Ссылки для упрощенного доступа

Вокруг былых Игр:1956-1972


Плакат первых летних Олимпийских игр. Афины, 1896 год.
Плакат первых летних Олимпийских игр. Афины, 1896 год.

Для Радио Свобода, открывшегося под именем Освобождения в 1953 году, первыми Олимпийскими играми стали зимние Игры 1956 года в итальянском курортном городке Кортина д’Ампеццо.

Иван Толстой: Олимпиада и журналистика. Передача первая. Олимпийские игры освещаются всеми. И всеми немного по-разному. Так и в русской службе Радио Свобода. Есть чисто спортивные программы, где в центре внимания – обстоятельства борьбы и достигнутый результат. Есть мемуарно-спортивные: воспоминания о былых достижениях, славном прошлом и собственной молодости. Я предлагаю другой угол зрения – журналистский. Во все времена состязания и околоспортивные проблемы освящались репортерами, и борьба вне ковра и вне катка бывала временами крайне напряженной. Тем более, в годы холодной войны, когда Восток и Запад пользовались возможностью продемонстрировать свое настоящее или мнимое политическое превосходство.
Олимпиада и журналистика. Для Радио Свобода, открывшегося под именем Освобождения в 1953 году, первыми Олимпийскими играми стали соревнования 1956 года, зимние игры в итальянском курортном городке Кортина д’Ампеццо. Городке, который вне лыжного сезона насчитывает 2-3 тысячи жителей, а в сезон принимает около 30 тысяч.
Кортина д’Ампеццо должен был получить олимпийцев еще в 1944 году, но Вторая мировая война отменила и не такие события. На 12 лет позже, но справедливость восторжествовала: в январе 56-го на итальянский курорт съехались участники соревнований и те, кто должен был игры освещать.
Были там и представители нашего радио, целая группа. И они вели свои репортажи, передавали корреспонденции, писали о своих впечатлениях. И вот я с надеждой сунул свой нос в наш архив. Увы, меня ждало разочарование. Отмечено, что в Кортина д’Ампеццо отправились Виктор Франк, Витольд Ризер (у микрофона он выступал и под другим именем Виктор Шиманский), Эрнст Константин (которого не нужно путать с Константином Эрнстом), Анатолий Поплюйко, Борис Оршанский и Леонид Пылаев. Но этих старых записей не сохранилось. А ведь они когда-то были!
Я читаю в старых бумагах: Тема дня - репортаж из Кортина д’Ампеццо (а иногда и по-простому: с Кортины д’Ампеццо), интервью с чемпионкой мира по слалому Осси Райхерт, состязания между Гришиным и Трончи, состязания между американцем Хенри и русским Грачем, интервью с Кен Генри, с главой французского Олимпийского комитета, с туристами из Австрии, Америки, Югославии, Греции, Финляндии, Италии, Франции. А также – наблюдения, статистика, итоги. И всё – виртуальное, пленок со звуками нет. Стерты уже десятки лет назад за ненадобностью, неактуальностью, невостребованностью. Нам все время кажется, что наше время – не самое интересное.
Но разводить руками рано. На помощь приходят книги. Эмигрантские издания. Передо мной – брошюра одного из корреспондентов на той олимпиаде Леонида Пылаева. Она так и названа – «Кортина д’Ампеццо». Восемь лет назад в цикле «Забытые книги о России» я рассказывал о ней. Сейчас имеет смысл повторить ту запись.

Из программы 2005 года «Забытые книги о России».

Иван Толстой: В 1956 году, перед самым началом ХХ съезда, в Мюнхене была напечатана брошюра Леонида Пылаева «Кортина д’Ампеццо» с подзаголовком: Родина ли ждет нас? Кортина д’Ампеццо – это итальянский горный курорт, где в январе 56-го состоялись 7-ые зимние олимпийские игры. Леонид Пылаев был послан туда в качестве корреспондента от Радио Освобождение (как в то время называлось Радио Свобода). Журналистская командировка обернулась неделей обороны от советских пропагандистов в штатском, которые сопровождали спортсменов. Это не были пропагандисты для сборной (такие тоже приехали в Италию – Сергей Михалков, Лев Кассиль, Семен Кирсанов), это были агенты Комитета генерала Михайлова – специального пропагандистского подразделения, которое именовало себя Комитетом за возвращение на Родину и вело зазывающие радиопередачи – сперва из Восточного Берлина, затем из Киева. Комитет генерала Михайлова со временем преобразовался в хорошо известное Общество Родина.
Пока сотрудник Свободы Леонид Пылаев был в Кортина д’Ампеццо, михайловская радиостанция и его уговаривала вернуться в СССР, где ему будут прощены все грехи эмигранта.
Пылаевская брошюра была посвящена не столько спорту, сколько встречам с советскими людьми после многих лет жизни на Западе.

Вот сценка в баре, где михайловские агенты ведут с Пылаевым свою беседу.

- Значит ты настолько зол на свою родину, что начинаешь на нее всякую грязь лить?

Леонид Пылаев: Это вранье. Я за все годы пребывания в эмиграции ничего не сделал и не сказал против родины.

- Ну, скажи нам откровенно, какую же цель имеет ваша пропаганда, против кого вы выступаете?

