Александр Генис: В Нью-Йорке вышла книга нашей соотечественницы, знаменитой американской кулинарной писательницы Анны фон Бремзен. Посвященный истории советской - с заходом в дореволюционную - кухни, внушительный том сочетает историческое исследование с семейными воспоминаниями. Книгу встретили восторженные рецензии в Англии и Америке. Писатель Ян Фрезер назвал этот труд “самой смешной и самой правдивой книгой о России, которую я читал за многие годы”. В книжном обозрении “Нью-Йорк Таймс” Сара Уиллер, в рецензии с характерным названием “Не только о борще”, вписывает книгу в новый жанр гастрономической прозы, сочетающий кулинарную тему с лирическими мемуарами. Для нас, впрочем, главное, что эта книга позволяет заново оценить историю СССР в кулинарной перспективе. Об этом мы беседуем с Борисом Парамновым.
Борис Парамонов: Книга Ани фон Бремзен «Овладевая искусством советской кулинарии» вышла в престижном издательстве Даблдэй Это уже не первая книга эмигрантки из Советского Союза, ее сочинения активно читаются и продаются в Америке, а три из них удостоились престижных премий. Похоже, что и эту книгу ожидает успех – о ней уже поместили позитивные рецензии самые заметные органы американской и английской печати – Нью-Йорк Таймс, Уолл-стрит Джорнэл, Обсервер, Гардиан, Дэйли Бист.
Александр Генис: Список растет и растет. Однако, Ане не привыкать к успеху. Она - лауреат высших премий в области кулинарной литературы. Однако, эта книга особенная. Собственно, потому я и обратился к Вам, Борис Миахйлович, что эту никак нельзя считать гастрономическим пособием.
Борис Парамонов: Да, уж, меньше всего ее можно считать кулинарной. Это книга об истории - о советской истории, взятой под углом кулинарии, и шире – о жизни советских людей, как она определялась советской экономической политикой. А эта политика тем характеризовалась, что обрекала людей на постоянную нехватку. Питание всегда было в СССР проблемой, и если не всегда был голод, то всегда – очереди. Рецензенты книги с понятным изумлением сообщают тот факт, что в очередях проходила треть внеслужебной жизни советского человека.
Александр Генис: Не зря первая появившаяся на Западе, в Париже, книга Сорокина называлась “Очередь”. И наш автор их хорошо помнит.
Борис Парамонов: Аня фон Бремзен, родившаяся в Москве в 1963 году и в одиннадцать лет вместе со своей матерью эмигрировавшая в Соединенные Штаты, застала только короткий и не самый худший период советской истории, тем более, что эти одиннадцать лет жила в Москве, не знавшей в это время острых пищевых нехваток. Разве что на это время падает скандальный кризис с хлебом, обозначившийся в 1964 году, но вряд ли его помнит автор, к тому времени годовалый.
Александр Генис: А я помню: нам в школе выдавали по булочке, которую мы не съедали, а несли домой. Тогда еще песенка была “Ладушки, ладушки, Куба ест оладушки, а мы черный хлеб жуем...” Дальше не прилично.
Борис Парамонов: Действительно, тогда впервые в послевоенное время в СССР появились очереди за хлебом – как раз тогда, когда Хрущев объявил, что Советский Союз догонит и перегонит Америку по производству мяса, масла и молока. Тогда же, помнится, демонстрировался в СССР двухсерийный документальный фильм «Русское чудо», сделанный в дружественной ГДР. Остряки тут же назвали хлебные очереди третьей серией «Русского чуда».
Аня фон Бремзен, однако, пишет не только о том, что она помнит сама, но и по рассказам матери Ларисы Фрумкиной, заставшей тридцатые годы, войну и два послевоенных десятилетия, а та в свою очередь вспоминает рассказы своих родителей. Получается необычная история Советского Союза, рассмотренная с этой кулинарной – или скорее антикулинарной – стороны. И в этом, как мне кажется, заключается главное достоинство книги, главный ее интерес для американского читателя. Он получает возможность многое узнать о советской истории в форме такого понятного всем сюжета – бытовой жизни в СССР. «Советская история в самом популярном очерке» - таким может бы подзаголовок этой книги.
