Нельзя уничтожать нашу память и заниматься стиранием следов
И не стоит опускать руки! Надо всем объяснять: это только у нас существует, это надо беречь, а не строить панельные дома, которые повсюду и все обезличивают. События в Королёве мне очень напоминают историю борьбы за фабрику-кухню в Самаре. Для тех, кто не знает: это конструктивистское здание в форме серпа и молота, построенное, что редко, женщиной-архитектором. Здание хотели изуродовать. Страшные инвестиционные проекты предполагали, что из центра пересечения серпа и молота вырастет небоскреб. Последовала международная борьба с выездом зарубежных и российских экспертов в Самару. 5 лет назад я сидела в публичной библиотеке в Самаре, отстаивая право фабрики-кухни на существование.
И вдруг чудеса: в результате этой борьбы возникла реальная перспектива присвоения этому уникальному, единственному в мире объекту статуса памятника федерального значения. Туда приезжает министр культуры и выделяет 350 тысяч рублей, а впереди миллионы рублей на реставрацию этого объекта. Там вскоре будет принято решение о создании Поволжского центра современного искусства. Но ведь это же было все из абсолютных руин вытащено! Поэтому я лично оптимистично мыслю. Мы должны добиться такого же будущего для этого места, потому что это один из источников оседлости, культуры в Королёве, где очень мало памятников архитектуры - это центр притяжения этого места.
Фасад Дома Стройбюро должен быть сохранен, как подлинный фрагмент дома Лангмана с последующей реконструкцией. Должны быть определены территории памятника, должен быть сохранен весь поселок с обязательной модификацией одного из зданий как музей коммуны, имеющий мировое значение. И конечно же, сейчас на это должны быть направлены все усилия. Я глубоко признательна всем, кто в этом участвовал, и героический ВООПИиК, и Архнадзор. Хрупкие девочки стояли ночью против бандюганов королёвских с бульдозерами. Пока есть такие люди, есть очень большие надежды на то, что мы сможем что-то затормозить и сохранить память истории государства, которое никогда не возродится. Надо понимать, что СССР в том виде, любим, не любим, это событие мирового масштаба, уникальный эксперимент политический, социальный. Болшевская коммуна - часть той материальной среды, в которой он проходил, это надо сохранять. Я не зря вам сказала про Освенцим, что это объект Всемирного наследия, это память человечества, нельзя заниматься стиранием следов.
Самая свежая новость: в Доме Стройбюро в простенке между окнами обнаружена третья монументальная роспись художника Василия Маслова, почти забытого художника, с творчеством которого нам всем еще предстоит познакомиться.