Леонид Пылаев
Леонид Пылаев

Леонид Пылаев: По-моему, это наивный вопрос. Мы выступаем против режима, а не против родины и народа. Разве это правильно, когда никто там, на родине, не может слова сказать против вопиющих безобразий, которые имели место на протяжение всех лет со дня зарождения советской власти? Хорошо, вы считаете, что Хрущев и Булганин не ошибаются, а мы считаем, что они многое, почти все делают не так, как хотел бы народ. Делаю ли я преступление, если говорю против Хрущева, защищая народ?

- А почему ты боишься назвать свою настоящую фамилию, ну ту, которая у тебя была на родине?

Леонид Пылаев: А вы ее знаете?

- Если захотим, то узнаем.

Леонид Пылаев: Какая же вам польза будет от этого? Вот у меня один знакомый имеется, фамилия его Коваленко. Генерал Михайлов недавно всю его родню к микрофону подвел, чтобы ему настроение испортить. Ну, и что же из этого вышло? Да что вышло: Коваленко, конечно, расстроился, целый литр водки выпил со злости на Михайлова. Генерал, возможно, подумал, что с помощью на этот раз по-настоящему провокационных методов он заставит людей вернуться домой. Но ведь это же в одинаковой мере наивно и преступно. Ну, вот вы узнаете мою фамилию, разыщите моих родных, приведете их к микрофону. А дальше? Дальше я даю соцобязательство выпить не литр, а, может быть, два литра, а Михайлов останется для меня на всю жизнь негодяем и провокатором. Вот и все.
Собеседники задумались. Потом один из них сказал:

- Так ты думаешь, Михайлов не прав?

Леонид Пылаев: Я вам так скажу: возвращение на родину - это проблема, и она никогда полностью не разрешится с помощью рабских штучек.
Подошел кельнер и сказал, что кафе закрывается. Мы поднялись, чтобы выйти.

- Ну что ж, может быть завтра встретимся?

Леонид Пылаев: Может быть.

- Да ведь ты своего начальства побоишься.

Леонид Пылаев: Хотите верьте, хотите нет, но начальства я не боялся и не побоюсь. Моей совести, может быть, да.

- Мы будем ждать тебя завтра в 10 часов утра.

Леонид Пылаев: Завтра я не пришел.

Иван Толстой: Гуляя по олимпийскому городку, Леонид Пылаев наблюдает за развлечениями спортсменов и туристов, слушает разговоры на десятках языков.

Леонид Пылаев: Наши ходят, бедняжки, группами и оглядываются, как бы друг друга не потерять. Подойдут к магазину и рассуждают: “Посмотри, а ведь неплохой фотоаппаратик. У нас такой не достанешь”. Другой отвечает: “А ты поди, купи. У тебя лишние лиры есть?”. “Да если ты мне полтораста лир добавишь, то мы можем на память пачку итальянских сигарет купить”.
Единственная валюта, которой наше правительство снабдило мировых рекордсменов, - это маленькие красные советские значки. Каждый спортсмен их имел с собой больше сотни. Им их дали для того, чтобы делать, так сказать, коммунистическую пропаганду. Но русская смекалка сказалась и здесь. Наши спортсмены зря значками не разбрасывались, и вот на улицах итальянского городка открылся маленький товарообмен. Как только наши спортсмены появлялись на улице, их сейчас же обступали десятки болельщиков и туристов, которые хотели иметь советские значки. И это, я подчеркиваю, чемпионы мира. Их в Советском Союзе знает по именам каждый мальчишка, на них начинающие любители спорта молятся, а тут они оглядываются по сторонам и чувствуют себя не сынами великой родины, а пасынками. “Закругляйтесь, ребята, через 20 минут наша прогулка заканчивается”, - доносится голос одного из них. И группы медленно направляются к автобусу. Там их считают, как считают возвращающихся с прогулки по тюремному двору арестантов. Они высаживаются в автобус и снова едут в отель. И это в Европе, это с незапятнанными советскими гражданами, которые высоко подняли спортивное знамя своей родины. Что же будет со мной, если я возвращусь?

Иван Толстой: Леонид Пылаев был не только корреспондентом и журналистом, он, как считали многие, слишком скромно относился к своему таланту песенника и исполнителя. В 60-е и 70-е годы в Германии вышло несколько грампластинок с его шлягерами. И все – так или иначе – о чувствах изгнанника.

(Песня)