Александр Генис: Таков в сущности и есть жанр этой книги. Еда, застолье - самый интимный и самый искренний отчет истории.
Борис Парамонов: Вот поэтому Анина книга дает англоязычному читателю возможность многое и едва ли не самое важное узнать о Советском Союзе, отнюдь не прибегая к чтению специальной научно-исторической и советологической литературы. Картины голода, террора, войны – или времена относительного благополучия - предстают в форме семейных мемуаров, рассказа о судьбах советских людей.
Александр Генис: Американские рецензенты вписали эту книгу в новый и очень популярный жанр кулинарных мемуаров - foodoir, я бы перевел этот неологизм как “едуар”.
Борис Парамонов: Главное, что эти судьбы, этот быт раскрывают советскую жизнь куда выразительнее, чем любое строго научное исследование.
Выразительны уже сами названия глав: «Ленинский торт» - о годах военного коммунизма, когда социалистическая утопия прямого распределения, запрет торговли привели к самому настоящему голоду, и при этом три четверти потребляемого шло через черный рынок. Кончилась гражданская война, ввели НЭП, но при этом пошла атака на семейный быт, на кухни, закабаляющие женщин-пролетарок. Частная жизнь воспринималась коммунизмом как враждебная вотчина. Тем не менее люди жили и даже вопреки идеологии не отказывались от индивидуальной инициативы. Аня фон Бремзен пишет, как ее мать Лариса говорила, что своему появлению на свет обязана НЭПу: ее отец женился на ее матери, познакомившись с ней в маленьком частном ресторанчике, который держали ее, Ларисиной матери, родители.
Или глава о тридцатых годах под названием «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство». Эти, так сказать, тучные годы начались с того, что была устроена коллективизация и введены карточки, а едва улучшившееся продовольственное снабжение во второй половине 30-х сопровождалось Большим Террором. К друзьям Ларисиного отца Бабкиным, справлявшим Новый года, явилось НКВД с намерением арестовать Бабкина. Какого Бабкина – отца или сына? –спросили хозяева. Давайте обоих – ответили развеселившиеся энкаведисты.
Вот еще заголовок: «О пулях и хлебе» - годы войны, рассказ о ленинградской блокаде, где на Балтийском флоте служил Ларисин отец, ладожская Дорога жизни, эвакуация в Ульяновск, где Лариса потеряла продовольственные карточки. И тут же – Луккуловские пиршества, задаваемые Сталиным союзникам на Тегеранской конференции, о чем рассказывал Ларисин отец – контрразведчик, работавший на конференции, кончивший войну начальником разведки Балтфлота. Одна из семейных реликвий семьи – фотография, на которой капитан первого ранга Фрумкин допрашивает Геринга.
Пятидесятые годы идут под заголовком «Вкусно и здорово», и тут появляется некий повествовательный символ, пресловутая «Книга о вкусной и здоровой пище» - советское пропагандистское изделие, документ пресловутого социалистического реализма, характерного не только для советской литературы, но для всей советской жизни, в которой должное считалось сущим, а идеал уже достигнутым.
Александр Генис: Вот эта книга уже пришлась и на мое детство. Она, собственно, и сейчас со мной. Осталась от родителей как семейная реликвия. Я ее тщательно изучал и не нашел во всем томе ни одного упоминания частного, но называемого “колхозным” рынком, без которого нельзя было приготовить ни одно из описанных блюд.
Борис Парамонов: Эта Книга, которую Аня фон Бремзен всегда пишет с большой буквы – субститут Книги бытия, пародийная советская Библия – первым изданием вышла еще в конце 30-х годов, но интересная деталь, отмеченная автором: в 50-е из ее рецептов исчезли блюда нескольких национальных кухонь – тех народов, которые были подвергнуты репрессиям и высылке в годы войны: еще один выразительный штрих к истории советской кулинарии. Яркий эпизод 50-х – американская выставка в Москве, где Хрущев в знаменитом «кухонном споре» с Ричардом Никсоном, утверждал, что в СССР отнюдь не беднее, а посетители выставки выпили три миллиона порций «пепси-кола».