Иван Толстой: Это была запись 2005-го года. Олимпиада и журналистика. Исторический обзор наших архивов. В том-то и беда, что звучит – «исторический обзор» - вполне импозантно, а вот обозревать иногда и нечего. Ну, скажем, можно ли себе представить, что от обзоров летней Олимпиады 1956-го года (проходившей в Мельбурне) не осталось пленок? Можно. Пленки быстро кончались, закупать их не всегда успевали, а ежедневное архивирование никто не отменял. Причем, пленки были нужны не только для собственной радийной библиотеки в Мюнхене, но и для разнообразных исследователей Советского Союза со всего мира. Скажем, специалист по сельскому хозяйству из Буэнос-Айреса запрашивал мюнхенский Институт по Изучению СССР и Радио Освобождение (это были во многом родственные организации): какая новая статистика появилось у вас об урожае в Тамбовской и Кемеровской областях? В ответ в Аргентину высылалась соответствующая пленка. И записи про закончившуюся Мельбурнскую олимпиаду (уже неактуальные) стирались без укоров архивной совести.
Это я предвидел, погружаясь в архив. Но чего я не мог представить, так это того, что Радио Освобождение вообще не заинтересовалось в 1956 году летними Олимпийскими играми. Казалось бы, ноябрь того года (а Мельбурнские игры из-за их размещения в Южном полушарии проходили в конце года, тамошним летом) был политически бурным и очень сильно отразился на числе участников и на внутренних околоспортивных конфликтах. Суэцкий кризис, Венгерские события, отказ ряда спортсменов возвращаться в страны соцлагеря, бойкот Олимпиады со стороны Китая, Нидерландов, Испании и Швейцарии, не говоря уже о собственно австралийских проблемах, когда премьер-министр штата Виктория отказался ассигновать деньги для олимпийской деревни, а премьер-министр страны запретил использование федеральных средств.
Представить только: венгерская команда отказалась выступать под флагом Венгерской народной республики, промаршировав под государственным флагом Венгрии образца 1918 года.
Было, было где разгуляться журналистским перьям, но перья эти к моему удивлению на прогулку не вышли, оставшись в своих стойлах.
Я не оговорился: не просто пленок 56-го года нет на месте. В реальности не было ни одного спортивного репортажа из Австралии, не было даже обзора иностранной печати, пересказа, итогов. Возможно, что-то появлялось в выпусках новостей, но как проверишь те новости?
Следующим олимпийским годом стал 1960-й. Зимние игры в калифорнийском городке Скво-Вэлли открывал Ричард Никсон, тогда – вице-президент, позднее – президент Соединенных Штатов. Не могло же американское радио пропустить американские игры. Не могло и не пропустило. Но опять освещение было каким-то скупым и не заинтересованным. В эти февральские дни 60-го года Радио Свобода говорила о чем угодно – о Чернышевском, о строительстве будущего международного торгового центра в Нью-Йорке (да-да, того самого), обсуждали Антона Павловича Чехова с английским драматургом Джоном Мортимером, читали отрывки из «Чумы» Альбера Камю, – о чем угодно говорили, но главного спортивного праздника касались лишь слегка. И даже не каждый день. Наших корреспондентов на играх не было. Новости из Скво-Вэлли брали в американской и британской печати – в «Нью-Йорк Таймс», «Нью-Йорк Гералд Трибюн», в «Гардиан».
Лучше обстояло дело с летними играми в Риме. Неужели оттого, что Рим под боком у Мюнхена? На летней Олимпиаде 60-го года работали трое сотрудников Радио Свобода – Николай Меньчуков, Николай Горчаков и Анатолий Поплюйко. Остававшийся в Мюнхене Леонид Пылаев вел обзорные передачи из студии. Вот какая запись сохранилась от тех дней:

Диктор: Говорит радиостанция Свобода.

Плакат 1-х Олимпийских игр. Афины, 1896 год.
Плакат 1-х Олимпийских игр. Афины, 1896 год.

Леонид Пылаев: Рим. Заметки вокруг Олимпиады. Как известно, женская половина олимпийской деревни огорожена массивным ограждением и сильно-сильно охраняется. И это разумно, чтобы поклонники таланта спортсменок не докучали им комплиментами и клятвами в любви, не мешали отдыху и тренировке. Проникнуть туда мужской душе немыслимо. Но вот трое молодых итальянцев вызвали зависть у всего мужского населения Олимпиады - им удалось первыми проникнуть на запретную территорию. А случилось это так. Кровожадные римские москиты терзают всех спортсменок, поэтому повелел Олимпийский комитет выдать пропуска трем итальянцам, специалистам по химическому уничтожению москитов. Они были встречены восторженными криками всех спортсменок, и как первые мужчины на земле их заповедника, и как избавители от кровососов.
Все остальные попытки проникнуть в запретную зону неизменно кончались полным фиаско, а таких попыток было немало. Так четверо юношей, вооружившись сумками с инструментами, пытались выдать себя за монтеров телефонной сети, но были уведены в полицию. На прошлой неделе один фоторепортер переоделся в женское платье, но, не сделав дюжины шагов по запретной земле, был разоблачен. А один бородатый французский экзистенциалист был застигнут на том, что перебрался через ограждение. На вопрос полиции: “Что вы здесь делаете?”, экзистенциалист ответил дословно так: “Видите ли, борода моя в целости, но я ищу свои усы, я их потерял где-то”.
Среди участников и зрителей римской Олимпиады идет оживленный обмен всевозможными значками. В связи с этим с одним из заокеанских спортсменов произошел презабавнейший случай. Нацепив на грудь значок, полученный от итальянца, он вошел в трамвай, и ему сейчас же все пассажиры, даже женщины, стали уступать свое место. Когда этот спортсмен пересел в автобус, повторилось то же самое: и девушки, и старики вежливо уступали ему место для сидения. Спортсмен был чрезвычайно польщен и решил, что такие почести ему оказывают благодаря значку, свидетельствующему, что он участник Олимпиады. Но спортсмен глубоко ошибался. Значок, который ему шутки ради подарил итальянец, был значком, которые в Италии носят инвалиды Второй мировой войны.
В Риме есть бассейн, в который многие туристы бросают монетку. Это своеобразная римская традиция, ибо, согласно легенде, бросивший в бассейн монетку обязательно еще раз побывает в Риме. Один из заокеанских спортсменов, не зная об этой легенде, решил, что монетки бросают болельщики, желающие победы для спортсменов своей национальности, и бросил в бассейн все деньги, какие у него были в кармане. И конечно, ему были особенно благодарны итальянские мальчишки, ныряющие в бассейн и выбирающие брошенные в него монеты.
Во многих итальянских ресторанах в связи с происходящими в Риме 17 Олимпийскими играми вошла в моду особая сервировка макаронных блюд: макароны поливаются томатным соусом так, что на тарелке появляется эмблема Олимпийских игр - пять сплетенных колец.
Спортивные новости. Закончились соревнования на первенство в современном пятиборье. Советская команда блестяще финишировала, однако так и не смогла догнать вышедшую на первое место команду Венгрии и получила серебряную медаль. Бронзовую медаль завоевала команда Соединенных Штатов Америки. К утру 1 сентября, согласно неофициальному подсчету очков по системе 10 очков за первое место, 5, 4, 3, 2 и 1 очко за следующие пять мест, соотношение сил соревнующихся стран в порядке первенства следующее: Советский Союз 165,5 очков, Соединенные Штаты Америки 110, Германия 96, Венгрия 77, Италия 71,5, Австралия 51 очко.

Иван Толстой: Это был студийный обзор, прозвучавший в эфире Свободы 1-го сентября 60-го года. И в тот же день в эфир пошла маленькая заметка язвительного характера, напоминающая, что радио все же оставалось журналистской организацией.

Диктор: Польская газета “Глос працы” в одном из своих последних выпусков поместила заметку о настроениях среди польских участников Олимпиады в Риме. Газета пишет: “Мы считаем правильным, что руководители польской группы участников Олимпиады приняли решение отказаться от посылки польских спортсменов в Рим заблаговременно. Их ранний приезд повлек бы за собой лишние расходы, кроме того, мнение, что нужно время, чтобы привыкнуть к новой обстановке и климатическим условиям, это мнение спорно. Этот период привыкания к новой обстановке для разных людей различен. С другой стороны, - продолжает польская газета, - может быть различное мнение о том, правильное ли решение, что польские спортсмены должны покинуть Рим немедленно после окончания их собственных выступлений на Олимпиаде. Это решение вызвало большое недовольство среди наших спортсменов. Они говорят, что подготовка к Олимпиаде стоила им многих лет усиленной работы и самопожертвования. Участники Олимпиады считают, что им могли бы дать возможность остаться хотя бы два-три дня в Вечном городе, который большинство из них видят в первый и, может быть, последний раз в жизни.

Иван Толстой: Подчеркнуть разницу между политическим Востоком и Западом стремились в годы холодной войны обе стороны. У меня в руках редчайшее издание – путеводитель по Риму 1960-го года. Он выпущен по-русски в Германии, как раз к летней Олимпиаде. Названия издательства ни на обложке, ни на титульном листе нет, однако в выходных данных обозначено фамилия Горачек. Возможно, старшее поколение наших слушателей помнит: Владимир Горачек был руководителем антисоветского издательства «Посев». 128-страничная карманная книжка о Риме набрана как раз характерным посевовским шрифтом. Открывая ее, я был уверен, что русские журналисты-эмигранты воспользовались возможностью разбросать по путеводителю политические шпильки. Так и оказалось, но, признаюсь, сделано это было вполне деликатно.
Вот, например. Автор путеводителя журналист А.А.Коновец (я не знаю, псевдоним это или подлинная фамилия) начинает с традиционного описания политического устройства и экономики страны. В Италии такое-то число безработных мужчин и женщин. Советские туристы хорошо знают, что один из ужасов капитализма – жестокая безработица. Но, поясняет автор путеводителя, «в число безработных включены 200 тысяч мужчин и 150 тысяч женщин» (то есть, примерно треть), «еще никогда не работавших и ожидающих получения первой работы, главным образом окончившие учебные заведения и подросшая молодежь». Немаловажная поправка к советской пропаганде.
И дальше – важный комментарий: «Несмотря на то, что число безработных ежегодно падает, безработица ложится бременем на государственную экономику из-за больших средств, которые тратятся на социальное обеспечение безработных».
Вот так, не капиталистическое государство гнобит свой народ, а оно же и заботится о социальном обеспечении. Пустячок, а нос Кремлю показали.
Или вот почти рискованный пассаж: «Правовой строй Италии соответствует общепризнанным нормам международного права и обеспечивает правовое положение иностранцев согласно международным обычаям и договорам: иностранец, которому на его родине не предоставлены те демократические права на свободу, которые гарантирует итальянская конституция, имеет право на политическое убежище в Италии. Не допускается выдача иностранцев за политические деяния, считающиеся на их родине преступлениями против политического строя». Конец цитаты из посевовского путеводителя по Риму.
Подобные книжечки – спутники туриста по Вене, по Парижу и другим городам – появлялись регулярно. Этот жанр общения эмиграции с советским человеком, насколько я знаю, еще никем не изучен и не описан.
Схожая картина с отсутствием в нашем архиве нужных пленок наблюдается и на полках с записями 1964-го года. Однако на этот раз журналистский интерес к соревнованиям был на высоте. Каждые час-полтора в дни Зимних игр в австрийском городе Инсбруке в эфир Свободы выходили «Олимпийские бюллетени». Они вклинивались в передачу «Экономическая жизнь за рубежом», и в «Альбом путешественника», и в «Общий рынок», и в «Беседы Темирова» (это был псевдоним историка Абдурахмана Авторханова), и даже в «Радиоэстраду» и джазовые передачи. Мне попадались некоторые редакционные фотографии тех дней. В своих обзорах журналисты Радио Свобода – Андрей Горбов, Игорь Глазенап, Николай Меньчуков - соединяли корреспонденции из Австрии с данными телевизионных трансляций. Получалось и оперативно, и с эффектом личного присутствия. Рад бы послушать эти бюллетени, да зуб неймет.
Октябрь 1964-го оказалась по какой-то причине менее богат на обзор Токийской летней Олимпиады. Хочется найти простое тому объяснение. Приходит на ум снятие Никиты Сергеевича Хрущева, пришедшееся на самый разгар Токийских игр. Эфир тех дней отмечен прежде всего кремлевским переворотом и выборами в Англии. Как бы то ни было, одну пленку мне в архиве отыскать удалось. Она, правда, относится к этапу подготовки спортсменов. И тем не менее, чем богаты, тем и рады.