Очередь Ани как главного мемуариста, принявшего эстафету от Ларисы, наступает в описании, так сказать, московской кухни с шестидесятых годов. Она помнит такие сюжеты, как хрущевская затея с кукурузой, или, уже в положительной коннотации, рассказывает о ритуальном блюде позднесоветских лет – салате Оливье и его главном компоненте майонезе.
Затем – Америка и, самое интересное, поездки в Москву с первых же горбачевских лет. Мать с дочерью увидели и перестройку – с ее тотальным исчезновением еды и попыткой уничтожения алкоголя «минеральным секретарем» Горбачевым, - и крах СССР в начале 90-х, когда Аня с ее английским приятелем совершили поездку по национальным республикам, уже разбегавшимся от России: национальные блюда еще готовились, но бензин исчез. Описание этой поездки на старых «жигулях», ходивших на смеси бензина и спирта, американскому читателю, идеализирующему Горбачева, дадут едва ли не самый неожиданный материал или, ближе к контексту книги, пищу.
«И наконец приезд в путинскую Москву в 2007 году».
Александр Генис: Сама смешная глава в книге: густая смесь французского с нижегородским.
Борис Парамонов: Эта глава называется Putin on the Ritz – в параллель американской джазовой песенке о красивой жизни в богатом отеле Ритц: песня называется Putting on the Ritz (остановка в Ритце).
Тут найдено интересное определение кулинарной культуры новой Москвы и новых русских – «кулинарная порнография». Затем Лариса и Аня пережили некий триумф – обе выступили в шести передачах центрального телевидения, делясь своими кулинарными познаниями и умениями. Тут же приведены рассказы их нового знакомца – кремлевского повара, из них едва ли не самый интересный – о том, как воровали продукты в кремлевской столовой и даже на кунцевской даче Сталина.
Аня фон Бремзен в одном месте книги дает реминисценцию из Пруста, начавшего свою эпопею «В поисках утраченного времени» со сцены, в которой запах печенья «мадлен» пробуждает в герое-рассказчике все его воспоминания. Аня называет триггер своих воспоминаний «отравленная мадлен». Но книга ее не только горькая: жизнь была всякая, однако люди выживали и даже обретали счастье. «Всюду жизнь», как называется картина художника-передвижника Ярошенко. Но изображен в картине арестантский вагон, из решетки которого переселенцы кормят голубей. Советские люди были и арестантами и голубями, а некоторые из них даже переселились в хорошие места.
Борис Парамонов: Книга Ани фон Бремзен «Овладевая искусством советской кулинарии» вышла в престижном издательстве Даблдэй Это уже не первая книга эмигрантки из Советского Союза, ее сочинения активно читаются и продаются в Америке, а три из них удостоились престижных премий. Похоже, что и эту книгу ожидает успех – о ней уже поместили позитивные рецензии самые заметные органы американской и английской печати – Нью-Йорк Таймс, Уолл-стрит Джорнэл, Обсервер, Гардиан, Дэйли Бист.
Александр Генис: Список растет и растет. Однако, Ане не привыкать к успеху. Она - лауреат высших премий в области кулинарной литературы. Однако, эта книга особенная. Собственно, потому я и обратился к Вам, Борис Миахйлович, что эту никак нельзя считать гастрономическим пособием.
Борис Парамонов: Да, уж, меньше всего ее можно считать кулинарной. Это книга об истории - о советской истории, взятой под углом кулинарии, и шире – о жизни советских людей, как она определялась советской экономической политикой. А эта политика тем характеризовалась, что обрекала людей на постоянную нехватку. Питание всегда было в СССР проблемой, и если не всегда был голод, то всегда – очереди. Рецензенты книги с понятным изумлением сообщают тот факт, что в очередях проходила треть внеслужебной жизни советского человека.
Александр Генис: Не зря первая появившаяся на Западе, в Париже, книга Сорокина называлась “Очередь”. И наш автор их хорошо помнит.