Борис Оршанский: Говорит радиостанция Свобода. Вы слушаете передачу из Нью-Йорка “За океаном”. Недавно в Нью-Йорке происходили предолимпийские отборочные соревнования мастеров штанги. На соревновании этом побывал наш сотрудник Вадим Рожков. Вот его репортаж.

Вадим Рожков: Более 60 лучших тяжелоатлетов Соединенных Штатов съехались в Нью-Йорк над предолимпийские отборочные соревнования. Соревнования проходят в международном павильоне-выставке, откуда я и делаю репортаж. Победители соревнований войдут в команду штангистов, которую представят Соединенные Штаты на Олимпийских играх в Токио. Среди участников отборочных соревнований чемпионы Олимпийских игр 1952-го года и чемпион 56-го года. На 17 Олимпийских играх в 1960 году Соединенные Штаты одержали только одну победу в соревнованиях по поднятию тяжестей, она досталась молодому спортсмену Чарльзу Винчи, его рекорд 345,5 килограммов. Советские тяжелоатлеты на 17 играх одержали 5 побед, установив новые рекорды. Особенно отличился Власов, тяжелый вес, набрав в сумме 537,5 килограммов, превысив собственный рекорд на 12,5 килограммов. По олимпийским правилам соревнования по поднятию тяжестей проводятся в так называемом классическом троеборье - жим, рывок и толчок двумя руками. На выполнение каждого упражнения дается три подхода к штанге. Победитель соревнований определяется в каждой весовой категории по наибольшей сумме килограммов, поднятых участником в трех упражнениях.

Борис Оршанский: А теперь результаты отборочных соревнований в Нью-Йорке. Олимпийский чемпион 1956-го года Исаак Бергер вышел победителем в полулегком весе, набрав 368 килограммов, тем самым он улучшил на 15 килограммов свой прежний рекорд. Однако Бергер отстал от советского олимпийского чемпиона 1960-го года в полулегком весе Евгения Минаева на 4,5 килограмма. 27-летний Исаак Бергер уроженец Израиля, сейчас живет в одном из районов Нью-Йорка - в Бруклине, где служит кантором в одной из местных синагог.

Диктор: В американскую команду тяжелоатлетов вошел и Тони Гарсий, легкий вес, набрав в сумме 403,25 килограмма, чем превысил олимпийский рекорд советского тяжелоатлета Виктора Бушуева на 5,75 килограмма. За последние три года Тони Гарсий побил четыре американских рекорда и три олимпийских. По профессии Гарсий учитель, ему 25 лет.

Борис Оршанский: Луис Рицке, 38-летний лесоруб из Нового Орлеана, одержал первенство в полутяжелом весе, набрав 458,25 килограммов. Таким образом он отстал от олимпийского чемпиона Воробьева на 14,25 килограммов. Сильным претендентом на первенство считался 34-летний гаваец Том Коно, олимпийский чемпион в среднем весе 1956 года. Однако ему на этот раз не повезло, его сильным соперником оказался чемпион Соединенных Штатов Джозеф Пулэо, набравший 408,5 килограммов. Это на 29 килограммов меньше олимпийского рекорда, установленного на Олимпиаде 1960-го года советским спортсменом Александром Курыновым.

Иван Толстой: Борис Оршанский, сотрудник нью-йоркского программного центра рассказывал о подготовке спортсменов к Токийской олимпиаде 64-го года.
Положение слегка начинает меняться за следующие четыре года. Зимние игры в Гренобле освещаются плотно и подробно. Архив предоставляет нам возможность почувствовать именно журналистскую часть нашей темы. Вот, как Радио Свобода подводило итоги зимних игр во Франции.

Диктор: В нашей передаче “Современное общество” нам сравнительно редко приходится говорить об одной из сторон его жизни, а именно - о значении спорта и о связанных с этим проблемах политических, расовых и других. Мы знаем, однако, какой интерес это представляет, и какое место мировая печать уделяет этим проблемам, особенно в связи с недавно состоявшейся в Гренобле “белой Олимпиадой”. О ней говорит наш спортивный корреспондент Сергей Филиппов.

Сергей Филиппов: “Не рассеивает больше темноту наших будничных дней олимпийское пламя. Прошли две недели опьяняющего спортивного праздника, и нам надо опять возвращаться к скучному существованию, которое наше современное общество называет жизнью”. Такими высокопарными словами отозвался 19 февраля, то есть после закрытия Олимпийских игр в Гренобле один из австрийских спортивных комментаторов. Пусть это преувеличено, ведь все мы прекрасно знаем место и значение спорта в нашем несовершенном современном обществе, но все же в этих словах есть доля правды. Несомненно, что после 15 исключительных по своему интересу дней в Гренобле все мы, зрители, комментаторы или спортсмены, действительно вернулись к повседневной действительности, то есть к сообщениям о войнах и неразрешенных конфликтах. Невольно вспоминаешь, как мы отдыхали в течение этих двух недель, когда честность спортивной борьбы позволяла нам забыть обо всем остальном. Вместо честного мускульного и психологического усилия спортсменов мы опять очутились в том мире, где кровь определяет наши судьбы. Политики разных оттенков и национальностей упорно не хотят признать своего банкротства и по-прежнему утверждают, что только от них зависит наш мир и спокойствие.
Но если это так, тогда сама собой напрашивается мысль предложить им разрешить все вызванные ими же вооруженные конфликты и войны путем спортивного соревнования. Такая мысль уже не раз возникала в средние века. Почему бы нашему современному обществу не провести эту идею в жизнь? Не может быть сомнений, что она принесла бы истинное благо человечеству. И вместо того, чтобы участвовать в братоубийстве, сидели бы у себя солдаты обеих сторон у телевизоров или радиоприемников и радовались. Вместо крови бесчисленных, ни в чем не виноватых людей только напряжение мускулов двух политических деятелей. Но сколько бы мы ни придавались тщетным и неосуществимым мечтам о внедрении олимпийского духа в нашу политическую жизнь, мы, к сожалению, констатируем обратное явление, а именно внедрение политики в мир спорта. Нет никакого сомнения, что спорт в международном масштабе проникается в сущности чуждым ему духом. Не будем здесь говорить о сравнительно невинной стороне этого дела - интересах коммерческого характера. Мы знаем, что в западном мире этот элемент играет большую роль в спорте и, в частности, в карьере спортсмена-любителя. Чтобы достичь уровня, который позволял бы ему участвовать в таких соревнованиях, как Олимпиада, спортсмен должен пользоваться помощью, которую далеко небескорыстно ему предоставляют всевозможные фирмы и предприятия. Об этом можно и нужно сожалеть, но коммерческие интересы все же не так уж противоречат сущности спорта.
Дело идет о гораздо более пагубном для спорта вопросе - о политических национальных страстях, которые по своей природе противоречат интернационализму спорта. Возьмем хотя бы такой скромный пример. После неофициальной победы норвежских спортсменов в Гренобле какая-то газета в провинции Норвегии пыталась доказать прямую зависимость спорта от политики. Эта газета правового направления утверждала, что успех норвежских спортсменов объясняется приходом к власти консерваторов. Будь в Норвегии социал-демократическое правительство, утверждала эта газета, Норвегия играла бы в спорте незначительную роль. Это отсутствие объективности в еще более разительной мере демонстрировали спортивные руководители ГДР, и демонстрировали они это с присущей им серьезностью. Не раз они утверждали, что их политический строй должен дать преимущество их спортсменов над спортсменами, выросшими в капиталистическом мире. Отсутствие соответствующих успехов со стороны спортсменов ГДР они не могли объяснить ничем иным, как клеветой на реваншистские и фашистские силы, действующие в Федеративной республике Германии. Объяснение довольно неубедительное. Даже принимая во внимание их убеждения, что коммунистический строй равносилен спортивному успеху.
Социалистические коньки и конькобежцы, социалистические лыжи и лыжники. Человек сводится к предмету производства, к тому же коммунистической системы. Они не хотят понять, что ни один спортсмен не борется за отвлеченные идеалы, будь то социализм или родина, они, спортивные политиканы, могут изменить социальный строй, привить определенный склад мысли, но даже они не в состоянии отменить тот факт, что всякий спортсмен, даже если он живет в Восточной Германии, думает о собственных достижениях больше, чем о том государстве, которое он представляет. Борется каждый спортсмен, как сказал недавно бежавший из ГДР на Запад лыжник Ральф Пеленд, исключительно за самого себя, за свои спортивные интересы. Во время тех коротких моментов, когда определяется его успех или неудача, он одинок, и никто, и ничто, ни родина, ни идеология ему помочь не могут. О том, что спортсмен всегда одинок, в свое время был сделан тонкий английский фильм “Одиночество бегуна на дальние дистанции”. Именно в виду одиночества спортсмена, его отрешенности в момент борьбы от всего окружающего мы должны вместе с ним радоваться его успехам и забывать о том случайном ярлыке, который к нему привесили. Победа спортсмена принадлежит ему одному, а не идеологии или строю его страны. И люди, которые ставят политику выше спорта, не хотят понять закономерности спортивного поражения одной нации и замены ее другой, привыкнув к тому, что они бессменно занимают первое место, находятся как бы у спортивной власти, они принимают за личную обиду то, что вчерашняя оппозиция одерживает победу. Вчера социал-демократы, сегодня консерваторы, вчера Советский Союз, сегодня Норвегия.
В заключение хочется сказать несколько слов об организации гренобльской Олимпиады. Слишком много пытались сделать за слишком короткое время, все было скомкано и организовано в ущерб, я бы сказал, спортивности состязаний. Организаторы Х Олимпиады не учли того, что это должно было привести к какому-то массовому производству спортивных событий. Пожилые люди с сожалением вспоминали Олимпийские игры в Шамони или в Сент-Морице. В те времена организация может быть была менее совершенной, но у организаторов был тот идеализм, без которого нет подлинного спорта. И надо признать, что этого идеализма на “белой Олимпиаде” в Гренобле не было.