Борис Парамонов: Аня фон Бремзен, родившаяся в Москве в 1963 году и в одиннадцать лет вместе со своей матерью эмигрировавшая в Соединенные Штаты, застала только короткий и не самый худший период советской истории, тем более, что эти одиннадцать лет жила в Москве, не знавшей в это время острых пищевых нехваток. Разве что на это время падает скандальный кризис с хлебом, обозначившийся в 1964 году, но вряд ли его помнит автор, к тому времени годовалый.
Александр Генис: А я помню: нам в школе выдавали по булочке, которую мы не съедали, а несли домой. Тогда еще песенка была “Ладушки, ладушки, Куба ест оладушки, а мы черный хлеб жуем...” Дальше не прилично.
Борис Парамонов: Действительно, тогда впервые в послевоенное время в СССР появились очереди за хлебом – как раз тогда, когда Хрущев объявил, что Советский Союз догонит и перегонит Америку по производству мяса, масла и молока. Тогда же, помнится, демонстрировался в СССР двухсерийный документальный фильм «Русское чудо», сделанный в дружественной ГДР. Остряки тут же назвали хлебные очереди третьей серией «Русского чуда».
Аня фон Бремзен, однако, пишет не только о том, что она помнит сама, но и по рассказам матери Ларисы Фрумкиной, заставшей тридцатые годы, войну и два послевоенных десятилетия, а та в свою очередь вспоминает рассказы своих родителей. Получается необычная история Советского Союза, рассмотренная с этой кулинарной – или скорее антикулинарной – стороны. И в этом, как мне кажется, заключается главное достоинство книги, главный ее интерес для американского читателя. Он получает возможность многое узнать о советской истории в форме такого понятного всем сюжета – бытовой жизни в СССР. «Советская история в самом популярном очерке» - таким может бы подзаголовок этой книги.
Александр Генис: Таков в сущности и есть жанр этой книги. Еда, застолье - самый интимный и самый искренний отчет истории.
Борис Парамонов: Вот поэтому Анина книга дает англоязычному читателю возможность многое и едва ли не самое важное узнать о Советском Союзе, отнюдь не прибегая к чтению специальной научно-исторической и советологической литературы. Картины голода, террора, войны – или времена относительного благополучия - предстают в форме семейных мемуаров, рассказа о судьбах советских людей.
Александр Генис: Американские рецензенты вписали эту книгу в новый и очень популярный жанр кулинарных мемуаров - foodoir, я бы перевел этот неологизм как “едуар”.
Борис Парамонов: Главное, что эти судьбы, этот быт раскрывают советскую жизнь куда выразительнее, чем любое строго научное исследование.
Выразительны уже сами названия глав: «Ленинский торт» - о годах военного коммунизма, когда социалистическая утопия прямого распределения, запрет торговли привели к самому настоящему голоду, и при этом три четверти потребляемого шло через черный рынок. Кончилась гражданская война, ввели НЭП, но при этом пошла атака на семейный быт, на кухни, закабаляющие женщин-пролетарок. Частная жизнь воспринималась коммунизмом как враждебная вотчина. Тем не менее люди жили и даже вопреки идеологии не отказывались от индивидуальной инициативы. Аня фон Бремзен пишет, как ее мать Лариса говорила, что своему появлению на свет обязана НЭПу: ее отец женился на ее матери, познакомившись с ней в маленьком частном ресторанчике, который держали ее, Ларисиной матери, родители.
Или глава о тридцатых годах под названием «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство». Эти, так сказать, тучные годы начались с того, что была устроена коллективизация и введены карточки, а едва улучшившееся продовольственное снабжение во второй половине 30-х сопровождалось Большим Террором. К друзьям Ларисиного отца Бабкиным, справлявшим Новый года, явилось НКВД с намерением арестовать Бабкина. Какого Бабкина – отца или сына? –спросили хозяева. Давайте обоих – ответили развеселившиеся энкаведисты.
Вот еще заголовок: «О пулях и хлебе» - годы войны, рассказ о ленинградской блокаде, где на Балтийском флоте служил Ларисин отец, ладожская Дорога жизни, эвакуация в Ульяновск, где Лариса потеряла продовольственные карточки. И тут же – Луккуловские пиршества, задаваемые Сталиным союзникам на Тегеранской конференции, о чем рассказывал Ларисин отец – контрразведчик, работавший на конференции, кончивший войну начальником разведки Балтфлота. Одна из семейных реликвий семьи – фотография, на которой капитан первого ранга Фрумкин допрашивает Геринга.