Иван Толстой: Эфир 8-го марта 68-го года. И еще один разговор о Гренобле, программа под названием «Обратили ли вы внимание?». 30-е апреля 68-го.

Диктор: Обратили ли вы внимание, как вся советская печать в разделе “Спорт” пытается решить одну загадку: что случилось с хоккейной командой общества “Спартак”? Почему такой мастер спорта, как Майоров, вдруг получил отставку с поста капитана? Нам кажется, на эти вопросы лучше всего отвечает статья спецкорра журнала “Смена” Анатолия Голубева, напечатанная в 7 апрельском номере этого журнала. Из нее мы узнаем, что причина поражения советских спортсменов в Гренобле упирается в старые сталинские времена, когда спортом командовали как скаковой лошадью.
Но, как показал опыт, сталинско-маоцзэдуновские методы не могут помочь делу действительного развития спорта в Советском Союзе и особенно развитию высших показателей в нем. Шутка сказать: в Советском Союзе занимается бегом на коньках, например, 800 тысяч человек, а в Америке только 500. И все же американцы оказались по результатам лучше советских. Выходит, значит, что дело не в количестве, а в условиях, в которых спортсмены находятся. Возьмите ту же советскую хоккейную команду, в ней, оказывается, есть парторг, комсорг, культорг и каждый из них должен себя как-то проявить, хотя ни партия, ни комсомол, ни стенгазета, выпущенная за 10 минут до соревнования, вряд ли помогут успеху. А у норвежских, допустим, не имеется вообще никаких парторгов, кроме тренера, но это не мешает им завоевывать золотые медали. А почему, спрашивается? Да потому что там пропаганду в спорте заменили простым человеческим отношением к спортсменам. Вот и весь секрет успеха.
Советских хоккеистов, например, созывают на тренировочный сбор, как в военные казармы, присылая им только фотографии и киноленты с кадрами жизни их друзей и родственников. А те же норвежцы, устроив летний сбор своих конькобежцев, пригласили на него и жен, и детей спортсменов. Этот моральный массаж сделал свое дело лучше, чем десятки парторгов, комсоргов и прочих партийных нянек в среде советских спортивных команд. Вот поэтому-то мы и предлагаем советской спортивной прессе не заниматься анализом слабой игры “Спартака” или плохого настроения команды, включая Майорова, а обсудить слабые стороны советского спорта на демократических началах, без вмешательства маршалов спорта из ЦК комсомола и ВЦСПС, предоставив страницы газет и журналов рядовой массе спортсменов и болельщиков.

Иван Толстой: Олимпиада и журналистика. И наконец, в завершении нашей программы мы, со вздохом облегчения, подбираемся к первому архивному кладезю – серии программ, заметок и репортажей 1972-го года. Сохранились они хоть и не все, но уж наслушаться можно вволю. Не потому ли, что летняя олимпиада на этот раз проходила рядом? А может, потому, что главный олимпийский стадион был построен на месте самого первого здания Радио Свобода, которое при подготовке к играм пришлось снести? Рассказ Андрея Горбова.

Диктор: Из олимпийской столицы. Андрей Львович, вы говорили, что будете рассказывать сегодня о последнем олимпийском рихтфесте.

Андрей Горбов: Совершенно точно.

Диктор: Слово за вами.

Андрей Горбов: Прежде, чем напомнить, что собой представляет рихтфест, я уже описывал один в октябре, тогда это относилось к пресс-центру, я начну с краткого вступления. Олимпийскую деревню пересекает широкая, открытая теперь для частных автомашин дорожная магистраль. В одном месте она почти вплотную проходит мимо главного олимпийского стадиона, над которым теперь возвышается Крыша, о которой теперь столько пишут, столько говорят, которую критикуют и хвалят. Должна была стоить 18 миллионов, а обошлась в 180 - возмущаются одни. Крыша - это символ современного строительства, оригинальная смелая идея, гордость Мюнхена - говорят другие. Признаться, мне лично крыша снаружи не особенно нравится, много накрученного, нет простоты. Она состоит из стальной сетки, 80 метров высотой и походит на ряд сдвинутых вместе огромных конусов. Вид у нее временный, и вопрос, зачем мы такое построили, напрашивается сам собой. Но если вы окажетесь под ней, то впечатление полностью меняется. Снизу она выглядит грандиозно. Она является как бы ответом на брошенный кем-то вызов создать нечто действительно новое, смелое, оригинальное.
А попал я под нее как раз в связи с рихтфестом. Рихтфест - это традиционная церемония, праздник, который отмечают в некоторых западноевропейских странах, в первую очередь в Германии, окончание строительства крыши, точнее, несущей конструкции крыши любого здания. Устанавливается небольшая, украшенная гирляндами елка, и рабочие празднуют это событие за счет владельца здания, главного архитектора, кого придется. Такова традиция. И когда речь идет не о каком-то частном доме, а о крыше над главным олимпийским стадионом, то праздник принимает соответствующие масштабы.
Гостей собралось полторы тысячи, среди них около тысячи рабочих, человек триста фотографов и журналистов. Играл духовой оркестр, были произнесены соответствующие речи. Напомню некоторые технические данные. Размер крыши в круглых цифрах 75 тысяч квадратных метров, около 12 футбольных полей, длина стальных кабелей 440 километров, их соединяют 140 тысяч узлов, около миллиона гаек. Вес кабеля главного вдоль края крыши 350 тонн. Что касается прочности, то изготовившая его фирма утверждает, что на него можно повесить 1150 слонов. Проверить трудно, откуда столько их взять? Крыша протянута над тремя стадионами и дорогами между ними. Она светопроницаема, в сетку выставляется панель из акрилового стекла коричневатого цвета, таких панелей около 8,5 тысяч, а стоит каждая панель две тысячи марок. 11 месяцев продолжалось сперва раскладывание сетки на земле, сборка, свинчивание деталей, затем натягивание и медленный ее подъем по метру в день на надлежащую высоту.
Но вернемся к рихтфесту. Последний оратор профессор Бенеш, разработавший проект крыши, поднял бокал шампанского и объявил рихтфест открытым. И тут нас ожидал сюрприз. Традиционной елки не было, собственно говоря, не было и конька, куда можно было эту елку прикрепить. Вместо этого над стадионом появился вертолет, под которым висела огромная корона метров десять высотой, сделанная, очевидно, из толстой проволоки, обвитой еловыми ветками, разукрашенная разноцветными гирляндами. Вертолет медленно и торжественно облетел стадион, а затем с совершенной точностью опустил корону на заранее подготовленную вышку. Тут, конечно, раздался гром аплодисментов, а затем все мы устремились в тренировочное здание, расположенное по соседству, о нем я уже рассказывал. Там нас ожидали длинные столы с традиционным угощением, жареные поросята, хотя на этот раз они были копченые, и огромные в литр кружки с пенящимся мюнхенским пивом.
Позднее я был в числе журналистов, которые окружили профессора Бенеша и засыпали его вопросами. Сколько времени, думаете вы, ваша крыша продержится? Сможет ли она противостоять мюнхенским снежным бурям? Снежные бури здесь действительно явление довольно частое. С неизменной улыбкой Бенеш находил ответ на все вопросы. Один журналист наконец спросил: 180 миллионов для вашей крыши, вы не находите, что это слишком много денег? Бенеш опять улыбнулся: “Техника творит чудеса. Моя крыша - одно из чудес, а чудеса стоят дорого”.
А теперь о другом, на совсем другую тему. передаю микрофон моему коллеге Петру Егорову. Он тоже живо интересуется приготовлениями к Олимпиаде, но будучи человеком молодым, он замечает то, что, по-видимому, от моих старческих глаз ускользает. Свою сегодняшнюю заметку он озаглавил “Предолимпийские зарисовки с натуры”.

Петр Егоров: Жители Мюнхена теперь почти каждый день читают в своих газетах с чувством тайной гордости, а иногда, как вы увидите дальше, и со смешанными чувствами всевозможные поучительные, занимательные, а иногда и просто курьезные факты о предстоящей Олимпиаде. На днях они прочли нечто, что вызвало глубокое негодование, по меньшей мере, двух местных домохозяек, ледяные, хотя и олимпийски спокойные комментарии представителей оргкомитета и сдержанные улыбки бывалых мюнхенцев. Чтобы меня не могли обвинить в причастности к любой из этих точек зрения, я приведу несколько совершенно объективных фактов, которые, как принято говорить в таких случаях, уже стали историей.
Все началось с того, что 28-летний берлинский издатель Ганс Хаушильд задумал вместе со своим другом, студентом-историком Эрнстом Фоландом, поднять свой голос против, как он выразился, чрезмерной помпезности, окружающей подготовку к предстоящей Олимпиаде. Сделать это они решили, да простят меня мои собраться по перу за ставшую избитой цитату, шершавым языком плаката. И вот не позже как на прошлой неделе в магазинчике, расположенном на бойком месте в студенческом районе Мюнхена, появились метровые плакаты с изображением… Тут я должен прервать свой рассказ на секунду и сказать в свое оправдание, что описывать содержание плакатов, рассчитанных на создание сугубо зрительского эффекта, вообще задача нелегкая, в данном же случае почти невозможная. Однако, попробуем прибегнуть к некоторым сравнениям. Вообразите себе женский эквивалент женского силача Пауля Андресена. Поставьте его, то есть теперь уже ее, в игривую позу, как бы говорящую: мы, мол, и не такое можем. Наденьте на нее просторные спортивные трусики, на которых изображены пять традиционных олимпийских колец. Напишите теперь под плакатом пожирнее: “Мы ждем вас в Мюнхене в 72-м”. И вот плакат готов.
Заметьте, что мы упомянули о трусиках, но ничего не сказали о майке, ибо ее нет вообще. Как же отреагировали на этот плакат видавшие виды жители Мюнхена? Домохозяйка Герда Ф. была не на шутку взволнована: “Это позор для Мюнхена и против этого надо протестовать”. “Это ужасно, - таков был приговор владельца другого, более консервативного магазина плакатов, - столь безвкусный плакат вряд ли нашел бы спрос у моих клиентов”. Представитель Олимпийского оргкомитета: “Мы не можем тут ничего поделать. Олимпийский символ, пять переплетенных колец, нами не запатентован”. Но быть может лучше всего итог этому эпизоду подводит мнение одного пожилого прохожего, который так ответил остановившему его журналисту: “Я был бы очень удивлен, если бы наши молодые люди не придумали бы чего-нибудь в этом духе”. Сказал, улыбнулся многозначительно и пошел, попыхивая трубкой, по направлению к недавно открывшейся станции Олимпийского метро.

Иван Толстой: И здесь мы сегодня ставим точку. Олимпиада и журналистика. Историко-архивный обзор, передача первая.

Материалы по теме

XS
SM
MD
LG