Пятидесятые годы идут под заголовком «Вкусно и здорово», и тут появляется некий повествовательный символ, пресловутая «Книга о вкусной и здоровой пище» - советское пропагандистское изделие, документ пресловутого социалистического реализма, характерного не только для советской литературы, но для всей советской жизни, в которой должное считалось сущим, а идеал уже достигнутым.
Александр Генис: Вот эта книга уже пришлась и на мое детство. Она, собственно, и сейчас со мной. Осталась от родителей как семейная реликвия. Я ее тщательно изучал и не нашел во всем томе ни одного упоминания частного, но называемого “колхозным” рынком, без которого нельзя было приготовить ни одно из описанных блюд.
Борис Парамонов: Эта Книга, которую Аня фон Бремзен всегда пишет с большой буквы – субститут Книги бытия, пародийная советская Библия – первым изданием вышла еще в конце 30-х годов, но интересная деталь, отмеченная автором: в 50-е из ее рецептов исчезли блюда нескольких национальных кухонь – тех народов, которые были подвергнуты репрессиям и высылке в годы войны: еще один выразительный штрих к истории советской кулинарии. Яркий эпизод 50-х – американская выставка в Москве, где Хрущев в знаменитом «кухонном споре» с Ричардом Никсоном, утверждал, что в СССР отнюдь не беднее, а посетители выставки выпили три миллиона порций «пепси-кола».
Очередь Ани как главного мемуариста, принявшего эстафету от Ларисы, наступает в описании, так сказать, московской кухни с шестидесятых годов. Она помнит такие сюжеты, как хрущевская затея с кукурузой, или, уже в положительной коннотации, рассказывает о ритуальном блюде позднесоветских лет – салате Оливье и его главном компоненте майонезе.
Затем – Америка и, самое интересное, поездки в Москву с первых же горбачевских лет. Мать с дочерью увидели и перестройку – с ее тотальным исчезновением еды и попыткой уничтожения алкоголя «минеральным секретарем» Горбачевым, - и крах СССР в начале 90-х, когда Аня с ее английским приятелем совершили поездку по национальным республикам, уже разбегавшимся от России: национальные блюда еще готовились, но бензин исчез. Описание этой поездки на старых «жигулях», ходивших на смеси бензина и спирта, американскому читателю, идеализирующему Горбачева, дадут едва ли не самый неожиданный материал или, ближе к контексту книги, пищу.
«И наконец приезд в путинскую Москву в 2007 году».
Александр Генис: Сама смешная глава в книге: густая смесь французского с нижегородским.
Борис Парамонов: Эта глава называется Putin on the Ritz – в параллель американской джазовой песенке о красивой жизни в богатом отеле Ритц: песня называется Putting on the Ritz (остановка в Ритце).
Тут найдено интересное определение кулинарной культуры новой Москвы и новых русских – «кулинарная порнография». Затем Лариса и Аня пережили некий триумф – обе выступили в шести передачах центрального телевидения, делясь своими кулинарными познаниями и умениями. Тут же приведены рассказы их нового знакомца – кремлевского повара, из них едва ли не самый интересный – о том, как воровали продукты в кремлевской столовой и даже на кунцевской даче Сталина.
Аня фон Бремзен в одном месте книги дает реминисценцию из Пруста, начавшего свою эпопею «В поисках утраченного времени» со сцены, в которой запах печенья «мадлен» пробуждает в герое-рассказчике все его воспоминания. Аня называет триггер своих воспоминаний «отравленная мадлен». Но книга ее не только горькая: жизнь была всякая, однако люди выживали и даже обретали счастье. «Всюду жизнь», как называется картина художника-передвижника Ярошенко. Но изображен в картине арестантский вагон, из решетки которого переселенцы кормят голубей. Советские люди были и арестантами и голубями, а некоторые из них даже переселились в хорошие места.
